Хозяйка леса2

— Я ведь её как увидел, в душе всё перевернулось! И улыбка у неё такая...загадочная, и сама вся ...будто не от мира сего! Помню, иду следом, на...кхм, спину её таращусь, а у самого душа в узел! Никогда такого не чувствовал, а сейчас, хоть вой! Только кто я для неё? Чурбан солдафонский, ни дара, ни наследства, ни долгих лет жизни! А она... Она — фея ночи, ведьма!

— Это ты про кого так расписываешь? — чуть было не поперхнувшись глотком воды, уточнила чародейка. Она, конечно, догадывалась о какой такой раскрасавице идёт речь, но на всякий случай решила уточнить. Мало ли...

— О праба...о родственнице вашей — Викториане.

Чем громче Ульяна смеялась, тем бледнее становилось лицо Георга. Несчастный влюблённый уже сто раз успел пожалеть о том, что затеял разговор.

— Не злись, Георг, не расстраивайся. Я ведь не над тобой смеюсь; над собой потешаюсь. Были времена, когда я праба...родственнице свое дорогой говорила, что с её повадками жениха ей никогда не сыскать. А она мне отвечала, мол, своё уже давно отженихала. Только я ведь видела, как она от одиночества мается. Ведьмы — женщины особенные. Им спутник по жизни, как воздух нужен. Вот только если чувства у него не искренние, она это сразу поймёт, а твою влюблённость Викториана тут же заметила, не сомневайся. Так что безразличным к ней прикидываться тебе резону нет. Выход только один — признайся, скажи всё как есть и жди со спокойной душой ответа.

— Почему со спокойной? — бравый вояка схватил кувшин с водой и, пытаясь не пролить ни капельки, начал прицеливаться горлышком сосуда в высокий бокал. Руки немного дрожали, но тот, кто с недругом в своё время лихо справлялся и с любовной лихорадкой сладит.

— Мне кажется, ты в её вкусе. Она всегда говорила: 'К блондинам питаю особую слабость: их легче разглядеть в темноте'.

— Хотелось бы верить... — озадачено протянул потенциальный жених.

С души Ульяны будто камень свалился. Она знала: Сердай слишком насторожено относится ко всем окружающим её мужчинам, а уж если симпатию учует или иную заинтересованность, пиши пропало. И ведь понимает, что кроме него никто другой хозяйке леса не мил, а бдит, бдит сердечный. Но так даже лучше. Мужчина должен быть всегда начеку. Да и самой спокойней — на других красавиц меньше поглядывать станет.

После завтрака и неожиданно приятной беседы, магесса отправилась в мастерскую. Плотно закрыв за собой дверь, она встала по среди помещения, широко раскинула руки и застыла на месте.

'За мной никто не следит, — безмолвно сказала она. — Отца в доме нет. Его шпики засели в роще у дома, за конюшней и у самого порога особняка. К одному из них тянется след сотворённого мной артефакта'. Улиана чуть шевельнула ладонью и окно тихо потянуло рамы друг к дружке. Вслед за ними наглухо закрылись тяжёлые шторы. В полной тишине раздался глухой щелчок. С раскинутых в стороны рук, соскользнули и мягко опустились на пол алмазные браслеты. Свечи на полках вспыхнули, как по команде, находящаяся в кувшине вода закрутилась словно водоворот и покинула пределы своего заточения. Осевшая на пол пыль послушно расползлась по углам, собралась в маленькие кучки и замерла в ожидании приказа. Чародейка изобразила на лице одну из коронных улыбок.

— Так-то, всемогущий господин Крофф. Я всегда добиваюсь того, что нужно именно мне. Сегодня ночью ты сделаешь ещё один неверный ход. Такова твоя участь — совершать ошибки.

Хозяйка леса посмотрела в сторону окна, моргнула и плотно закрытые шторы плавно разъехались в стороны. Вслед за ними широко рапахнулось окно, а вода покорно вернулась в сосуд. Свечи погасли, обнажив хрупкие фитильки и тут же стыдливо окутали их редким дымком. Пыль равномерно покрыла мраморный пол. Перекочевавшие из категории 'ненавистные' в категорию 'дорогие' браслеты, послушно воспарили к запястьям своей госпожи и нежно защёлкнулись на запястьях. Отличного качества дверь охотно раскрыла объятья. Гордо вскинув голову, Улиана Стихийная-Крофф переступила порог и покинула ставшее ненужным помещение.

Этот день магесса решила посвятить тому, чем хотела заняться давным-давно — навестить сокровищиницу отца. Её не интересовали дорогие украшения, золотые монеты и бездарные артефакты. Её интересовала книга.

Две служанки недовольно посмотрели вслед входящей в библиотеку Ульяне. А что в том особенного? Скучно вельможьей дочке. Пусть развлекается, лишь бы народ не трогала. А уж слуги, пока она там находиться будет, туда ни ногой. Ей Богу....

— Видала? — выглядывая из-за угла, спросила пухленькая горничная у длинноногой подруги-прачки.

— Спрашиваешь! — громко прошептала та, — пойду, предупрежу остальных, пусть про этот коридор до вечера забудут. Знаю я этих, с мозгами набекрень. Если в книги носом уткнуться, попробуй, побеспокой!

— Это уж точно! Пойдём отсюда. Мало ли, что ей в голову придёт...

Крадущимися шагами, девушки поспешили отойти от библиотеки подальше, а отлично слышавшая каждое их слово Ульяна, плотно закрыла за собой дверь и смело пошла к стеллажу у дальней стены. Ведущий в хранилище вход прятался именно там. Но оставив стеллажи без внимания, чародейка подошла к большой картине. Наивный отец до сих пор свято верил в то, что полотно написано кистью лучшего художника этого мира. Увы. Много лет назад, в одном маленьком магазинчике на задворках столицы, Ульяне посчастливилось наткнуться на самое бездарное художественное творение которое ей когда-либо доводилось видеть. Но рама! Какая красивая рама обрамляла чудовищный холст!

В тот же день, картина была куплена и припрятана в скромной комнатке школьного общежития. Со временем на холсте появился иной рисунок — несравненный Вальдемар Крофф, в лучах артефакта. Собственно говоря, дарящим магистру свет артефактом, оказалось ничто иное, как его любимая шпага.

Одним пасмурным утром, великий Крофф обнаружил у ворот особняка завёрнутый в насколько слоёв бумаги огромный пакет и прилагающуюся к нему записку: 'Моему кумиру! Примеру доблести и отваги! Неутомимому завоевателю! Да укрепит Сила вашу магию!' А ниже приписка: 'С теплом в душе и с верой в сердце, ваш искренний почетатель: Гавраель'. В то время великое множество непризнанных талантов пытались заявить о себе, прославляя знаменитых и успешных. Расчёт дочери был верным: пороверив нежданный подарок на ниличие негативной магии и всякого рода подлянок, Вальдемар Крофф распорядился отнести 'это' в дом. На следующий же день, полотно украсило собой стену в библиотеке.

Ульяна пробежалась пальчиками по периметру рамы и погладила шершавый холст. Рука плавно скользнула вперёд. Воздух в помещении стал густым и тягучим. Чародейка сделала шаг сквозь портрет. Подобный фокус она проделывала уже не первый раз. В то время, когда ей пришлось жить с отцом и его белобрысыми сыновями под одной крышей, сокровищница оказалась единственным местом, где она могла найти уединение. Улиана терпеливо дожидалась ухода предка из дома и проникала в святая-святых, когда только вздумается. Единственное, чего она не могла сделать — унести что-либо оттуда с собой, так как каждая вещица была строго учтена и пронумерована. К тому же, вещи, к которым девушка прикасалась, надлежало оставлять на том же месте и в том же положении. Но так, как Улиану интересовала только книга, сдеать это было нетрудно.

Искомое лежало, там же, где много лет тому назад. Рукописный фолиант маялся в одиночестве на обитом бархатом пуфе. С трепетом в душе, магесса взяла его в руки и тут же окунулась в омут запретных плетений.

Минуты терялись в часах, а день безвовратно терял минуты.

ГЛАВА 47.

Как и было оговорено, рассвет Сердай встретил в доме Викторианы. Зарываясь в горы книг, свитков и рукописей всё глубже, ведьма рассказывала своему гостю о том, чей след ей посчастливилось обнаружить за потайной дверью темницы ковена. А так же о том, каким образом несчастный пленник очутился в заточении.

— Аркад был лучшим из лучших! — то ли шептала, то ли восклицала хозяйка дома. — Он по праву занимал кресло правителя и ответственно относился к должности директора школы магов: отзывчивый, порядочный, строгий, бдительный!

Викториана печально посмотрела в окно, машинально отодвинула в сторону стопку только что пересмотренных книг и с удвоенным энтузиазмом принялась за следующую.

— Команда магистров, которую ему удалось собрать за столом первого круга, буквально по крупицам восстанавливала этот мир! История умалчивает о многих вещах! Память людей коротка, а жизнь скоротечна. Истории о противостоянии двух миров превратились в легенды! Теперь мир ковена не имеет названия и не имеет прошлого. Война была долгой и жестокой. Существа из сгустков энергии паразитировали на каждом маге, каждом человеке. Сущности, сотканные из самой тьмы, тянули щупальца ко всему живому и жили за чужой счёт. Благодаря Аркаду и его друзьям эта земля стала независимой. Нынешним правителям упоминать об этом не с руки.

— Это может показаться странным, — Сердай сдвинул брови и серьёзно посмотрел в глаза Викториане, — но, кажется, ночью мне довелось увидеть парочку существ, о которых ты только что говорила.

— Не может быть! — ведьма испуганно посмотрела в окно и, безвольно опустив руки, медленно, будто боясь промахнуться, села на стул. — Этого не может быть... — ещё раз, с дрожью в голосе повторила она.

— Может! — с нажимом произнёс оборотень и дословно процитировал разговор двух более, чем странных стражей темницы.

Викториана вскочила и вновь продолжила поиски. Теперь уже с фанатичным блеском в глазах.

Многое из рассказанного состояло лишь из домыслов, но повествование ведьмы было столь красочным, что Сердаю не составило труда представить полную картину событий, происходящих в те далёкие дни.

Оборотень молча наблюдал за бесплодными попытками чародейки найти нужный источник информации и анализировал услышанное. Чувствовалось, что какая-то мелкая, незначительная деталь всё время ускользает из вида, и это настораживало. Подобные несоответствия, чаще всего, заставляют усомниться слушателей в достоверности поведанных им историй. Поэтому Седай задал ведьме прямой, лишённый дипломатичного лоска вопрос.

— А откуда такая уверенность, что человек, о котором, помимо Аркада, ты несколько раз упомянула в рассказе, здесь ни при чём? По твоим словам, выходит, он надёжный друг и не вмешивающийся в дела нынешней политики ковена субъект. Но я разменял вторую сотню лет и знаю: чаще всего виновником трагедии или организатором преступления оказывается тот, на кого и подумать-то стыдно.

— Я никогда не предавала этому значения! — отодвигая в сторону уже ненужную книгу, задумчиво ответила хозяйка дома. — У меня нет повода не доверять ему. Но раз уж и ты усомнился в том, что я считала лишь совпадением, значит не всё так прозрачно, как кажется.

— Со стороны видней. Не забывай.

— Вот и Ульяна мне о том долго твердила. А ведь и ты, оборотень, и она, можете быть правы, чёрт возьми! — ведьма раздражённо взмахнула рукой и несметное количество книг поспешило занять свои законные места на добротных полках. — Если ваше предположение верно, это в корне меняет дело! Отправляйся-ка ты домой и постарайся весь день не высовывать на улицы города свой волчий нос!

Сердай не стал спорить с женщиной. К тому же позаботилась о нём родственница Ульнушки славно — вон, какой узел с провизией приготовила. Уже слюна катится.

— Пойду я, — хлопнув ладонями по коленям, вожак поднялся и направился к выходу.

— Я тебе кое-что из еды собрала. Ешь. Сил набирайся. Их нам с тобой скоро много понадобится.

— Хочешь сказать, что рассчитывать на чью-либо помощь нам не придётся? — хитро сверкая глазами из-под густых ресниц, поинтересовался гость.

— Сам ответ на этот вопрос знаешь. Ступай, пока окончательно не разозлил, да узел, узел, смотри, не забудь.

Викториана забыла о книгах и принялась за свитки. Весь мир отступил на второй план. Сейчас она была погружена в дебри магической абракадабры. Наспех пробегая взглядом по текстам, ведьма беспощадно отшвыривала в сторону не пригодившееся.

Подхватив рукой заботливо приготовленный провиант, Сердай тихо вышел за порог.

Утро расплылось по миру птичьими трелями, тёплыми солнечными лучами и лёгким ветерком. Точно так же начинался каждый летний день в мире, именуемом Белая Сторона. Но в том, таком далёком и родном уголке вселенной, не было ковена, темниц, алчных владык и набившего оскомину Вальдемара.

— Чёрт! Если ты только тронешь Её, клянусь, лично перегрызу тебе глотку, бездарный магистришко! — голос оборотня был слишком тих и низок, но даже этого гортанного шёпота хватило, чтобы птицы умолкли, не допев песни. Сердай поднял голову вверх, обнажил крепкие зубы в широкой улыбке солнцу, посмотрел вдаль и вновь зашагал по узкой тропе. Птички, одна за другой, вернулись к исполнению баллады новому дню.

— Хорошо-то как! — всматриваясь в каждое дерево, куст и даже травинку, думал путник. — И что она там напихала? Пахнет, сил моих волчьих нет!

Решив не откладывать трапезу на потом, оборотень с комфортом устроился под раскидистым кустом и развязал дразнивший обоняние узел. Что в нём лежало — не столь важно: яства оказались съедены в один присест. И только насытившись, Сердай понял — это первая полноценная трапеза на чужбине. Перекинувшись в ипостась волка и забравшись подальше в лесок, он уснул чутким сном. Ему снилась Белая Сторона. Правда, в тёплое время года. И, конечно же, ему снилась Ульянушка. Снилась такой, какой он привык её видеть — доброй, ласковой, хлопочущей по хозяйству. Казалось, что любушка лежит рядом с ним, нежно гладит по щеке, смотрит на отросшую бороду, мягко дёргает за нелепые усы, улыбается и говорит:

— Смоти-ка! На лешего стал похож! В самый раз грибников да детей малых пугать!

— Так ведь всё ради тебя, моя сладкая. Мало ли, кто в этом мире мне повстречаться может. Да и братья твои безрукие меня, небось, хорошо запомнили. Я ведь пока их прихвостням шерсть портил, не раз в человека оборачивался. Где лапой с когтями орудовать надо, а где тесаком по горлу пройтись сподручней...

Сон был реальным! Возвращаться в явь не хотелось. И если бы не назойливая паутинка, что вот уже несколько минут щекочет волчий нос...

Вожак проснулся. В воздухе, прямо перед глазами, кружил длинный ярко-вишнёвый волос. Сомнений быть не могло — Ульяна послала весточку, и раз уж она смогла это сделать — магия ей покорилась вновь.

Лёгкий ветерок подхватил волосок и медленно понёс к выходу из леса. Обратившись человеком, Сердай поспешил следом.

Путь оказался долгим. Вопреки наказу Викторианы, пришлось пересечь всю столицу вдоль и поперёк. Побывал путник и в бедной, и в богатой части города. Внимательно рассмотрел здание ковена и парящий над ним купол. Упрятанные от человеческого глаза стихии, будто почувствовав в жилах оборотня первобытную магию предков, дружно всколыхнулись. 'Значит не зря я в этот дрянной мир пожаловал, ох, не зря, ' — довольно прищурив глаза, подумал вожак.

Осмотрительно поглядывая по сторонам, он вошёл в высокий, многоэтажный дом. Волосок продолжал указывать путь, но оборотень уже учуял запах того, кто меньше всего на свете желал бы попасться ему на глаза. Безошибочно определив искомое, вожак остановился, прислушался, не следит ли кто из соседей за незваным гостем. И только было собрался надавить плечом на дверь, как волосок встрепенулся и медленно, сантиметр за сантиметром принялся изучать дверной откос. Со стороны это выглядело странно и даже комично. Невесомая вишнёвая полоска ползла, словно живое существо.