Шипы

В тридцать семь Рамирес жил в Чикаго и работал водителем такси. В таксопарке у него была репутация самого аккуратного и безопасного водителя, что приносило лишнюю сотню в месяц. У него было несколько постоянных клиентов, которые предпочитали летать только с ним. Его брак был по-прежнему стабилен и счастлив, а дочери радовали успехами в средней общеобразовательной школе. И вся эта налаженная жизнь рухнула в один день, когда Рамирес попал в первую и последнюю в своей практике аварию.

Три авиетки и потерявшая управление трифибия столкнулись на полной скорости на оживленном перекрестке в час пик. Пассажирка Рамиреса погибла на месте, а сам он оказался в госпитале Красного Креста. Живой. Парализованный от шеи и ниже. Неделю его продержали в блоке интенсивной терапии, а потом выписали домой дожидаться Смерти. Вот тогда-то и появились эти люди.

Двое людей, одетых в одинаковые деловые костюмы по шесть тысяч долларов и с галстуками по восемьсот явились в дешевую меблирашку в латинском квартале Чикаго и предложили парализованному калеке раз и навсегда избавить семью от финансовых проблем, связанных отныне с его содержанием. Нет... вообще от любых финансовых проблем. Рамирес колебался недолго, прекрасно отдавая себе отчет в том, что ничего для него уже не изменится, и тут же в присутствии жены и двух свидетелей заявил о согласии. В тот же день его переправили в госпиталь в Детройте. Спустя еще примерно неделю Романо Рамирес прекратил свое существование как личность. Миссис Рамирес получила официальное извещение и свидетельство о Смерти мужа и отца.

"Киборг Электроникс" получила кибернетический организм ? Е-721009064. Иногда его еще называли Шерман.

И все же они не могли двигаться бесконечно. Казалось, что предыдущий переход отнял все последние силы, но люди упорно продолжали тащиться вперед, к своей цели. Впереди — Галлахер. Следом — Шерман и спотыкающийся Ли, который уже не сопротивлялся, когда киборг его поддерживал. Замыкала Гордон. Они уже не любовались первозданной природой и не восхищались тем, насколько Роза подходит для земной жизни. Их тела устали от похода, а души устали от постоянного страха и боли.

Галлахер с треском продирался сквозь джунгли. Краешком сознания он понимал, что нужно быть осторожнее и производить как можно меньше шума. Но ему было уже по большей части наплевать, что он уязвим. И все же он надеялся, что те, кто шел позади него, успеют спастись, когда его убьют первым. А он успеет прихватить с собой в Бездну как можно больше этих мерзких вонючих тварей. Он надеялся, что кто-нибудь... Гордон!.. вернется домой и расскажет о том, что с ними случилось. Эта надежда заставляла его идти вперед.

Ли шел всего в каких-то четырех шагах от Галлахера и по его следам. Время от времени картинка перед его взглядом расплывалась, а звуки делались плотнее, и он думал, что это просто капризы незнакомой планеты. Но стонущий бок и пульсирующая боль в плече напоминали ему о ране, и тогда он понимал, что все это признаки подступающего беспамятства. Черной пустоты, в которую он проваливался время от времени. Но он продолжал переставлять ноги и старался не запинаться. Он надеялся, что Галлахер приведет их к "Ричарду"... хоть куда-нибудь. Только подальше отсюда.

Шерман рядом с ним был сосредоточен на том, чтобы не дать Ли упасть. И еще на том, чтобы не пропустить начало атаки, если чудовища нападут. И еще на том, чтобы Гордон не отстала от них и не потерялась. И еще на десятках мелочей, отвечавших за успешное функционирование его системы, а вот тут, кажется, что-то было неладно. Порой перед глазами проносились неясные образы, как электронные привидения. Почему-то очень болела спина. И Гордон... было там что-то такое, связанное с Гордон, что заставляло его напрягаться.

Гордон смотрела на спины идущих впереди и старалась ни о чем не думать. Иногда ей казалось, что она все же сошла с ума в своем одиночестве, и все, что происходит сейчас, на самом деле раскручивает перед ней больное сознание. Она старалась найти какие-нибудь критерии, чтобы отделить реальность от бредовых галлюцинаций, но ничего не могла придумать. И ей оставалось только идти вперед и вперед... и вперед... снова... дальше... еще... Гордон уже ни во что не верила.

Остаток дня тучи сгущались, но дождь так и не пролился. Стемнело намного раньше и к вечеру сильно похолодало. Пора было подумать о ночевке.

Они ориентировались по Ли, как по самому слабому в группе. Он держался сколько мог, хоть иногда багровый туман застилал глаза, и Ли уже не видел, куда идет. Он продержался дольше, чем сам того ожидал, и все же... Они не могли двигаться бесконечно. Остановились без сигнала, просто потому, что не стало уже сил идти дальше.

С гибелью палатки они лишились своего единственного убежища, но Гордон это не страшило. Облазив местные заросли, она нашла подходящее место, и вдвоем с Шерманом они возвели временный шалаш в густых папаротникообразных кустах. Сине-зеленые стены, для надежности укрытые сверху большими плотными листьями, не пропустят воду, а толстый настил из мха и тех же листьев предохранит их от сырости на земле. Они не посмели развести костер, чтобы не привлекать к себе внимание лягушек. Было там какое-то невнятное предположение, что их привлекают свет и тепло. На всякий случай решили не рисковать. Да и местная фауна тоже могла пожаловать в гости, чего не хотелось так же сильно.

Галлахер и Гордон снова давились сухим пайком. Ли ничего есть не стал — только пил, и это было плохим признаком. Открыв рану, Гордон едва сдержала позыв к обратной перистальтике. Невольно она встретилась взглядом с Галлахером, и в его глазах был страх. Оба промолчали, понимая друг друга без слов.

На обработку ушло почти две трети дезинфицирующей жидкости. Гордон завершила перевязку, но Ли этого уже не замечал. Его колотил озноб, хотя от тела так и веяло жаром. Глаза лихорадочно блестели, а на скулах выступил яркий нездоровый румянец. Галлахер уложил его в импровизированный шалаш, и Ли тут же инстинктивно свернулся в позу зародыша, подтянув колени к груди и скрестив руки. Что-то пробормотал.

— С этим что-нибудь можно сделать? — спросил Галлахер, обращаясь к Гордон.

— В аптечке есть еще одна инъекция. Ее действия хватит часов на двенадцать.

Этого было мало. Катастрофически мало. Полноценное исследование раны Ли и попытку хоть что-нибудь с ней сделать можно было провести только на "Ричарде", но... До корабля нужно было еще дойти, а Ли слабел с каждой минутой.

— Мы понесем его, если будет нужно, — медленно проговорил Галлахер и тут же поправился, — Я понесу. Хватит того, что мы потеряли Лоуренса.

Гордон хмыкнула, но в ее усмешке прозвучала горечь. Она потеряла здесь всех, кто был ее семьей в последние несколько месяцев. Где-то отчасти она потеряла здесь саму себя.

— Завтра будет видно. Мы должны отдохнуть.

— Да, ты права. Шерман!

Из темноты неслышно возник киборг, похожий на призрак в доспехах. Его желтый глаз-рецептор жутковато светился в чернильной ночи. Темнота здесь всегда наступала внезапно, как будто кто-то выключал свет.

— Я здесь.

— Стреляй во все, что шевелится.

— Не беспокойтесь, мистер Галлахер, я не подпущу их к вам. Отдыхайте.

— Спасибо, Шерман.

— Я рад помочь. Жаль, что мистер Лоуренс...

Он не договорил и так же бесшумно исчез, только брякнула винтовка. Одновременно с этим ударили первые тяжелые капли дождя, и уже через несколько секунд хляби небесные разверзлись по полной. Галлахер и Гордон заползли в шалаш.

— Это ведь Ло нашел его на торговце, — отстраненно продолжил Галлахер цепь своих внутренних ассоциаций, — Лоуренс.

— На каком торговце?

— На "Белых гусях".

Под аккомпанемент дождя Галлахер кратко изложил ей историю встречи с пропавшим без вести и найденным кораблем. Гордон слушала, не перебивая, и ему стало казаться, что она заснула.

— Теперь представляешь, каково нам было, когда мы пришли на "Линкольн" и увидели, что никого нет?

Она ответила сразу же, и это было знаком того, что она не спала и все слышала.

— Представляю... А каким он был, ваш Ло?

— Солнечным. Добрым. Очень умным. И доверчивым. Мы с Ли все время подкалывали его. Сейчас я так об этом жалею. Не представляю, как мы скажем его матери. Она не перенесет этого.

— Мне жаль, Галлахер, — сказала она, немного помолчав, — Мне правда очень жаль.

Гордон позволила себе немного расслабиться и вытянулась в полный рост рядом с Ли. Невольно она задела его рану. Ли хрипло застонал, мгновенно покрывшись потом. Он не спал, а был, скорее, погружен в беспамятство, но даже там боль настигла его.

— Наверное, лучше его не тревожить. Иди ко мне, Гордон.

Поколебавшись немного, она аккуратно переползла и легла рядом с Галлахером. Он тоже колебался, но потом все же обнял ее и прижал к себе.

Джин Галлахер пропустил через свою постель не меньше сотни женщин, но ни одна из них не вызвала у него такой лавины чувств, как только что это сделала Гордон, сама того не зная. Он хотел ее. Какая-то бессознательная часть его существа понимала, что в любой момент может погибнуть, и отчаянно стремилась к тому, чтобы оставить после себя хоть что-нибудь. Но и это было не все. Он хотел, чтобы Гордон оставалась в его жизни и потом тоже. А сейчас... вот сейчас он поцелует ее и...

Она застонала, а потом резко открыла глаза. Даже в кромешной тьме этой дождливой ночи на чужой планете был отчетливо виден светящийся в них страх. Губы, которые Галлахер только что хотел поцеловать, разомкнулись, и несколько бессвязных слов сорвались и канули в темноту.

— Что? — переспросил Галлахер, не очень-то надеясь на ответ. Он его и не получил.

Несколько секунд Гордон сохраняла напряженную каменную неподвижность, но потом сумела справиться с собой.

Чувствуя себя полным идиотом, Галлахер тихо произнес:

— Не бойся. Мы тебя вытащим. Осталось совсем немного.

К его немалому удивлению на этот раз последовал такой же глухой ответ:

— Мне кажется, они не успокоятся, пока не прикончат меня.

— Нет. Мы вытащим тебя. Дойдем до "Линкольна" и уберемся отсюда. Вот увидишь.

— Мне так хочется верить тебе, Галлахер.

— Поверь. Я клянусь тебе.

Гордон уткнулась в его плечо в поисках эфемерной защиты от кошмарной враждебной реальности.

— Постарайся отдохнуть, — снова прошептал ей Галлахер, — Завтра будет тяжелый день.

Он подождал, пока выровняется ее дыхание, а мышцы перестанут мелко вздрагивать от напряжения, и только тогда сам провалился в спасительную черноту забытья.

Существо внутри "Линкольна" действительно не любило дождь. В дождь чувствительность его сенсорных систем притуплялась, а давление падало, и оно теряло связь со своими ЧАСТЯМИ. На родной планете существа и его ЧАСТЕЙ дождя никогда не было, но оно странствовало уже достаточно давно, чтобы выработать защитные механизмы. Почувствовав приближение ненастья, оно впадало в прострацию... процессы жизнедеятельности замедлялись в разы... ЧАСТИ существа искали укромные места и оставались там до наступления более благоприятной погоды, обездвиженные, лишенные сенсорного восприятия и воли.

Утром дождь все еще шел. Темнота ночи рассеялась, но небо было заложено низкими черными тучами, не пропускавшими свет, и от этого казалось, что рассвет не пришел, а сразу наступили вечерние сумерки. Перед новой ночью. Или это только казалось Ли, чей организм был отравлен ядом и изнурен температурой и слабостью.

Ли проснулся первым и долго лежал, собирая остатки сил и воли в кулак. Предыдущие сутки почти не оставили в его памяти следа, но длительный сон восстановил организм достаточно для того, чтобы сознание прояснилось. Собравшись с духом, Ли попытался сесть, но это удалось ему далеко не с первой попытки. Раненая рука не ощущалась и раньше, но теперь онемение захватило половину тела. Ли пробовал снова и снова, стараясь разогнать кровь и подпитать отказавшие мышцы. Наконец, он поднялся, неловко опираясь на здоровую руку, и огляделся.

В полумраке зеленые стены их убежища казались темно-серыми. Снаружи шелестел дождь, но внутри было сухо. Тусклый свет просачивался через лаз, который они не стали заделывать до конца. Галлахер и Гордон спали, крепко обнявшись, и не пошевелились, когда Ли пополз к выходу.

— Доброе утро, мистер Ли. Рад, что вам стало лучше.

Шерман стоял на страже. Он что-то такое сделал со своей броней, и теперь она покрывала его тело ровным сегментарным слоем, не пропуская сырость внутрь. Шерман был похож на большую рептилию.

Ли кивнул и спросил:

— Что у нас?

— Все спокойно, никто не появлялся.

— А наши склизкие друзья?

Губы Шермана дернулись, как будто он хотел усмехнуться. Но все знают, что киборги не имеют эмоций.

— Они тоже, — Шерман помолчал немного, а потом позвал, — Мистер Ли.

— Знаешь, лучше называй меня просто Ли. Без "мистера".

— Хорошо, Ли. Я хотел спросить...

— Что?

— Вы можете узнать, кто я? В смысле, кем я был раньше, до того, как...

Он не договорил, но все было ясно.

...до того, как стал киборгом. Когда-то он был человеком, но "Киборг Электроникс" уничтожила его личность, сохранив тело. Теперь Шерман жил в строгих рамках подчинения и безопасности человека. Без права восстановления своего прошлого. Для всех он был мертв отныне и навсегда. Но все же...

— Ты что-нибудь помнишь?

Несколько секунд Шерман молчал. Он помнил. О, да! Он помнил, но это воспоминание постоянно ускользало от него, как вода утекает сквозь пальцы.

— Почти ничего, — наконец, прошептал он, — Смутные тени. Кажется, женщина... и с ней ребенок... много машин. И больно, все время больно.

Шерман прижал руку к левой стороне груди и отпустился на землю рядом с Ли. Он чувствовал боль не только когда-то искалеченного тела, но и истерзанной души, и эта последняя боль была много сильнее. Его губы шевелились, как будто он продолжал рассказывать, но Ли больше не услышал ни слова. Он закрыл глаза, и боль Шермана, таившаяся глубоко внутри, под неуязвимой броней, обожгла его.

И Ли увидел...

...смуглая женщина с копной смоляных кудрей. Ее маленькая копия, которая почему-то двоилась, и Ли понадобилось несколько секунд, чтобы понять, что девочек на самом деле было две. Огромный мегаполис, который он видел с высоты летящей авиетки. Маленькая уютная квартирка, в которую хотелось возвращаться. Большой ангар, в котором желтые авиетки стояли длинными рядами. Потом это все обрывалось за багрово-черной завесой.

Темнота...

...больно!

Ли открыл глаза. Он по-прежнему сидел на пороге шалаша, но сейчас его голова лежала у Шермана на груди. Должно быть, Ли непроизвольно зацепил память киборга, и организм, истощенный ранами, не выдержал нагрузки и отключился. Ли отстранился и сглотнул. Несмотря на почти стопроцентную влажность, у него в горле пересохло, и глоток вышел сухим и болезненным.