— Я не сказал нет, Акари.
Перебивать людей, вроде как, не в моих правилах, но я услышал, что к концу фразы ее голос начал дрожать.
— Т-ты не сказал "нет"? — от удивления она даже забыла держать свою маску весельчака.
— Да, ты права, у твоей причуды действительно нет боевого потенциала, ты сама это отлично понимаешь, — продолжил я, внимательно глядя на девушку. Возможно, передо мной будущая героиня — вот в ее-то силу духа я точно верю. — Ни в каком виде.
— Однако?
— Однако… во-первых, у доброй половины героев причуды, в той или иной степени, не боевые. Но они добиваются своего долгой дорогой множества физических тренировок. Я тебя могу заверить, что подготовленный боец без причуды, забравшийся на пик физических возможностей своего тела, скорее всего, победит большинство владельцев причуды, который забивает на работу над собой.
— Если только ему не повезло, — ухмыльнулась Акари, украдкой смахнув слезы рукавом, якобы поправляя прическу. Мне осталось только покачать головой: и вот с такими кадрами в классе я думал, что тут ни одного героя? Старею, что ли…
— Во-вторых, ты никакому злодею не добавишь здоровья, если попросишь с десяток котов прыгнуть на него с полки и исполосовать когтями лицо, — я слегка ухмыльнулся и добавил. — А еще для тебя тоже никогда не будет проблемой снять котика с дерева.
Акари и еще пара учеников прыснули с этой незамысловатой шутки.
— А еще… у девочки-кошки не будет конкурентов на поле битвы мерчендайза! — ученики вытаращились все как один. — А вы что думали? Героям тоже нужно на что-то жить, и большинство из них не отдают все заработанные на их имени деньги, как Всемогущий, на благотворительность.
Взгляд Акари снова немного погас:
— Спасибо, Нирен, но это все не совсем…
Я только улыбнулся и нанес контрольный:
— Ты знаешь одну из самых успешных японских команд героев, Диких Кошек?
— Да, конечно! — последовал энергичный кивок.
— А причуды их?
— Э… Не-а, — все так же энергично замахала хвостиками, да так, что один из них слегка стукнул меня по макушке.
— Если что, у одной из них способность — это передача своих мыслей на расстоянии.
Я чуть-чуть подождал.
— П-подожди… всего лишь? Без всяких боевых штучек?
— Без всяких боевых.
— Но зачем тогда она… ну…
— Не все герои работают в одиночку. Вернее даже, большинство из них — в команде. И вот у этой героини, про которую я говорю, сила позволяет координировать действия команды, находить жертв злодеев и людей, нуждающихся в спасении… а может, и злодеев тоже.
Я видел, как где-то в глубине кошачьих глаз разгорается знакомый огонь.
Мечта. Ее мечта. Моя мечта. Наша…
— Спасибо, Нирен-тян! Как стану героиней, я обязательно стану сайдкиком в твоем агентстве! — на меня налетели ураганом, меня обняли, едва не расцеловали — и убежали в неизвестном направлении, прежде чем я успел хоть как-то среагировать.
Вот тебе и геройская подготовка, Нирен, мать твою, сан, вот тебе и скорость реакции, Нирен-кун, рефлексы ты с детства тренировал, ага-ага…
Юи тихонько фыркнула. То ли неодобрительно, то ли сдерживая смех.
Я с некоторой тоской взглянул на оставшихся ребят, вдруг почувствовал себя… не знаю, кассиром в переполненном магазине?.. Поздним рождественским вечером, когда всем в очереди надо успеть пробить шампанское за пару минут?..
— Что ж, кто следующий?
Девочка с чем-то вроде двух длинных усов на лбу, как у насекомых, неуверенно подняла руку.
— Судзуки-сан… — начал я, вдруг осознав, что помню только фамилию.
— Йоко, — чуть смущенно, чуть возмущенно сказала девочка, умильно топорща эти свои антенны: мол, два месяца, как бы, уже вместе проучились вместе, мог бы и знать имя одноклассницы, Шода-сан!
А с этим, вообще-то, все не так уж просто.
Одноклассники в Японии чаще всего называют друг друга по фамилии без всяких именных суффиксов… стоп, или, все-таки, постфиксов? Для японской моей части эти “-саны” однозначно зовутся суффиксами, но из русского я еще помню, что если кусок слова идет после окончания слова и через дефис — это постфикс… ай, какая разница?
Короче говоря, между друзьями здесь — просто имена, без постфиксов, между одноклассниками — просто фамилии. Обычно.
Как бы там ни было обычно, против меня играло и то, что я до сих пор был асоциальной и нелюдимой белой вороной, и то, что рядом со мной, всем таким взрослым и серьезным, все как-то становились постными, унылыми и официальными. Отсюда и получался этот “-сан” после имен, потому что для “-кунов” никто из нас достаточно не знаком, просто по имени будет слишком фамильярно, по фамилии плюс “-сан” — слишком официально и для школьников просто нехарактерно, а по фамилии и без постфикса меня называть, простите, у одноклассников кишка тонковата.
И, пожалуй, отдельным пунктом в правилах японского этикета должно было быть "общение с Акари". Но чего нет, того нет, я выжил, и ладно…
Короче говоря, жду не дождусь Юэй, где, как в интернациональной школе для будущих героев, которые регулярно рискуют жизнью и спасают ее друг другу, не было всех этих статусных загонов.
* * *
Следующие несколько перемен — они ж не резиновые — я знакомился с одноклассниками, узнавал их причуды и делился своим… логическим подходом, что ли?
Усы-локаторы Йоко-одноклассницы улавливали вибрацию. Вроде как шнуры в ушах моей, будем надеяться, будущей одноклассницы, только дальше. Но и без усиления звуковой волны, вроде бы она там что-то такое умела... Йоко я объяснил, что чутье сейсмической активности — это же Япония! — настоящий "мастхев". А еще она сумеет, так же как Акари, выслеживать противников и жертв землетрясений, оползней, взрывов газа, аварий, схваток Всемогущего…
Ко мне обратился даже тихий Ямато — да, тот самый, который глазное яблоко вместо головы, бр-р. Внезапно, его причуда действительно улучшала зрения. Вот только до такой степени, что он сам себе был и микроскоп, и телескоп, и даже, возможно, тепловизор.
Стоит ли удивляться, что я посоветовал ему быть тем самым героем, который работает в команде, координирует действия союзников и находит врагов еще до того, как они узнают, что идет облава?
— Ну а если ты хочешь и сам представлять угрозу как боевая единица, Ямато… — я пожал плечами. — Стань снайпером.
Удивительно, как совершенно очевидные мысли приводят этих ребят в шок, восторг или глубокую задумчивость.
Парень с режущим японское ухо именем Колин мог управлять цветами. Буквально: на время делать черные предметы или живые объекты красными, белыми или любыми другими. А если поднапрячься, мог и несколько цветов использовать, создавая примитивный узор или рисунок. Колин-кун был безнадежен как соискатель должности героя… ну или считал себя таковым. Меня это позабавило, и я популярно объяснил ему, что его причуда — это едва ли не идеальная маскировка. Причем не только для себя, но и для его команды — например, на фоне бетонной стены они станут серыми, на фоне кирпичной — красными, а ночью и вовсе черными, почти невидимыми силуэтами. Более того, он способен подавать сигналы союзникам на огромном расстоянии, путать врагов, делая их вместе с окружающими предметами и союзниками одноцветными, а если уж совсем удариться в фантастику, то…
— Колин-кун, ты ведь знаешь, что для эпилептиков опасны некоторые фильмы со слишком яркими частыми и резкими переходами? — спросил я, дождался кивка и продолжил: — Я не врач, но подозреваю, что подобный эффект, пусть и гораздо слабее, можно оказать и на здорового человека — если с огромной скоростью переключать цвета, человеческий мозг, вероятно, засбоит, и преступника попросту стошнит, ну или у него голова загружится. Представляешь? Настоящий боевой потенциал…
Наконец, когда однокашники-просители подошли к концу, один из тех ребят, который не подошел — именно он, кстати, обладал очень даже боевой причудой с удлинением когтей, острых и твердых как камень — в конце концов не выдержал и фыркнул:
— Потрясающе полезные советы от того, кто обладает усиливающей причудой. Да с ней в каждой академии с руками оторвут!
— Ага. Только я-то попаду в лучшую, — в тон ответил я.
Думаю, потенциально конфликтная ситуация могла бы развиваться еще долго, но внезапную точку в диалоге поставила Юи:
— Нирен, а ты, оказывается, очень любишь поговорить…
Занавес.
* * *
… во всяком случае, после этого дня ни стен, ни барьеров, ни трещин между мной и остальными учениками не наблюдалось, и те же Юто с Акари впоследствии часто тусовались рядом. Хорошо ли это, плохо ли? Не знаю. Они раздражали и шумели, но они и заставляли улыбнуться и засмеяться, в общем… дети. Все еще.
Как бы там ни было, я постепенно переставал быть одиночкой.
* * *
А на следующей неделе после моих “лекций” у меня, наконец-то, случился прорыв на тренировке…
Если это можно так назвать.
Я сидел на скамейке, пока Маширао прыгал и бегал. Вот ведь… хороший человек.
Я же в это время, как сумасшедший, яростно хлопал в ладоши, таращился на эту несчастную руку, уже красную как черт знает что, пялился на вторую, злился…
А единственным результатом был слабый ветерок, который ерошил мои волосы.
Ничего более.
Я понимал, что вроде на верном пути, я понимал, что что-то выходит. Но вот что именно я упускаю, оставалось загадкой уже почти три месяца.
Другие посетители додзе тактично молчали и ко мне не лезли, но я догадывался, каким могут быть их взгляды. Фрустрация и ярость меня захлестывали так, что едва держался.
Вдруг я вспомнил глаза Сато… эти мертвые рыбьи глаза, в которые, наверное, только Юи и сможет вернуть жизнь.
Потом вспомнил глаза этого пацана-водомерки, бегающего по воде — и недовольного подобным чит-кодом. Зареванные, несчастные зенки малолетки, который не видит никакого места для себя среди всех этих монстров, что живут рядом, в этом абсурдном, нелогичном сериальном мире…
Откуда-то пришла отстраненная и глупая мысль, что я такой же.
Слишком вцепился в сериальную концепцию своей силы. Вот, допустим, я наношу удар рукой… допустим, на мне самом сила не работает… но ведь точка воздействия не одна, и не только моя ладонь… ведь прежде, чем ладони столкнутся, я наношу удар, как бы, по воздуху… да, рядом с ладонью не те молекулы воздуха, что я, как бы, бью, но… вдруг?
Уже значительно спокойнее, расслабившись, я устало хлопнул и посмотрел на правую ладонь.
Но чуть иначе.
Как бы… слегка сильнее, чем нужно сфокусировав глаза перед поверхностью кожи, таким образом, что между этой точкой фокуса и ладонью оставался крохотный зазор…
Бах.
С огромной силой и скоростью мое предплечье, едва не вырвав плечевую кость из суставной сумки, по дуге рвануло куда-то вниз и вбок… и с грохотом впечаталось в угол скамьи.
Я сломал руку.
Примечание к части
Ну ладно Юи. А Нирен топ?)
Глава 6. Свобода от оков. Часть I
“В конечном счете, все к лучшему…”, старался я сам себя убедить, мрачно пялясь на гипс. Раздражающая ситуация — понял то, что упускал, понял, что именно нужно делать для нужного результата, в общем, достиг того, чего кучу времени ждал… а тренироваться не можешь, и сможешь нескоро.
Как бы там ни было, я примерно понял, что делал не так.
Раньше я пытался фиксировать в качестве “точки воздействия” собственной причуды всю свою руку… как часть себя. Пусть даже и отдельный участок ее, пусть конкретную точку — я ж не идиот — но, думаю, любой человек при взгляде на собственную конечность будет воспринимать ее, прежде всего, как часть себя.
В итоге, как я понимаю, конкретная точка воздействия размазывалась на абстрактного… или, наоборот, конкретного меня — и ничего не работало.
Правильный подход оказался иным: отстраниться от восприятия рук или ног (а может, и других частей тела, спины, например… хотя об этом я подумаю позже) как части целого комплекта “меня”, перестать воспринимать руку как комплексный объект со всей ее кожей, мышцами, костями (и ведь действительно, когда я создаю воздействие на бетонную стену, я ведь даже не задумываюсь над тем, из чего она состоит, есть ли внутри стены арматура, является ли она частью здания и тому подобное), а видеть лишь конкретную точку на коже. Как если бы я носил тонкие кожаные перчатки и хотел бы воздействовать не на саму руку, а на поверхность… кожи. Вот такой вот каламбур.
Иными словами, я сам себя научил воспринимать ту же руку не как часть своего тела и потому — часть источника причуды, а как дискретный отдельный объект. Просто обошел какую-то психологическую установку в голове — и все заработало… ну, это так, если я прав.
Будучи отбитой личинкой профессионального героя, свихнувшейся на многолетних тренировках, эту гипотезу я проверил прямо в больнице, сразу же как мне наложили гипс.
А что? Еще одна рука — есть, время, пока бумажки заполняют, есть, да и, если все повторится, и ехать никуда не надо.
Но я, теперь-то уж, был почти уверен в успехе. К тому же вкладывал самый минимум сил — в первый раз моя лучевая сломалась, прежде всего, из-за неожиданности. И невезения, куда уж без этого.
Я глянул на левую ладонь… повернул ее вперед…
После легкого хлопка мою целую руку слегка откинуло назад в воздухе. Как если бы кто-то мимо прошел и дал “пять”.
Я выдохнул и устало улыбнулся. И зашипел от боли, попытавшись откинуться на спинку дивана, так как забыл, что сижу не на диване, а на больничной кушетке.
День только начался…
* * *
Дальше все завертелось… снова.
Я вновь взгромоздился на рельсы развития, я вновь, наконец-то, двигался вперед, к цели — и на мелкие неудобства вроде перелома обращать внимания не собирался.
В школе, таки добравшись до нее на следующий день, со своей сломанной культяпкой я произвел впечатление: многие одноклассники из тех, кто так или иначе задумывался о супергеройской карьере, узнав о причине перелома (а тайны я не делал), конкретно так загрузились. Теперь они смогли поближе взглянуть на то, что именно я имел в виду под “серьезными тренировками”.
Что тот парень с когтями (когда уже я запомню его имя? Хаято, что ли?), что водяной бегун Микумо маячили где-то на периферии в коридорах и столовой, явно желая что-то спросить, но моей недовольной хари и суровой заботы Юи (серьезно, она взялась меня опекать, что одновременно раздражало и умиляло) было вполне достаточно, чтобы их отвадить.
Никакой “росомашьей” регенерации мне ни причуда, ни факт самого попаданства, очевидно, не обеспечили, так что гипс я смог снять только через месяц. Да и даже в этом повезло, благо перелом был неосложненный.
