— А еще есть Нарман, — сухо сказала Нимуэ, намеренно привнося юмор в разговор, и улыбнулась, наблюдая, как он смеется.
— Нарман... уникален во многих отношениях! — согласился он. — Полагаю, что в Федерации было довольно много людей — я имею в виду электронных личностей — но почему-то сомневаюсь, что кто-то из них был очень похож на него.
— Думаю, что это довольно правдивое предположение.
— Но, опять же, я также не думаю, что когда-либо был кто-то совсем такой, как ты, — сказал он. — В прежней ли Федерации или здесь, на Сэйфхолде.
Она напряглась, потому что в его тоне снова появилась мягкость.
— Что заставляет тебя так говорить? — медленно спросила она.
— Я думал об этом довольно долго, — ответил он немного уклончиво. — На самом деле, с того самого первого дня, как встретил тебя, стоящую за дверью Айрис и Гектора! — Он фыркнул. — Я не мог решить, был ли я более взбешен тем, что никто не сказал мне, что ты появишься, или потому, что тебе удалось проскользнуть сквозь все мои меры безопасности, и ни одна душа даже не заметила тебя. — Он покачал головой. — Я и не подозревал, что ты еще больше сейджин, чем сейджины!
— Ну, я же говорила тебе, что у нас с Мерлином были определенные несправедливые преимущества. Но почему ты поднял этот вопрос сегодня утром, Корин?
Его улыбка исчезла, как будто он понял, что она не позволит ему уклониться от ответа. Или, возможно, как будто он не хотел уклоняться от этого.
— Потому что мне понадобилось сегодняшнее утро, чтобы набраться смелости и поднять этот вопрос, — сказал он, глядя через стол ей в глаза.
— Неужели я настолько страшна? — она попыталась обратить это в шутку, но у нее не совсем получилось, потому что выражение его глаз... напугало ее.
— Одна из самых страшных людей, которых я знаю, — сказал он ей. — И не только потому, что я знаю, что ты можешь нарезать и положить кубиками свой путь через всю княжескую стражу в любое время, когда захочешь. Я имею в виду, что это немного... отрезвляет. Но на самом деле это не часть того, что я думаю о тебе. Больше нет.
— Тогда что ты обо мне думаешь?
— Как о самой красивой женщине, которую я когда-либо встречал, — сказал он, и в его тоне не было никакого подтрунивания.
Она уставилась на него через стол, и сердце, которого у нее больше не было, забилось быстрее, когда она почувствовала, что падает в этот темный, пристальный взгляд карих глаз. Затем она покачала головой.
— Я не такая, — сказала она. — Могу вспомнить дюжину женщин прямо здесь, в Мэнчире, которые намного красивее меня, Корин.
— Я далек от того, чтобы говорить сейджину, что она ошибается, но ты ошибаешься. Неправа, я имею в виду, а также самая красивая женщина, которую я когда-либо встречал.
— Корин, на самом деле я даже не женщина, — сказала она и удивилась, почему она так выразилась, даже когда сказала это.
— Как сказал бы лейтенант Реймейр, это драконье дерьмо, Нимуэ. — Его голос был тверд. — Ты только что сказала, что Мерлин — мужчина, и это так. На самом деле, один из самых мужественных мужчин, которых я когда-либо встречал. Иногда я думаю, что это потому, что когда-то он был женщиной, и это дает ему перспективу, которую большинство простых мужчин никогда не смогут иметь. Но ты, моя дорогая, несомненно, женщина.
Это давно исчезнувшее сердце, казалось, подпрыгнуло в ее искусственной груди при словах "моя дорогая", но за этим прыжком также стояла огромная боль, и она снова покачала головой, сильнее, чем раньше.
— Не ходи дальше, Корин, — тихо сказала она.
— Почему нет? — его голос был таким же мягким, но его глаза удерживали ее.
— Потому что ты разговариваешь с машиной, внутри которой живет призрак, — резко сказала она ему. Горечь в собственном тоне потрясла ее, но она непоколебимо продолжала: — Это не женщина, это машина. Та, которую я могу настроить так, чтобы она притворялась тем, кем я хочу. Я была мужчиной, таким же, как Мерлин, когда мне это было нужно. Я не могу сделать себя выше или ниже, но что еще ты хотел бы увидеть, Корин? Брюнетку? Блондинку? Старуху? — Она рассмеялась. — О, я могу притворяться на многих уровнях, Корин. В конце концов, ПИКА последнего поколения полностью функциональна. Но как бы это ни выглядело в любой данный момент, это всего лишь машина, притворяющаяся женщиной!
— Я не говорил о чисто физическом, — спокойно сказал он, — но хорошо осведомлен о твоих... способностях хамелеона. Я видел, как ты была теми другими людьми, помнишь? И признаю, что в некотором смысле это делает тебя еще более очаровательным для простого мальчика из Сэйфхолда. Но я также видел файл с изображением Нимуэ Элбан. Кроме цвета волос — и роста — ты идентична ей, и мне больше ничего не нужно. Имей в виду, я бы чувствовал к тебе то же самое, как бы ты ни выглядела в данный момент — ну, может быть, за исключением мужского вида. И причина, по которой я бы это сделал, заключается в том, что я разговариваю не с машиной, внутри которой живет призрак, каким бы... настраиваемым ты ни была. Я разговариваю с искусственным телом, внутри которого находится человек. С душой внутри него, точно так же, как внутри меня есть человек или душа.
— Действительно? — Она посмотрела на кусочек тоста в своей руке, затем почти сердито отмахнулась от него и снова посмотрела на него. — Это даже не топливо для меня, Корин. У меня внутри термоядерный реактор с многолетним запасом реакторной массы. Я могла бы месяцами ходить по дну проклятого океана, не дыша, не говоря уже о еде! Это всего лишь сырье, которое будет доступно в следующий раз, когда я полностью превращусь в кого-то другого.
— И ты ешь это, потому что тебе нравится вкус, — возразил он. — Это очень человеческая мотивация, и, возможно, это означает, что она действительно нужна тебе не только для сырья. Но это также совершенно не относится к делу. И дело в том, что я всегда восхищался и уважал тебя, даже когда ты была "просто" сейджин Нимуэ. Когда я узнал, кто ты на самом деле, чем пожертвовала Нимуэ Элбан, чтобы ты была здесь в этот момент и делала то, что ты делаешь, то, что я почувствовал, было гораздо больше похоже на благоговейный трепет. Однако за последние несколько месяцев я обнаружил, что чувствую и кое-что еще.
Она смотрела на него, отказываясь говорить, сама не понимая, почему ей так страшно, и он позволил тишине продлиться две или три секунды, прежде чем протянул руку через стол и нежно коснулся ее запястья.
— Я обнаружил, что чувствую то, чего никогда не ожидал почувствовать, — сказал он ей. — Я обнаружил, что ты не просто мой коллега, не просто аватар Нимуэ Элбан, не просто сейджин и, черт возьми, не просто мой друг.
— Не надо, Корин, — сказала она мягко, почти умоляюще. — Не надо.
— Не делать что? Говорить тебе, что я люблю тебя? — Она вздрогнула, но он только покачал головой. — Мне неприятно это признавать, но иногда я могу быть немного медлительным, поэтому я тоже удивился, когда понял. Тем не менее, это правда. Я действительно люблю тебя, Нимуэ Чуэрио. Мне жаль, если это тебя расстраивает, но я мало что могу с этим поделать.
Его улыбка была странной, но его глаза были темными, темными, когда они сверлили ее взглядом.
— Корин, ты не знаешь, что говоришь. Ты не знаешь, кому ты это говоришь!
— Да, я знаю. Может быть, лучше, чем ты.
— Ты так думаешь? — резко спросила она.
Она активировала функцию ПИКА, которой не пользовалась с того момента, как впервые очнулась в пещере Нимуэ, затем протянула свободную руку и сняла все свое лицо. На него смотрел череп, плоскости его структуры мерцали бронзовым оттенком синтетики Федерации, а не белизной человеческой кости, и ее сверкающие сапфировые глаза делали его еще более нечеловеческим, когда они смотрели на него в ответ.
— Вот кто я, Корин! — сказал безгубый рот под этими глазами.
— И ты хочешь сказать... что? — спросил он, не отводя взгляда, не дрогнув.
Она пристально посмотрела на него, и он спокойно встретил этот взгляд.
— Ты действительно думаешь, что я мог бы провести последние три года, изучая Федерацию и ее технологии, не понимая, что женщина за столом напротив меня — женщина, которую я понял, что люблю, — не существовала бы без этого? Что, если бы Сова не смог создать тело, в котором ты живешь, я бы никогда тебя не встретил? Конечно, я понимаю это, Нимуэ! И как я мог подумать, что чего бы мне ни стоило встретиться с тобой, это что угодно, кроме чуда? Что ты совсем не чудо? Боже милостивый, женщина! Я что, похож на идиота?!
Она уставилась на него, все еще держа лицо в ладонях, затем покачала головой. Слеза блеснула в уголке одного из этих глаз, когда автономное программирование ее ПИКА отреагировало на ее эмоции.
— Корин, — сказала она, — есть много женщин — настоящих женщин, женщин из плоти и крови, — которые хотели бы любить тебя. Но я не они.
— Ты хочешь сказать, что ничего не чувствуешь ко мне? — спокойно спросил он. — Потому что я думаю, что, возможно, я был не единственным медлительным учеником в этой комнате, и думаю, что ты тоже такая. Возможно, ты не позволяла себе думать об этом, но похоже, все же делаешь это.
Она сидела неподвижно, с идеальной электронной памятью ПИКА, прокручивающейся через пятидневки, месяцы, годы разговоров за этим самым столом. О планировании занятий для княжеской стражи еще до того, как он узнал правду о том, кем она была. О шутках и смехе. О том, как она обнаружила, что поворачивается к двери, когда ее более чем человеческий слух распознавал его шаги, приближающиеся по коридору. О ... счастье, в котором она расслаблялась, когда была с ним.
— Я ... — начала она, затем остановилась. Покачала головой.
— Ты мой друг, — сказала она наконец, и ее голос прозвучал как-то неуверенно, почти неуверенно, даже для нее самой.
— Среди прочего, — сказал он. Затем он одарил ее улыбкой, которая была более кривой, чем могла бы объяснить его покрытая шрамами щека. — Как думаешь, ты могла бы снова надеть свое лицо? — его улыбка стала немного шире. — Трудно прочитать выражение твоего лица, когда у тебя его нет.
— Чего именно? — она удивила саму себя взрывом смеха. — Выражения? Или лица?
— И то, и другое. Довольно сложно иметь первое без второго, — заметил он, и она поняла, что он действительно был полностью расслаблен, ему было комфортно с блестящим синтетическим черепом, который она только что ему показала.
— Хорошо, — сказала она и обеими руками поставила искусственную кожу и мышцы, которые она сняла. Она разгладила шов кончиками пальцев, запустила другую команду, и соединение волос исчезло, когда нанотех снова соединил "кожу" и "мышцы". Затем она скрестила руки на груди и посмотрела на него через стол.
— Корин, может быть, я действительно чувствую что-то большее, чем просто дружбу. Но это не то, что тебе нужно. Я не могу дать тебе то, что тебе нужно.
— Значит, Мерлин не может дать Ниниэн то, что ей нужно? — он откинулся назад, скрестив руки на груди. — Странно. Они кажутся очень счастливыми вместе!
— Но...
Она снова остановилась, понятия не имея, что начала говорить, и его глаза были теплыми и нежными. Она почувствовала, что падает в них, и уперлась изо всех сил. Он не понимал. Не совсем. Он не мог, и...
— Нимуэ, — сказал он, — перестань бояться.
— Бояться?! — резко спросила она.
— Бояться, — повторил он.
— Чего? — теперь она чувствовала себя почти злой. — Тебя?
— Гбаба, — сказал он, и она дернулась, полностью выпрямившись в своем кресле в полном удивлении.
— Какое отношение Гбаба имеют к этому разговору? — потребовала она.
— Они во многом связаны с причинами, по которым Нимуэ Элбан никогда не позволяла себе любить кого-то, — непоколебимо сказал он. — Не так, как я люблю тебя. Не так, как я думаю, ты, возможно, позволила себе любить меня, не осознавая этого.
Она уставилась на него и поняла, что ее губы начали дрожать.
— Нимуэ Элбан собиралась умереть, — сказал он ей. — Она собиралась умереть, как и весь ее мир, и все, кого она позволила себе любить, поэтому она не позволила себе. Не так, как она могла бы. Так, как и должен был поступить такой особенный человек, как она. Неужели ты думаешь, я бы не понял, что так и должно было быть? Я не могу по-настоящему понять, насколько ужасным, должно быть, было это знание, это решение, какие эмоциональные и духовные шрамы они должны были оставить, но знаю, что это было ужасно, и знаю, что шрамы остались. Мне нужно только понаблюдать за тобой и Мерлином, увидеть, как глубоко вы чувствуете, как невероятно, яростно защищаете, чтобы понять это. Ты знала, что умрешь еще до того, как тебе исполнится сорок, и так же поступит любой, кого ты позволишь себе полюбить. Скажи мне, что ты не строила барьеров. Скажи мне, что ты не отгородила часть себя стеной только для того, чтобы продолжать функционировать, убить еще нескольких Гбаба, прежде чем они уничтожат весь твой вид!
Еще одна одинокая слеза скатилась по ее искусственной щеке, и он потянулся через стол, чтобы вытереть ее безупречно чистой льняной салфеткой.
— Я даже представить себе не могу, на что это было похоже. Может быть, я вижу тень этого в возможности возвращения "архангелов", но не в реальности. Но даже при том, что ты все еще Нимуэ Элбан во всех отношениях, которые имеют значение, ты не живешь в ее мире. Ты живешь в моем — в нашем. Этому миру не обязательно наступит конец. Насколько мы обеспокоены, это может произойти, если "архангелы" вернутся и отменят все, чего мы достигли, но это не обязательно. Это не та угроза, которую мы не можем победить, и мы чертовски уверены, что не знаем, что мы обречены! И даже если бы это было так, это не имело бы значения. Я люблю тебя, и это самое главное. Не то, сколько у нас времени, не то, синтетическое твое тело или нет. И не о том, заслуживаешь ли ты любви или нет, когда ты все еще жива, а все люди, которых любила Нимуэ Элбан, мертвы.
Она дернулась, как будто он ударил ее. И, в некотором смысле, так оно и было, потому что она никогда не думала об этом с такой точки зрения.
Никогда не понимала, что он был прав.
— Я разговаривал с Нарманом несколько недель назад, — сказал ей Корин. — Мы говорили о первой кампании Сиддармарка, когда Мерлин придумал свой безумный, блестящий план отправить броненосцы на полторы тысячи миль вглубь страны по каналам. Это было настолько нестандартно, что храмовые мальчики этого даже не предвидели. Как они могли это сделать?! Но Мерлин когда-нибудь обсуждал с тобой ту зиму?
— Нет.., — медленно произнесла она. — Он дал мне скачать краткое изложение этого. Хотя мы никогда по-настоящему это не обсуждали. — Она наклонила голову. — Почему?
— Потому что мы чуть не потеряли его, — тихо сказал Корин. Ее глаза расширились, и он пожал плечами. — Не знаю, понимает ли это даже Мерлин, но это правда. Он винил себя за это — за все это — и ненавидел себя из-за всех людей, которых он лично убил. Люди, у которых никогда не было шанса выжить против него. Он не говорил об этом, не признавался в этом никому другому, но чувство вины и боль внутри поглощали его, Нимуэ.
