Отбираемые островитянами личности были на своей родине одиноки среди большинства соотечественников, их существование про-текало по отличающимся от стандарта психофизиологическим принци-пам. Они были "чужими среди своих", что должно было облегчить им задачу стать "своими среди чужих". Но в то же время чудовищное дав-ление лагеря ни в коем случае не должно было создавать приспособ-ленца, лебезящего перед обществом, в которое он вливается. Прошед-шую через "карантин" личность, не ломали, а "отстирывали". И потом выпускали в землю обетованную. И предоставляли там просторы для деятельности: производственной, исследовательской, художественной.
...-Становись! -скомандовал старший по бараку. -Равняйсь! Смирно!
-Все должно быть вылизано до блеска. -скрипучим голосом в ко-торый раз занудливо вещал костлявый и белобрысый береговик-десятник, поигрывая резиновым хлыстом, -Одеяла и подушки — вырав-нены, чтобы поверхность постели была совершенно гладкой. Черные полосы были должны сливаться в одну линию на всех одеялах. Скамьи расставлены вот по этой доске пола так, чтобы они стояли строго по прямой линии. Когда захочу, буду проверять расстановку с помощью артиллерийского прицела. Устрою весёлое житьё, если вдруг замечу отклонение хотя бы на волосок! Видите носовой платок? Белый? Так вот, провожу им по стене, смотрю и... Так, ну ладно, все в порядке... белый... Но если увижу хотя бы пылинку — смотрите пункт о весёлом житье.
Островная империя. Карантинный лагерь "Возрождение". Хозяй-ственный блок. Голографическая реконструкция из фондов сек-ции "Саракш" (КОМКОН-2)
Слова десятника не были пустым бахвальством. В лагере наказы-вали не только того, кем были недовольны. Экзекуции могли подверг-нуть и весь отряд заключенных, где числился нарушитель. Иной раз наказывали даже заключенных целого барака. Был случай, когда и весь лагерь расплатился за проступок одного узника. Поэтому все присталь-но наблюдали друг за другом и, что называется, "в зародыше" подавля-ли всякие попытки нарушить режим. В лагере каждый второй становил-ся даже не доносчиком, а, скорее, кем-то вроде ябедничающего малы-ша, хотя доносительство никак не вознаграждалось стражниками, не да-вало никаких привилегий и не спасало проштрафившегося.
У "сиреневых" после утреннего напутствия десятника было в распо-ряжении 15 минут для того, чтобы встать, навести порядок в ба-раке, посетить уборную и выстроиться на плацу. Всеслав быстро понял и то, почему для ночного отправления естественных нужд в бараке сто-ял оцинкованный бак с крышкой, а днем для этого предназначался туа-лет на двадцать мест. Утром к нему выстраивалась очередь. У всех за-ключенных были проблемы с желудком из-за непривычной пищи, при-выкания к местной воде и постоянной нервной напряженности. В туалет следовало обязательно успеть утром. Ведь, если тебя прихватит в не-урочное время, придется униженно выпрашивать у стражника разреше-ние сходить в туалет. Всласть поиздевавшись, он может позволить. А захочет — так и не позволит. И вот очередь к туалету так, чтобы не услышал охранник, шипит проклятия тем, кто задерживается. И здесь шла пропитка отчуждением, которой должно хватить на целый день. Крепнет мысль: "Здесь каждый сам за себя. Я должен любой ценой пройти через всё это и выйти гражданином империи".
Фрагменты ментограммы Л.В.Абалкина. Дата: 04 января 2176 года. 15.50 час.Остров Цу-зуй. Островная империя. Белый пояс. Каран-тинный лагерь "Возрождение". Формат: фото
"Ловко!" — признал Всеслав.
Той же цели служила искусственно созданная нехватка умываль-ников и толпы желающих попасть к трем усталым парикмахерам (бритв, конечно, в личном пользовании не было ни у кого), механически скоб-лившим щеки заключенных тупыми безопасными лезвиями в старых оправах. У узников постоянно придирчиво проверяли, вымыты ли руки перед входом в столовую, чисты ли ноги и шеи перед сном, нет ли ще-тины на подбородках. Проводили обследования обуви и постелей. Каза-лось бы, все правильно: необходима чистота в местах большого скоп-ления людей. Да и особых наказаний для проштрафившихся, как будто, не предусматривалось: вымыться под холодным душем и просохнуть на крыльце, стоя голым навытяжку. Но в душе наказанного, низведенного до уровня ребенка, сгущались стыд и унижение. Tabula rasa.
И в "Возрождении" самым действенным способом формирова-ния чувства детской беззащитности были не столько расправы, сколько постоянные угрозы расправ. За проявление "ха-сиреневыми" неприязни друг к другу и мелкие конфликты стражники карали. Правда произошёл всего лишь один случай, но реакция последовала незамедлительно. Всех — и мужчин, и женщин выстроили, нарушителю приказали снять штаны и высекли перед строем. Все произошло как-то казенно и обы-денно. Под розгами наказуемый не умер, пару десятков ударов выдер-жал бы каждый. Но после порки что-то исчезло в душе. В глазах нака-занного появилось выражение нашкодившего ребенка, который осознал: все время есть за что, есть кому и есть как его наказать.
За драку стражники без всяких разговоров сорвали бы сиреневую нашивку и перегнали виновника под навесы "зеленых". Поэтому узники вбивали отрицательные эмоции внутрь себя, замолкали, прекращали общаться с обидчиками. А так как в роли невольных обидчиков так или иначе оказывался каждый, очень скоро исчезли даже малейшие предпо-сылки для возникновения дружбы или хотя бы простой привязанности. Психика все более становилась "чистой таблицей", пригодной для по-следующего письма. Tabula rasa. Каждый за себя.
Еще одним признаком десоциализации, возвращения заключен-ных к состоянию ребенка, стала полная потеря ими каких-либо половых интересов. Разговоры на сексуальные темы в среде "сиреневых" вообще никогда не велись, непристойные анекдоты не звучали. Среди рассуж-дений о том, какой будет жизнь после освобождения и получения граж-данства, напрочь отсутствовала тема возможного брака. Без особых усилий "сиреневый" мог бы остаться до утра с женщиной в соседней седьмой секции, но этого никогда не происходило. Мужские загоны "зе-леных" вообще смыкались с женскими, но и там ничего подобного не отмечалось. В то же время акты полового насилия охранников по отно-шению к "зелёным" узницам были массовыми, цинично открытыми и до омерзения грубыми.
Внешний вид заключенных также играл немалую роль. Всех "си-реневых" одели в старые матросские формы без знаков различия с мет-ками в виде лиловой руны "ха", номером группы и личной нумерацией на спине и груди. "Зеленые" носили одинаковые серые рубища. Таким образом, узники становились похожими друг на друга и, представляясь стражникам, называли свой номер и группу, но никогда не имя. И муж-чины, и женщины были острижены наголо. У старожилов волосы уже отрастали, но расчесок было невозможно достать. Ведь это означало бы пусть скромные, но все же подчеркивающие индивидуальность различия в прическах. А это было бы недопустимым.
Фрагменты ментограммы Л.В.Абалкина. Дата: 04 января 2176 года. 15.50 час.Остров Цузуй. Островная империя. Белый пояс. Карантинный лагерь "Возрож-дение". Формат: фото
Всеслав ни разу не видел часов в лагере. Естественно, у охраны они имелись, но узники даже уголком глаза не могли взглянуть на ци-ферблат. И в этом был железный резон. Рассчитывая время до обеда или ужина, заключенный мог отвлечься. Это в "Возрождении" исключалось категорически. Никто не имел права на планирование жизни. Боле того! Всеслав стал свидетелем того, как у заключенного отобрали даже такое глубоко личное право, как право на смерть. Один из "дзэ-зеленых" ухитрился броситься на контакты высоковольтной сети. Хлопнули предохранители, пострадавшего в бессознательном состоянии отправи-ли в... госпиталь для охранников! Там хирурги сутки боролись за его жизнь, не отходя от самоубийцы, применяли дорогостоящие лекарства и процедуры. И все для того, чтобы через три дня узник мог пройти через уставную процедуру повешения, которую заставили наблюдать осталь-ных заключенных.
Первую половину дня у заключенных занимала работа. Всеслав долго присматривался к работающим и установил, что она не была тру-дом на износ. Конечно, это объяснялось отнюдь не гуманизмом охран-ников: не следовало попусту "портить материал", будущих рабов или граждан. Лунин также осознал, что конечным результатом отнюдь не были штабели распиленных известняковых плиток или квадратные мет-ры уложенного асфальта. Главной задачей оставалось всё то же выбива-ние из заключенных "старой закваски". Едва лишь охрана замечала, что "сиреневый" с головой уходил в дело, увлекался им, какой бы оно тя-желым ни было, его сразу же переводили на другую работу, например, на перетаскивание камня с одного места на другое, а затем обратно. Или на уборку водорослей на берегу, вывоз их в море и выбрасывание там. Идеальным вариантом считалось, если выполняемая узниками ра-бота была бессмысленной. Цель такого труда очевидна — показать узни-ку, что от его умения и прилежания ровным счетом ничего не изменит-ся: "Ты будешь делать то, что сказано и любой другой это сделает так же, как ты. Незаменимых тут нет". узники привыкали чувствовать себя униженными, когда их вынуждали выполнять дурацкую работу, и часто даже стремились к более тяжелым заданиям, если там получалось что-то похожее на результат. Чего и требовалось добиться!
Фрагменты ментограммы Л.В.Абалкина. Дата: 04 января 2176 года. 15.50 час. Остров Цузуй. Островная империя. Белый пояс. Карантинный лагерь "Воз-рождение". Формат: фото
В "Возрождении" требовали соблюдать немыслимое количество законов, предписаний, указаний, инструкций и правил. Их распечатыва-ли и вывешивали на доске объявлений. Все они были на диалекте эм-до. Как ни старались заключенные освоить язык, но прочесть всего не мог-ли. А, значит, находились в постоянном тревожном ожидании, что каж-дое их действие может быть истолковано, как нарушение правил. Сплошь и рядом случалось, что кто-то из береговиков, давал бессмыс-ленное распоряжение и вскоре забывал о нем. Однако среди "сирене-вых" постоянно находились такие, кто старательно его соблюдали и принуждали к этому других. Однажды, например, какой-то отделенный приказал мыть с хлорной известью деревянные ступени крыльца. После такой процедуры древесина стала скользкой. Стражник выпятил губу, поиграл резиновой палкой, озадаченно хмыкнул и удалился. Тем не ме-нее, некоторые старожилы-"сиреневые" не только продолжали каждый день мыть ступени, но и ругали за нерадивость и грязь остальных, кто этого не делал. Такие заключенные уже были готовы к выписке из лаге-ря: они свято верили, что все правила, устанавливаемые охраной "Воз-рождения", являются стандартами единственно верного поведения. Об-ращение администрации и охраны с "ха-сиреневыми" в "Возрождении" выглядело в их глазах отношением сурового, но справедливого отца к своим несмышленым детям. Даже самый строгий отец грозит взыскани-ем наказанием куда чаще, чем на деле применяет его. Всеслав с изумле-нием отметил, что буквально на второй день после вселения в барак у многих из "сиреневых" возникало искреннее убеждение, что хотя бы некоторые из офицеров-островитян праведны и добры. Да вот хотя бы взять фрегат-лейтенанта Хацуко Зо! Один из узников-пандейцев горячо убеждал остальных, что за равнодушием Хацуко кроется справедли-вость и порядочность, что он от всей души интересуются заключенны-ми и даже протягивает им руку помощи. Настоящий миф сплели вокруг единичного случая, когда стражник бросил булку хлеба "зеленым". Скорее всего, он сделал это, забавляясь, но действие тут же истолковали как проблеск доброты.
Фрагменты ментограммы Л.В.Абалкина. Дата: 04 января 2176 го-да. 15.54 час. Остров Цузуй. Островная империя. Белый пояс. Окраины карантинного лагеря "Возрождение". Формат: фото.
Наблюдая за отрядом Љ82, который за счет новичков быстро разросся до положенной полусотни, Всеслав поражался, с какой быст-ротой карантин изменял психику заключенных. Прошло десять дней. По левую сторону дорожки, близ столярной мастерской стражник застав-лял "зеленого" до изнеможения прыгать на одной ноге. Восемьдесят второй отряд строем возвращался с работ. Футов за сто отряд, словно по команде, перешел на строевой шаг и сделал "равнение направо". "А ну-ка — стоп, машина! — приказал солдат, -Лево на борт. Глядите, как воспитывают тупую скотину, устраняют неповоротливость и несообра-зительность. Запомнили, вы, "фиалки"? Кому его жалко? Разрешаю встать рядом и присоединиться к зарядке". Железная логика, отметил Всеслав, всё правильно — заключенные отнюдь не демонстрировали сол-дату-береговику, что они "не заметили" истязания. Они действительно не замечали того, что им не приказали заметить. Зато дисциплиниро-ванно остановились и смотрели, получив приказ смотреть.
Не замечать и не быть замеченным. Еще одно правило... Каждый раз заключенные, оставшиеся по каким-либо причинам в одиночестве, подсознательно стремились побыстрее присоединиться к своей группе. Быстрота была необходима, ибо одинокий "сиреневый" привлекал вни-мание, и его могли определить в "зеленые". Шансы избежать этого рез-ко возрастали, если быстро затеряться в строю. Стать незаметным — верное средство быстрее и успешнее проскочить через лагерь. Но это средство также десоциализировало личность, превращало её в ребенка, который прячет свое лицо от испуга. Анонимность укрепляла относи-тельную безопасность, но вела к исчезновению той личности, которая вошла в ворота "Возрождения". Но те, кто, несмотря на уплаченную огромную цену, жертвовал личностью ради самосохранения, получал возможность возродиться гражданином Островной Империи.
Еще одним наблюдением стала неожиданная классификация "зе-лёных". Среди них быстрее всего адаптировались к существованию в карантине бывшие бюрократы, служащие всех типов и мастей. Основ-ное достоинство чиновника — умение приспосабливаться и слушаться мгновенно вылепливало из них будущего раба. Такие заключенные все-ми фибрами стремились в старшие, начальники рабочих команд. Потря-сающе, удивлялся Всеслав, насколько быстро человек, вырвавшийся в старшие, забывал свои прежние страдания. Старший отряда послал на порку "зелёного", который нашел на берегу корягу, облепленную уст-рицами, и съел их. Это тот самый старший, который еще три дня назад, будучи простым узником, полжизни бы отдал за дюжину таких ракушек. А теперь он искренне не представляет, как возможно такое вопиющее нарушение! Именно радениями старших и начальников из числа заклю-ченных в лагере царил порядок, установленный столь немногочислен-ной стражей. Сразу же за чиновниками Всеслав поставил в ряд конфор-мистов верующих. Отправление и "сиреневыми", и "зелёными" религи-озных обрядов в немногое свободное время стражниками не преследо-валось, хотя и не одобрялось. В итоге довольно быстро верующие отка-зывались от ритуально-обрядовой стороны своих верований, однако ха-рактерная для них покорность судьбе и смирение разрастались в гео-метрической прогрессии. А еще появлялась страстная, неистовая, почти религиозная вера в то, что после выхода из лагеря будет лучше. Хоть в какой-то степени. Хоть в чём-то. "Вчера" исчезало, вытесняясь мимо-летным "сегодня" и кажущимся таким желанным и долгим "завтра". Надежды на улучшение становились маниакальными, перерастали в грезы.
