Назначив наблюдателей и объяснив, что надо делать, вернулся к мысли о том, почему 'Овод' не предупредил о неизвестной тройке самолетов, которые прошли над нами на бреющем...
— Какой я тупица! Конечно на бреющем! Именно по этому, наш радар и не смог обнаружить их. Они шли на слишком низкой высоте. Надо это учесть.
Сориентировавшись по карте, понял, что самолеты ушли в сторону города Горохов. Оттуда слышалась канонада. Перевалив через гребень очередного холма, увидел лежащий впереди городок, который уютно расположился по берегу небольшого озера, в которое втекала с запада и вытекала на восток речушка. С восточной стороны через речушку был переброшен мост, соединяющий две части городка.
Над Гороховым шел воздушный бой. Тройка наших самолетов мешала прицельно бомбить девятке немецких бомбардировщиков. Вот один из них клюнув носом пошел дымя вниз.
— Падает! — заорал, глядя из-под руки, показал пальцем в сторону города, ефрейтор Сулимов. — Товарищ лейтенант, ребята, — обращается он ко всем, — вы посмотрите, как он падает!
Спустившись с холма, вышли на окраину Горохова. Страшная картина предстала перед нами. Казалось, идут кадры замедленной съёмки: неуверенно двигались люди, редко проезжали машины. В нескольких местах горели дома. Их никто не тушил, видимо, некому было. Некоторые дома разнесло взрывами. У разрушенных домов я впервые увидел жестокие приметы войны — тела убитых. К ним тоже пока никто не подходил. Жуткий контраст был между этим кажущимся покоем, сонной тишиной и следами только что закончившейся бомбежки.
Слышно, что недалеко идёт бой. Замаскировшись у развилки дорог на окраине, мы наблюдаем за местностью. В это время из городка пешим строем выходит какая-то воинская часть. Первое, что бросилось мне в глаза-все солдаты были в добротных кожаных сапогах. Из-за поднятой пыли, которая не опускаясь висела в воздухе, передвижение колонны определялось больше по звуку, чем визуально. Был слышен топот множества ног, стук повозок, громыхание орудий, тарахтение редких грузовиков по шоссе. То и дело слышатся команды:
— Шире шаг!
— Ро-та, бе-го-м!..
Тональный вызов рации, отвлекает от наблюдения за колонной:
— Воздух! Предупреждает 'Овод'. — С запада в ваш квадрат следует девять целей. Предположительно бомбардировщики. Через несколько минут они будут над городом.
Невооруженным глазом уже видны точки в бирюзовом небе. Приближаясь, они растут на глазах, спустя некоторое время слышится гул моторов. Это немецкие самолеты, они — ближе и ближе к нам. На крыльях, фюзеляжах — кресты, на хвостах — свастика. Передняя машина начинает делать заход вдоль шоссе, за ней тот же маневр повторяют остальные.
Я через бинокль, рассматриваю немецкие самолеты. Идут четким строем, как на параде. Вот они чуть довернули влево, стала видна идеальная фронтальная проекция самолета, и я кричу башенному стрелку Сулимову:
— Упреждение ноль, дистанция тысяча! Огонь по готовности!
Пока Сулимов разворачивал башню и поднимал ствол, головной самолет успел сбросить бомбы на колонну наших войск. Наконец-то гремит длинная, патронов на десять, очередь из КПВТ. Мы видим: головной самолет начал дымить и терять равновесие. Потом за ним потянулась густая черная лента дыма. Машина перестала подчиняться летчику, ее потянуло вниз, в сторону от большака, и тут она врезалась в землю. Другие самолеты резко отвернули с боевого курса и стали сбрасывать бомбы куда попало.
-Гони, к самолету! Кричу через ТПУ водителю и толкаю его в плечо.
Проломившись через кустарник напрямик, оказались у сбитого самолета первыми. Выскочили из БТРа и видим: один из летчиков выбрался из обломков и ползет к кустам.
— Немец?! — удивленно кричит наводчик.
— А кому ж и быть, как не ему, — бурчит один из моих солдат. Мы быстро обезоруживаем немецкого летчика, оттаскиваем подальше от жаркого огня, скручиваем ему руки за спиной. Он ранен в ногу.
— Нурмухамедов! — зову водителя — Иди, поговори с ним, ты умеешь.
Но беседа не состоялась: немец дико смотрит на нас и упорно молчит.
— Он язык проглотил, — насмешливо объявляет Махамбет.
Позади нас фыркает мотор, мы оглянулись и увидели, что к нам подъезжает легковая машина с открытым верхом, в которой на заднем сидении находятся два командира. Когда они вышли и стали рядом, то стало заметно, что один выше другого на целую голову. У того, который был выше, на обоих рукавах гимнастерки я заметил нашитые красные звезды с черной окантовкой. В голове почему-то всплыло — "комиссарские".
— Кто стрелял? Спросил высокий командир.
— Наводчик ефрейтор Сулимов, товарищ ...?
— Батальонный комиссар Гордон. Добро, ефрейтор!
— Служу Советскому Союзу!
— Вообще-то отвечаете не по уставу, но в целом идеологически верно! Товарищ ефрейтор! А что, за форма на вас?
Только Сулимов открыл рот для ответа, как тут подошла санитарная машина. Батальонный комиссар приказал забрать пленного и отвезти к командиру дивизии. Проследив за исполнением своего приказа, комиссар повернулся в нашу сторону. В этот момент, меня окликнул Сулимов и сказал:
— Товарищ лейтенант! 'Овод' на связи!
Подойдя к БТРу, я сказал рядовому Рябошапке: — Дай сюда второй шлемофон.
— Он не работает, товарищ лейтенант!
— Как не работает? А чего ты не заменил его в полку-то?
— Забыл.
— Ёперный театр!
Вдруг Сулимов напрягся и поднял указательный палец вверх.
— Что такое Сулимов? — спросил я его.
— Тише! Дивизион на связи, слышно плохо.
— Да тихо вы, и так плохо слышно, — прикрикнул я.
Все замолкли, Сулимов некоторое время сидел и внимательно слушал, а затем, прижав двумя пальцами ларингофон к шее, сказал:
— Я "Парус" понял вас!
Немного подождав, Сулимов опять ответил:
— Да... да, 'Овод' все понятно!
Сняв с головы шлемофон, Сулимов доложил:
— Товарищ лейтенант! 'Овод' предупреждает, что немцы ведут интенсивную авиаразведку в районе юго-западнее, западнее и северо-западнее Горохова. 'Овод' четко наблюдает как немецкие тактические авиаразведчики на небольших высотах-до километра, находясь, каждый в своем квадрате, постепенно перемещаются на восток, скорее всего, ведя разведку в полосе наступления своего соединения. На большой высоте ходят дальние разведчики типа того, который совершил вынужденную сегодня рано утром. 'Гвоздика' приказывает: со всеми предосторожностями перемещаться в указанном нам направлении, и установить линию соприкосновения с немецкими частями. К нам направляется взвод 'Шилок', в составе двух установок и комбатовская КШМка для корректировки огня дивизиона, в нашем направлении. По прибытии командира первой батареи, поступить в его распоряжение.
Выпалив все это буквально за полминуты, Сулимов сделал глубокий вздох.
Я не давая батальонному комиссару, что называется открыть рот, сказал:
— Товарищ батальонный комиссар! Только что, поступили важные данные. Противник находится в десяти-пятнадцати километрах от города. В течении пяти-шести минут, наши части находящиеся на марше будут подвергнуты массированной бомбежке. Прикажите дать команду 'Воздух'.
К сожалению, те подразделения, которые ушли вперед, пострадали от налета. Продвигаясь вперед уже вдоль дороги, видели, как на обочинах раненые громко кричали от нестерпимой боли, лежали убитые. По такой жаре страшно смотреть на тела убитых. В считанные секунды рой разжиревших мух окружает погибших бойцов и только что живой человек, который несколько минут назад шёл рядом с кем-то, вдруг превращается в распухающий труп. Ужасное ощущение! Это была наша первая встреча с врагом, первое боевое крещение.
Что бы, не попасть под новый налет пришлось поспешно переезжать на другое место. По рации 'Овод' опять предупреждает о подходе немецкой авиации.
— Черт возьми! Где наша авиация? Ну не всю же уничтожили на аэродромах?
Переждав очередную бомбежку, снова продвигаемся вперед. Все ближе и ближе к линии соприкосновения. Теперь она действительно где-то рядом. Навстречу нам идут и едут раненые красноармейцы и командиры. Не имея возможности непосредственно опрашивать бойцов, мы жадно вслушиваемся в их разговоры. Узнаем, что немцы быстро продвигаются на восток. Мимо нас на запад повернула кавалерийская часть с тачанками. Музейные войска! Долго ли эта часть повоюет по правилам 20-х годов?! Следом за ними связисты тянут полевой кабель по придорожной канаве. Идущая рысью повозка раскручивала катушку с проводом.
В самый разгар боя с самолетами противника, появились наши истребители. Неожиданно, ближайшая к нам 'Шилка' дала залп и сбила наш истребитель. Из-за пыли наводчик 'Шилки' наводил по отметкам на индикаторе кругового обзора радара и без системы опознавания 'свой-чужой' допустил ошибку. Я выдал в радиосеть зенитчиков такой загиб, что проняло наверное до небес. 'Шилка' перестала крутить башней, подняв стволы вверх и только антенна радара двигалась — оператор продолжал следить за воздушной обстановкой.
Тем временем другой наш истребитель зашел в хвост 'Юнкерсу', и огненные трассы прошили его фюзеляж. Он пытается ускользнуть — входит в разворот, бортстрелки не жалея патронов отстреливаются, но нет, уйти ему не удалось — сверху на него сваливается еще один наш истребитель и тоже открывает огонь. 'Юнкерс' задымился, вспыхнул и пошел к земле, из него выбрасывается экипаж и спасается на парашютах — на земле его уже поджидают. В следующую секунду наш летчик, который атаковал 'Юнкерса' сверху, сам попал под огонь бортстрелков двух бомбардировщиков, перехвативших его при выходе из атаки пулеметным огнем...
Всю эту карусель воздушного боя наблюдали с земли наши солдаты и командиры, они прекрасно видели и переживали нависшую над нашим летчиком опасность, пытались кричать, предупреждая его. Но это был крик бессильной злости и боли за судьбу своих летчиков, который не мог быть услышан — не было радиосвязи, не было управления боем ни с земли, ни в воздухе.
Последний летчик, увлекшись атакой, не заметил опасность, наверное у него еще не было навыка осмотрительности, чувства смертельной опасности в воздушном бою. Он не предпринял никаких действий, чтобы выйти из-под удара, и теперь было уже поздно что-либо сделать... Его самолет покачнулся, еще немного неуверенно пролетел по горизонту, затем, накренившись, пошел на снижение, будто пытаясь произвести посадку. Видимо, летчик был ранен и пытался спасти самолет и себя, но силы и жизнь его оставили, неуправляемый самолет, не выходя из пикирования, скрылся за холмами севернее города, а затем донесся взрыв и поднялся столб черного дыма с пламенем...
'Юнкерсы' на полном газу поспешили уйти на свою территорию. В воздухе над городом, смещаясь в сторону границы, завязался воздушный бой. Воздушная карусель истребителей — завораживающее зрелище. Одни сражаются на виражах, другие пытаются использовать высоту, сплошной гул и рев моторов, трассы пулеметных и пушечных очередей, дымовые шлейфы и огненные факелы...
За ними появляются танки. Они как-то вдруг вырастают на белесом фоне неба и останавливаются, зловеще поблескивая на солнце стволами орудий.
— Зассали! — убежденно говорит наводчик Сулимов.
— Пойдут, — уверенно отвечает водитель БТРа. — Постоят, постоят и пойдут.
— Прямо не попрут, это факт, завязнут, видишь как заболочено! А на этой узенькой дорожке мы уж их встретим. — И наводчик сжимает пальцы в жилистый загоревший кулак.
— Чем встретишь, своим КПВТ? Резонно возражает водитель.
— Почему КПВТ? Есть еще две 'Шилки', самоходки огонька подбросят!
— Знаешь сколько снарядов надо, чтобы полсотни танков подбить? Не-е-е. Дай бог шугануть их хорошо, чтобы пошли искать другую дорогу.
Солнце начинает подбираться к полудню, а немецкие танки все стоят на холмах. Не движутся и не стреляют, чего-то ждут. Должно быть, данных своей разведки, высматривают, нет ли поблизости противотанковых орудий.
Мы тем временем активно переговариваемся по своей радиосети. Кроме 'Шилок', которые уже показали, чего они стоят, с ними прибыла КШМка командира одной из батарей дивизиона. Как старший по званию, он взял на себя командование нашей группой, и теперь по рации распределял цели и задачи каждому. 'Шилки' он поставил так, чтобы можно было поразить танки немцев в борта, а свой МТЛБу с ДШКМ и наш БТР с другой стороны дороги за болотцем, чтобы можно было наблюдать за действиями немцев со всех сторон. Зенитчики доложили что заняли позиции и замаскировались. Чуть позже, от них по сети прошел доклад о том, что они наблюдают воздушного разведчика и предложили его сбить, что бы не высматривал лишнего.
-Отставить! Мгновенно реагирует комбат. — Сейчас эту птицу собьешь — немцы хер на дамбу вылезут... Пусть он гаденыш сообщит, что всё хорощо, а там и писец воробышку...
Немецкий разведчик буквально ходил по нашим головам — искал наши замаскированные позиции. У немцев сложилась очень щекотливая ситуация: кратчайшая дорога вела через насыпную дамбу длиной километра два, и свернуть с неё уже нельзя. Поэтому они так осторожничают. Видимо немецкий командир прекрасно понимал сложившуюся ситуацию и выслал вперед мотоциклистов. Лихо проскочив дамбу, они веером рассыпались по всевозможным дорожкам прочесывая полосу метров по пятьсот с обеих сторон основной дороги. Вскоре там стали взлетать ракеты. Наконец, немецкие танки, трогаются. Рванув воздух оглушительным ревом запущенных моторов, танки справа по одному начинают с ревом вытягиваться на дорогу. Впереди — тяжелые, за ними — средние, в хвосте — легкие. Замыкает колонну — пехота на грузовиках, хотя я заметил и несколько бронетранспортеров. Как-то не привычно, просто резал глаз внешний вид немецких танков. Я привык видеть в кино про войну совершенно другую технику. Чтобы не путаться, для себя я определил так: самые крупные с восемью катками на борт — тяжелые; немного меньше первых с шестью катками на борт — средние; все остальные — легкие.
— К бою! — проходит команда нашего комбата по радиосети.
Передний танк выруливает на дорогу и, прибавляя скорость, двигается в нашу сторону. На его правом боку отчетливо просматривается черный крест в белом окаймлении. По замыслу нашего комбата две 'Шилки' должны были подбить первый и последний танк, заперев всю колонну на дамбе и накрыть её потом сосредоточенным огнем всего дивизиона. Мне в прицел видно, как с переднего танка вдруг как песчинка слетает башня и перевернувшись пару раз в воздухе падает не далеко от танка. Следом доходит звук выстрела тяжелого орудия. Через пару секунд, танк шедший вторым подпрыгивает на месте, и из всех щелей, как по команде выходит густой черный дым. Слышу как по рации комбат, глотая окончания слов приказывает нашим зенитчикам чтобы они не е..ли себе мозги с танками, а в первую очередь сбили авиаразведчика.
Буквально через несколько секунд одна из 'Шилок' дала полный залп из всех четырех стволов, как говорится: 'с гарантией'. Авиаразведчик подбросило вверх и он распался на множество небольших фрагментов. Одновременно с этим огонь всего дивизиона накрыл хвост колонны. Это решение позволяло, во первых запереть хвост колонны, а во вторых не закрывать цели тяжелой батарее, которая так кстати оказалась здесь, разрывами осколочно-фугасных снарядов и пылью, которая подымается от разрывов. Одна 'Шилка' прикрывала тяжелую батарею от воздушного нападения, а вторая добивала все то, что смогло выбраться из-под обстрела наших 'Гвоздик'. На дамбе был ад. Огнем нашего дивизиона управляет искусный мастер. Он то накрывает меткими залпами грузовики с пехотой, то внезапно меняет установки и бьет по скоплению легких танков, а то опять переносит огонь по грузовикам. Как только начинают оживать, шевелиться гитлеровцы, огонь опять гуляет среди машин. Немецкие танки не в состоянии маневрировать, открыли бешеный огонь по тяжелой батарее, её огневые были в облаке пыли, в котором то и дело сверкают разрывы.
