Месть попаданцев-2

2. Поляков-в 1939 году осужден к 10 годам лишения свободы за фабрикацию дел

3. Титов— 'Арестован 15.10.1939. 15.02.1940 дело прекращено, освобожден.

Повторно арестован 08.10.1940. Военным трибуналом войск НКВД Харьковского округа 06.04.1941 дело направлено на доследование. Военным трибуналом войск НКВД Киевского особого военного округа 14.05.1941 приговорен к 6 годам лишения свободы'

4. Куценко— 14.12.1939г. уволен согласно ст. 38 п. 'б' Положения (подразумевает арест судебными органами).

5. Федоров-данных нет.

6. Мироненко— 'Арестован 15.11.1939. Обвинение — ст. 206-17 п. 'а' УК УССР. Военным трибуналом войск НКВД Харьковского округа 06.04.1941 приговорен к 10 годам лишения свободы. Президиумом Верховного Совета СССР 19.08.1942 исполнение приговора отсрочено до окончания военных действий, направлен на фронт.' Далее данных о его судьбе нет.

7. Фишман-данных нет.

8. Алексеев-данных о репрессировании его нет. Умер в 1943 на фронте.

9. Устенко— пропал без вести на фронте в 1944 году.

10. Машошин-данных нет.

11.Юшканцев-в 1940м году уволен по ст. 38 пункт 'в' (невозможность использования на работе в Главном управлении государственной безопасности.). Во время войны снова в органах, дожил до мая 1945 года.

12 Орлов-последние данные о нем относятся к декабрю 1944 года, тогда был подполковником. Данных о репрессировании его нет.

13.Берестнев— уволен в декабре 1939 года 'вовсе c исключением с учета согласно ст. 38 п. 'в' 'Положения'.

Во время войны вновь в органах, закончил службу в 1946 году подполковником.

14. Чернявский-Ольшанецкий — 'в 1939 уволен из ГБ в связи с арестом'. Но, видимо, потом был освобожден, потому что закончил службу в 1946 году подполковником.

15. Левенец-данных о репрессировании нет. Последние данные о нем в октябре 1944 года, тогда он был майором.

16. Платонов-данных о репрессировании его нет. Последние сведения о нем относятся к 1945 году, тогда он был подполковником.

17. Куликовский-уволен в запас в 1940году, во время войны снова в строю, закончил службу в 1946 году, последнее звание-майор.

18. Тимченко-данных о репрессировании его нет. Последняя информация относится к июню 1945 года, когда он был капитаном.

19. Каганович-данных о репрессиях нет, закончил службу в 1950м году, полковник.

20. Зайцев-перед войной служил в Дрогобычской области, пропал без вести на фронте в 1941 году.

21. Донцов -Кусков-пропал без вести на фронте в 1941 году.

Итого из 21 человека есть сведения об аресте и осуждении 6 человек и увольнении из органов троих.

ОБЗОРНАЯ СПРАВКА

по делу Боряина Бориса Моисеевича 1899 года рождения, уроженца г. Речица Минской губернии, проживающего до ареста гор. Ташкент, члена ВКП(б) с 1919 года, до ареста -начальника 3 отдела при САЗЛАГе НКВД.

'... в бытность свою начальником Среднереченского городского отдела НКВД допускал необоснованные аресты граждан из социально близкой нам прослойки. Так были арестованы с санкции Боряина, гражданин Гайда, в прошлом красный партизан, Герич Петр-из крестьян -бедняков, рабочий межрайторга, Лизин Петр-из крестьян-бедняков и др. При допросе арестованных Боряин избивал их железной перчаткой.

Там же, в Среднереченске, Боряин присвоил себе охотничье ружье, золотые часы и золотой браслет, изъятые у арестованных и осужденных к расстрелу.

Эти сведения заимствована из показаний Балащенко Д.А., оперуполномоченного УГБ в городе Среднереченске в указанный период.

Еще Балащенко добавил, что следователи Голосной, Земской, Крижановской присваивали себе вещи и ценности арестованных, о чем Боряин знал, но никаких мер к отстранению этих мародеров не принимал (ссылка на листы дела 313-314).

Характерны показания Грибеля Александра Иосифовича, работника Особого отдела:

'Лично мне известен такой факт: в числе намечавшихся к аресту был какой-то гражданин (фамилии его не помню). Перед арестом установили, что это лицо про проживает в Среднереченске и 20 апреля 1938 года милиция по нашему заданию произвела арест. В день ареста я вызвал арестованного и вынужден был констатировать, что это не лицо, нужное нам, хотя фамилия, имя и отчество, которые имеет интересующий нас человек. Я предложил освободить арестованного, но Боряин не согласился с этим и заявил, что у нас до сих пор не вскрыта организованная контрреволюционная деятельность, и что теперь можно получить хороший протокол о диверсии по складу, а то это не тот человек-неважно, раз фамилия, имя, отчество сходятся. Боряин тут же мне заявил, что 'вы допросить его как следует не сумели, у вас нет опыта, я это учел и вызвал работающего в межрайгруппе Дидуся, когда он придет, отдайте ему арестованного и какие есть документы'. В девять вечера ко мне зашел Дидусь, взял арестованного и документы, через час вернулся и сказал, что протокол оставил Боряину.

Как только Дидусь ушел, арестованный упал на пол. Я подошел к нему и увидел, что он имеет жуткий вид (весь белый, как мел) и лежит без чувств. При помощи воды я с трудом добился от него признаков жизни, и, видя, что он может помереть у меня в кабинете, я вызвал дежурящих по тюрьподу и они унесли бесчувственного арестованного. Утром следующего дня я уехал и дальнейшую судьбу его не знаю'. (листы дела 305-306).

Далее в деле есть ссылки на нарушения, допущенные уже в Средней Азии.

15-16 декабря 1939 года Военный Трибунал Войск НКВД Среднеазиатского Округа приговорил Боряина к 7 годам лишения свободы в ИТЛ на основании статьи 132 пункт 'а' УК УзССР.

11 апреля 1940 года Военная Коллегия Верховного Суда СССР оставила приговор в отношении Боряина в силе'.

**

Вульф А. А. 1898 года рождения, уроженец города Москвы, русский, гражданин СССР, член ВКП(б) с 1920 года, до ареста начальник УНКВД области.

Выписка из протокола допроса его от 5 марта 1941 года.

',..К тому времени под арестом содержались несколько членов правотроцкистских организаций, но не было существования их областного центра, ни даже никакой информации о существовании в области правотроцкистского подполья. В целях продвижения вражеской работы я решил провести новые аресты и путем вымогательства и применения методов физического воздействия получил от этих арестованных показания о существовании в области правотроцкистского центра. С этой же целью мною были арестованы секретари райкомов Емельянов и Дорохов.

Если для использования в других фиктивных делах у меня были некоторые материалы, то при аресте Дорохова и Емельянова никаких материалов о принадлежности их к правотроцкистской организации не было. Они были арестованы мной с целью фабрикации дела.

На допросах к Емельянову и Дорохову были применены меры физического воздействия и от них были получены не соответствующие действительности показания.

...История появления этих фамилий в деле такова: Шмидт и Клочков были арестованы еще в 1937 году, но показаний, в том числе и о правотроцкистском подполье не давали. Емельянов и Дорохов лично знали Шмидта, и мы вынуждали назвать его участником правотроцкистского подполья, и, когда Шмидт был ими назван, то Клочкова в фиктивные протоколы вписали мы.

...Я лично совместно с Чернявским-Ольшанецким составил фиктивный протокол допроса арестованного Харченко (других не помню).

В результате было арестовано до 120 работников советско-партийного и хозяйственного аппарата.

...Созданием этого дела аппарат НКВД был дезориентирован и явно направлялся в сторону от раскрытия действующего правого подполья, которое я в соответствии с указаниями Успенского старался сохранить.'

**

Заключенный Александр Александрович Вульф уже полчаса собирался с силами. Наконец, он решился, обмакнул перо в чернильницу и продолжил:

-Прежде чем перейти к следующему этапу моей враждебной деятельности, хотел бы рассказать о моем моральном разложении, которое и помешало мне оценить неправильность моего пути и в конце концов повергло меня в глубины черного предательства, закончившегося только с моим теперешним арестом.

Началось это давно, и имеет своей причиной чувство вседозволенности, которое было присуще многим сотрудникам ОГПУ, а потом НКВД, когда можно было многое натворить и избегнуть за это наказания только за то, что принадлежишь к избранным и неприкасаемым.

Александр Александрович вздохнул, исправил ошибку и продолжил.

-Как пример этого, мне вспоминается, как начальник Черноморского окрупрвления ОГПУ и командир погранотряда Болотов устроил с другими командирами грандиозную пьянку на берегу моря.

Вульф подумал и зачеркнул слово 'грандиозную' и заменил его словом 'выдающуюся'.

-Когда все опьянели, то по предложению Болотова вышли в море на катере и обстреляли курортный город Анапа из пушек и пулеметов. Потом они оправдывались, что якобы увидели банду, которую и обстреляли. Никто за такой вопиющий факт наказан не был. Да и какое наказание, если начальник краевого управления ОГПУ Евдокимов, разговаривая об этом, даже завидовал тому, как весело и изобретательно проводит свой отдых Болотов. И от него не отставали другие. В Армавире начальник отделения Шертон пьянствовал с сотрудниками четыре дня подряд. Затем пьяные сотрудники разогнали торговцев на базаре, взяли штурмом городскую тюрьму и выпустили из нее нескольких уголовников, пытались задушить завсектором Огиенко, пока его не отбили прохожие, публично повесили собаку на веревке, перекинутой через телефонный кабель. Их хотя и арестовали, но через два месяца выпустили, а организатор этих событий был после переведен на другую работу с повышением.

Вульф остановился и стал вспоминать про захват пьяными коллегами из КРО какой-то казачьей станицы на севере края. История была громкая, с перестрелкой, убитыми и ранеными, вызовом на подмогу конвойного дивизиона ОГПУ, который вступил в бой с своим начальниками... Но все попытки вспомнить название станицы были тщетными. Помучившись, арестант отложил идею и сосредоточился на том, что помнил. Правда, позднее, когда его перевели в киевскую тюрьму, он снова рассказал в ходатайстве в Москву об этом, а, поскольку и тогда не вспомнил название станицы, то рассказал без уточнений — казачья станица и все.

Пора было писать дальше.

— То же можно сказать и про Таганрогского начальника сектора Бухтиарова, который не только пил и устраивал пьянки для других, но и часто проигрывал по две -три тысячи рублей казенных денег. Признаю, что меня это тоже касается, так как лично участвовал в пьянках с Бухтиаровым и всегда уезжал из Таганрога в состоянии похмелья.

...В антисоветскую деятельность я был вовлечен моим начальником Рудь. Произошло это так: у меня был по работе затяжной конфликт с Люшковым и его заместителем, которые всячески придирались к моей работе, отправили меня на периферию в Шахтинский район, но и там не оставляли меня своими придирками. От этого 'внимания' я серьезно заболел и даже опасался, что вскоре буду арестован. Рудь хорошо мне помог с лечением, а когда я поправился, то Люшков был переведен на другую работу. Мне уже и этого хватило, чтобы вздохнуть свободно, а Рудь стал потихоньку продвигать меня по службе, премировать. Я, конечно, немного подозревал, что это неспроста, но душа моя воспринимала это с благодарностью и как-то, чего меня специально лишали, и, наконец, вернули положенное.

...Он прославился как человек, который много занимается следствием, а на самом деле все обстояло так. Он с утра вызывал на допрос подозреваемого, сажал вместо себя кого-то из подчиненных, а сам весь день отсутствовал по своим делам. Допрашиваемого вечером отпускали в камеру, но таким образом получалось, что он 8-10 часов в день допрашивал и другие дела успевал делать, оттого его всегда по управлению ставили в пример...

...Основной задачей мне было поставлено — сбережение кадров заговорщиков от ареста, что я и старался делать, прекращая их дела за надуманными предлогами, мешая их оперативной разработке, беря себе дела отдельных людей и ничего фактически не делая по их разработке, аресту и привлечению к суду.

Перо скрипело по бумаге, зеленые чернила сливались с фоном плохой бумаги, заканчивалась уже двадцать седьмая страница, а Вульф писал, как заведенный.

-Когда мы после моего освобождения из-под ареста встретились с Писаревым, он признал, что мой арест был в некотором роде спасением меня от более серьезной разработки, ведь из него были потом изъяты показания троих из четырех свидетелей моей враждебной деятельности, особенно Малинова. Поэтому тебя подержали, отвезли в Москву, потом вернули и освободили.

-Так зачем же надо было меня так сильно бить тогда? -спросил я его.

Он ответил, что, дескать, извини, но так получилось. Но, с другой стороны, все выглядело как действительно правильное следствие, и, если ты не признался даже при такой обработке, то, значит, совершенно не виновен. И никто нас не заподозрит в спасении своих кадров во время следствия.

Вздох, ручка погружается в чернила и далее скользит по бумаге.

-После чего на квартире Успенского был организован банкет, начало его я еще помню, как и то, что Ежов предложил тост за меня. В тосте он провел анализ типов большевиков и одним из типов назвал меня, приведя в пример мою стойкость на допросах. Дальнейшее в моей памяти изгладилось, но Писарев мне потом со смехом рассказывал, что я постоянно подходил к Ежову, сидящему на диванчике, и задавал ему все тот же вопрос: 'Вы знали, кого освободили?' Ежов, когда вокруг было много народу, уклонялся от ответа, а потом, наконец, сказал, что: 'Потому и освободил, что знал'.

(Примечание автора. И это не только Волков показывал, это в выдержке из протокола допроса Ежова тоже написано близко к этому тексту выше.)

Приехал я в область начальником УКВД с задачей не подвергать удару правотроцкистские кадры. А как это сделать? Но посмотрел, посмотрел и понял, что нарком явно из наших, потому как известных мне членов правотроцкистской группы никто не трогал, но шла масштабная фальсификация дел.

Это я понял по делу Сторубеля и его товарища, которых мы отправили в Киев, а их нам потом вернули с протоколами допросов. И оказалось, что в городе у нас масштабная организация националистического толка, которая существует много лет, а мы ее вроде как не вскрыли. Но по протоколам ее руководитель Хатынко (действительно, кадровый националист), но он к нам переехал только за месяц до получения этих протоколов, а когда Сторубеля арестовывали, его вообще тут не было, и до того никогда не жил.

Поэтому я понял, что, если хочешь быть прославлен и своих людей от ареста и разоблачения защищать — нужно много дел проводить и в Киев докладывать. Писарев со мной был согласен.

...От него я никаких заданий не получал, но я полагал, что если разоблачена польская линия, то и у нас она тоже должна быть, и другие линии тоже будут.

...Своих заместителей, кроме Писарева, я посвящать в участие в заговоре не стал. Причина этого в том, что они разделяли мои мысли о всемерном раздутии дел, а их подчиненные беспрекословно выполняли свои поручения. Поэтому все шло как надо. Поймали мы немца Раппа, и он даже без мер физического воздействия стал колоться, так что уже дальше несложно подобрать ему нужный актив единомышленников.