Рыжий вступится за приятеля:
— Так он же не сам. К нему полезли.
— И будут еще лезть. Много раз будут. И не такие. Но если мы на всех станем отвлекаться, до дела так и не дойдем. Надо ж понимать: подстрекатели.
— Ладно. Исправлюсь. Что за дело-то?
Тачи поднимается со ступенек. Неожиданно легко, быстро — как умбло из сундучка, когда сдернешь крышку. Выхваченная изо рта у Даггада папироска летит в приоткрытое окно.
— Исправляйся. Для начала я же сказал: не дыми. Привыкай. Возле той штуки не то что закуривать — дышать через раз придется.
Музыкант строит значительную рожу.
— Ага:
Еще я скважины бурю,
Охранке голову дурю
И возле емкостей с горючим не курю!
— Какой — той штуки?
— Узнаешь.
— Когда — скоро?
— Послезавтра. Я потому с вами и говорю. Как с самыми лучшими. Девятнадцатого вечером. Кабак "Петрушка" — знаете?
— Ага, кабак.
— Смешно, Дарри?
— Да нет, Тачи, что ты. Я слушаю.
— Бить никого не надо. Отдать один гостинец нашим друзьям из моряков с парохода "Капитан Дулия". Забрать у них гостинчик для нас. Тихо. Вежливо. Без выходок. Дело добровольное. Возьметесь?
— Тю, и делов-то!
— Хорошо. Я на вас рассчитывал. Сумку побольше с собой захватите. Тара у гостинчика неудобная будет. И очень осторожно. Подле гостинца не курить — понял?
— А дальше-то — что?
— Принесешь на Парусную, ты знаешь, куда. Отдашь мастеру.
— Кому?
— Мастеру-химику.
— Это какому еще?
— Не волнуйся, Дарри, его ты точно узнаешь.
Рыжий обиженно перебивает:
— А я?
— А ты, Гирри, берешь одного из моряков. Он будет хворый. Ведешь его к мастерше на Водорослевую. Помнишь ее?
— Мохноножка?
— Да. Возьми в толк: не в лечебницу, а к ней домой. Проследи, чтобы наш гость не вздумал там буянить. Дождись, когда уйдет.
— А чем он хворый? Заразный?
— Руку сломал. Не заразно, если не драться.
* * *
26.
Семнадцатое число месяца Целительницы, половина седьмого вечера.
Восточный берег, Старая Гавань.
Письмо, доставленное наемным посыльным в Старо-гаванский участок стражи
Господину сотнику Мэнгри Бардангу
Вот что я знаю о Вайлиранде Гундинге.
В Марбунгу он еще со школьных лет числился восходящим светилом: и поэт, и художник, продолжатель семейного обычая... У Гундингов и сочинять, и рисовать издавна принято. Только жизнь боярич вел такую, что не пристала потомку Царей. Шлялся по трущобам, водился с беззаконными личностями. Пьянство, дурман, сомнительные женщины, весь набор пороков. Время от времени его родичи пытались лечить и воспитывать: жесткими мерами, если я себе верно представляю порядки дома Гундинг. Году в 1114 на работы Вайлиранды нашлись щедрые покупатели, так что воздействовать на боярича деньгами семье стало трудно. В арандийской печати о нем тогда много толковали: возрождение восточного духа в новейшем искусстве, издевательство над наследием старых мастеров, новая страница в истории художества... Правда, делать снимки или гравюры со своих картин Вайлиранда не давал, так что прислать Вам ничего не могу. В 1116 году он сбежал из Марбунгу, после того как его товарищей по курению дурмана задержало ОО. Где скрывался два года, не знаю, этим летом прибыл в Ларбар. Будто бы на пароходе, шедшем с Винги, но с заходом в Мичир. Побывал ли Вайлиранда за границей или только вид такой делал, неизвестно.
Объявился у здешних художников, назвал себя, попросил не выдавать. Ни денег, ни дурмана, ни картин при нем не было. По рассказам, заснуть на новом месте не смог, и к утру изрисовал стену в мастерской — хозяйскими красками, но в собственном вкусе. Его выперли. И в тот же день Вайлиранда, якобы, был задержан, но до поры об этом не объявляли. Обнародовали, когда сочли уместным.
Сейчас, как я понимаю, дело о розыске беглого боярича успешно закрыли, а самого его отправили в Марбунгу под семейный надзор. За зиму в тамошних газетах не мелькало сообщений о новых его безобразиях, в свете он тоже не блистал: видимо, лечат его пока.
Что и как он рисует. Я не много видел его работ, не скажу, что мне они нравятся, но и не признать его дара не могу. Сильное, самобытное письмо. Черная тушь, почерк немного похож на то, как в начале девятого века писали в высокогорных обителях мастера из школы Гамониу. Но, конечно, о подражании образцу напрямую речи нет. Основа разная: от простых писчих листов и оборотной стороны кухонных клеенок — до лучшей кэраэнгской бумаги. Стихи для надписей — сочинения самого Вайлиранды, на арандийском, без счета слогов и без рифмы. Иногда с рисунками — Змеи, камни, небо — но чаще только буквы. Содержание — песни к Богу. В Марбунгу, как я знаю, Гундинга крепко ругали за то, что он решился торговать собственными молитвами, да еще по такой дорогой цене. Бабушкам возле храма сбывать картинки по полтиннику — это, мол, еще прилично, а за десятки тысяч ланг ценителям искусства — грех. Насчет чудотворных свойств этих работ Вайлиранды тоже выясняли: нету. Иначе он бы так легко не отделался.
Наш вестовщик был нынче днем на Обретенской. Дворник не пожалел постыдных тайн для читающей общественности. Представил покойную жиличку продажной женщиной: притворялась немощной, но пока муж был на работе, к ней шастали какие-то господа небедной наружности. Побудут-побудут, потом уходят довольные. По описанию "господа" на Гундинга не похожи. Ходатаи от него — возможно.
Чанэри Ниарран
* * *
27.
Семнадцатое число месяца Целительницы. Восемь часов вечера.
Западный берег, Коронная часть. Новая Коронная площадь, 2. Трактир "Под каштанами".
Мэнгри Барданг, начальник Сыскного отдела Старо-гаванского участка королевской стражи
Дангания Нариканда, сотник Приморского Охранного отделения Ведомства Безопасности
Сотника Мэнгри угощают белорыбицей, тушенной в рассоле. Хорошей водкой и складными баснями. Всё, как он и предполагал.
По чину Барданг и его собеседник равны. По положению Нариканда выше: стражу Приморья возглавляет тысячник, а Охранное отделение — полутысячник, так что и все остальные должности в нем сдвинуты на одну ступень вперед. Разницы этой Нариканда старается не подчеркивать. Сразу сказал: как будущий родственник барышни Минору хочу поскорее узнать, как прошло исследование. Он, дескать, по-прежнему не против женитьбы своего племянника на этой девице, да если бы и возражал — Гаммичи упрям, как пень, паренек только выглядит покладистым...
По чертам лица, по общему складу Нариканда-старший на племянника не похож. Суше, жестче, мог бы считаться красивым. Только выражение глаз — как у Гамми: доверчивое, щенячье. У школяра лет двадцати с небольшим оно еще понятно. А у дядюшки?
Барданг рассказал: чар, безумия и нездоровья исследование не показало. Раз так, то барышне Магго завтра будет предъявлено обвинение. Она об этом уже предупреждена. Как и о том, что допросов пока больше не будет, раз никакого проку от них нет. Сегодня после исследования Минору получила свидание с матерью и с Гаммичи.
Очередь за Нарикандой.
— Талури Райлер может выставлять себя королевским соглядатаем перед "рабочими братьями". При его складе мысли, может даже и сам себя считать "нашим" человеком. Но это не так.
— Верно ли я отсюда заключаю, господин сотник, что Райлер — никакой не чудотворец? Что жреческая слава его — дутая?
— Лечить наложением рук он иногда способен. Общее облегчение самочувствия, не исцеление. Более ничего не умеет: учиться пробовал, дарований не оказалось. Проникновенную беседу провести, обеты присоветовать может. Но на жреческое служение — усердия не хватает. Или смелости. Рано или поздно прихожане предъявят последствия тех советов. А отвечать-то за них куда труднее, чем раздавать... Обычно Райлер не дожидается сего печального дня: попросту меняет храм.
— Как Вы видите его дальнейшую судьбу?
Сотник Нариканда морщится. Ему уже пришлось поделиться скверной новостью: в настоящее время Охранное отделение не знает, где находится Талури Райлер. Как лицо поднадзорное он обязан раз в полмесяца являться в ОО, и срок ближайшей его явки был — сегодня в полдень. Возможно, Нариканда, когда утром отсылал свою бумагу в Старую Гавань, еще надеялся вечером предъявить страже искомого ею квартиросъемщика. Но не вышло. Теперь Райлера усиленно ищут, но пока не схватили.
— У нас есть к нему ряд вопросов. Но первая очередь — за вами.
С чего бы вдруг такая любезность? В Охранном сотник Нариканда отвечает за больницы, школы и прочие учреждения Ученой гильдии. Основания забрать Талури имеет другой отдел — тот, что по надзору за храмами. Или третий, в чьем ведении рабочие кружки. Но им Нариканда своего подопечного уступать не хочет. В крайнем случае — службе по незаконному обороту дурманных зелий, как было в Марбунгу. Но пока Охранное не решило, кем скорее считать Райлера: жрецом или дурманщиком? Будет готовое дело у стражи — будет и ясность.
Мэнгри молвит:
— Дозволительно ли спросить: а у Вас к нему — что?
— Всё то же, что и прежде. Доморощенные целительские изыскания. Он, понимаете ли, открыл способ избавления от дурманной зависимости, задумал посрамить ученых докторов. Никаких чудес, один расчет. Замена сильнодействующих снадобий на более легкие, потом на благовония, подаваемые под названием "дурмана". И всё это — в сопровождении проповедей, совместных молений. Хуже того: он вовлекал в "работу" посторонних лиц. Чье благое влияние может, якобы, отвратить "больного" от зелий. В Марбунгу это было несколько молодых женщин. Одна и вправду подруга дурманщика, тут Талури не сводничал даже, а просто подогревал разговорами чувства этой парочки. Но другую девицу он сам познакомил с "недужным": вычислил, что она ему подходит. В итоге на одной из проповедей обе эти женщины тяжело отравились. Как и мой племянник. Кого Райлер собирался спасать при посредстве Гамми, он так и не объяснил. Держал парня про запас, едва не загубил его. Здесь — Минору...
— Вы полагаете, все-таки Минору и Тому Маудангу свел сам Райлер?
— Едва ли напрямую. Думаю, Минни ему была надобна, чтобы воздействовать на меня. Поэтому с нею он вел себя осторожно. Тому могла отпугнуть девочку, а Талури это было не нужно.
— "Воздействовать". Опасное дело. Вы же знали, что Минору с ним общается.
— Знал.
— И не сочли за лучшее это пресечь?
— Райлер был предупрежден. Здесь, в Ларбаре, он дурманом как таковым больше не занимался. Вернее, ограничил свои опыты одной лишь Маудангой, самой давней своей подопечной. Для нее он зелья, конечно, добывал. Попутно проясняя нам некоторые тонкости их поставки в Приморье.
— Имел дело с производителями?
— С посредниками, как и все, кто движется от конечного потребителя. Да это и были большей частью травы. "Огородников", Вы же знаете, отследить почти невозможно таким путем. Гораздо сложнее, чем "химиков".
— Но амитин, как я понимаю, зелье искусственное? Без лаборатории его не изготовишь?
— Да, верно. И вот что я думаю: его Тому добывала сама. Тут о многом мог бы поведать мастер Лиратта. Он ведь тоже амитином отравился.
— Важная подробность. Благодарю.
— Не за что. Завтра пришлю Вам копию заключения исследователей. По счастью, этот художник не уничтожил обертку от порошка. Если выживет — может быть, что-то еще расскажет. И Вам, и нам.
— А что, Райлер настолько плохо разбирается в зельях? Не заметил, что подруга его принимает амитин? Или первый случай оказался и последним?
— Мог не заметить, если прежде она это делала, пока его не было дома. Снадобье для нее новое, вероятно, она еще могла воздерживаться. Подождем, что покажет исследование. Допускаю, что порошок был скверного качества — и у Тому, и у Лиратты. Что наводит на мысль об их общем поставщике.
— Мастерша Магго говорит, что Минору с Райлером были чуть ли не любовниками. Гаммичи — что Минору с Райлером не знакома.
— Они общались. Я знаю об этом еще с прошлого лета. Гаммичи встретил Талури в городе и сказал мне. О том, что Талури мне отчитывается, Гамми не знает, разумеется. Сам Гамми не шпионит за невестой.
Трудный выбор: твой племянник и твой же поднадзорный гуляют с одною девушкой. А ты болеешь душою за обоих: каково-то они преуспеют? Сколько бы сотник Нариканда ни заверял, что Талури — не его человек, а по голосу слышно другое. "Мой"... Любители петушиных боев с такою тайной нежностью толкуют про своих птичек.
Хорошо, наверное, жить, когда уверен в своих ближних — что они знают, а чего не знают.
— А что Минору?
Нариканда тяжко вздыхает:
— Я говорил с нею о Райлере прошлой осенью. Гаммичи, думаю, не знает об этом разговоре. Или ловко притворяется. Минору меня тогда заверила, что не влюблена в Талури и не собирается отвечать на его ухаживания, если таковые будут. Объяснила, что беседует с ним ради углубления своих познаний о Семибожии.
— Ей было сообщено, что этот служитель Творца чуть не погубил Гаммичи?
— Да. Девушка попросила разрешения самой во всем разобраться.
— Я бы ожидал, что после этого Райлер навсегда исчезнет из ее поля зрения. Срочно отбудет из Ларбара, внезапно охладеет к общению с нею, или как-то еще.
— Он получил такое указание. Внял ему. Но полностью прекратить разговоры с Минору я ему не велел. Она могла бы вообразить, что я мешаю ее делам. Мне не хотелось с этого начинать наши с ней родственные отношения.
— Всё это было около Преполовенья Плясуньина месяца?
— Да. А что?
— По словам барышни Магго, с этого времени она часто стала замечать в городе Тому Маудангу. Райлер попросил свою подругу присматривать за Минору?
— Хм...
— Мауданга ведь тоже под надзором. Она по тому же распорядку жила, что и Райлер?
— Она отмечаться не приходила, за нее отчитывался Райлер. Мое упущение, теперь я это понимаю.
Что такое надзор Охранного отделения? В разных точках города имеются граждане, которые сообщают, что там происходит. В трудовых подразделениях, вольных сообществах, жилых домах... Разумеется, за Райлером присматривали и по месту жительства — те, кто там постоянно находится. Если вестовщик ничего не напутал, и к Тому Мауданге действительно кто-то заходил, то почему дворник этого кого-то не выдал Нариканде? Потому, что этот гость — человек другого сотника Охранки? Похоже на то. Будет ли дворник Ганикка давать показания страже? Может, и будет, раз уж разговорился перед вестовщиком. Если, конечно, внезапно не исчезнет.
— Я хотел бы еще спросить об отце барышни Минору. Верно ли я понимаю, что это Ваш товарищ по службе?
— Такой же наш, как и Ваш.
— Но не "бывший"?
— Из разведки в отставку не уходят, как говорится.
