"Быстрее бы добраться до этого постоялого двора", — горестное брожение мыслей о хаотичности судьбы отошли у Флавиана на второй план, и на пьедестале свое место заняли потребности. Флавиан думал о койке, еде и теплой воде, этого ему бы хватило, чтобы стать немного счастливее.
Еда. Вкусная или гадкая, без разницы. Мягкая кровать или топчан с клопами. Вода. Мутная речная или чистая колодезная. Сейчас это было не принципиально. Голод сворачивал желудок в морской узел, а сон буквально сбивал Флавиан с ног. Он готов был упасть на землю и в тот же момент уйти в глубокий сон.
Когда начало смеркаться, пастух часто прикрывал свои глаза и пытался спать на ходу. Галарий, конечно же, не прислушивался к словам Флавиана и продолжал делать по-своему.
Судя по тому, что рассказали путникам беженцы, в Рэвенфилде Флавиана и Галария не ожидало ничего хорошего. Только после того как они разошлись с местными, Флавиан посчитал себя дураком.
"Вот бездна! Какой же я рассеянный! Надо было спросить у них, не проходили ли через Столберг полный юноша, говорящий на северном наречии, и мохнатая игривая собака?"
Вполне возможно, что Аргий двигался точно этим же путем. Почему-то эта мысль вдруг выдвинулась на первый план и стала более навязчивой. Флавиан хотел было предложить Галарию развернуться и нагнать семейство беженцев, чтобы расспросить у них еще больше информации. Эта идея-фикс ни давала покоя Флавиану, и он решил внимательнее смотреть на следы пыльно-рыхлой дороги, однако недавние дожди должны были смыть все следы. Что-то изнутри Флавиана горело ярким огнем и подтачивала его душу. Его разум пытался отрицать вину собственного хозяина, но в конце концов едкие мысли просачивались наружу, словно плесень, медленно захватывающая сырой ветхий дом.
"Боги, Аргий. Мне так жаль, что я подверг тебя такой чудовищной опасности. Если бы не я, то ты бы сейчас жил вместе со своей семьей, и бед не знал. А вдруг этот вампир, про которого говорил седобородый, тоже охотится за печатью?"
Эти мысли были тем самым катализатором, который гнал Флавиана вперед, как можно быстрее, чтобы встретиться с Аргием и извиниться перед своим другом. Юнец хотел забрать эту треклятый кусок камня себе и отпустить Аргия домой на север. Снедающее чувство вины выливалось в то, что Флавиан мучился собственными мыслями, размышляя о том, что он зря втянул своего друга в эту опасную историю.
"Если бы не я, Аргий мог сбежать со своими родными. Интересно, обустроились они на новом месте?"
Речноземье, или как имперцы называют это провинцию — Риверланд, славилось своими большими полноводными реками и бесчисленными притоками, которые словно артерии и вены на теле человека, опоясывало всю провинцию. К счастью для путников, они наткнулись на одну из таких речушек и утолили свою жажду, страж предусмотрительно набрал в свой бурдюк, где еще недавно было вино, проточную холодную речную воду. Стоило им только отойти от речки, на горизонте, сквозь густые сумерки начал проступать столб дыма, поднимающийся от одной из построек. Столберг. Еда. Кровать. Сон. А если и посчастливится, то и безопасность.
Фонарщик, собственной милостью, спрятал огненный диск Светила за бесконечно растянувшимся горизонтом. По пути в Столберг, до которого было уже рукой подать, они встретили только лису. Рыжая проказница, голодная после холодной зимы, выскочила из леса, но завидев двух людей, быстро засеменила своими белоснежными короткими лапами в сторону ближайшей рощи. Совы восседали на размашистых ветвях буков и дубов, словно на древесных тронах, мудрые птицы зорко блюли за чужеземцами. Ночные крылатые охотники ожидали еще большей темноты, чтобы начать охоту на небольших беззащитных зверей, которые могут понадеяться только на свои быстрые лапы и укромные места.
"Прямо как люди, перед лицом Тьмы. Она приходит, и нам ничего не остается, кроме как бежать от них, чтобы спрятаться в самых тихих и укромных местах."
Но Флавиан понимал, что прятаться вечно нельзя. Нужно дать бой силам Тьмы, но как обычный пастух с севера может справиться с Павшим?
На подходе к деревне, сумерки уже хозяйничали на всей окрестной местности, тяжелая свинцовая мгла нависала покрывалом над дикими полями на несколько стадий в округе. Поселение было окутано туманом и зловещей тишиной, кроме стрекота сверчков здесь было подозрительно и давяще тихо. Единственным признаком жизни Столберга был столб дыма, поднимающийся из трубы большой каменной мазанки к затянутому небу. Само поселение ютилось возле излучины узкой, поросшей камышом и тростником реки. Дом, о котором говорил седобородый, стоял прямо у речки, огороженный невысоким частоколом. До Столберга было рукой подать, Флавиан очень надеялся, что сегодняшняя ночь пройдет в теплой постели с набитым едой желудком.
"Я уже и забыл, когда в последний раз лежал на кровати и пуховой перине. Кажется, это было в прошлой жизни."
В той самой жизни, которая была жестока отобрана у маленького пастуха судьбой, и растоптана случайными роковыми событиями. Если это являлось провидением богов, то северянин не понимал, к чему вообще поклоняться тем богам, что насылают на тебя беды? Прошло много седмиц с тех пор, и гибель Утворта стала переломным момент в жизни Флавиана, казалось, что печати расчертили на его круге жизни длинную полосу, отделявшую его юношество от тяжкого бремени взрослой жизни. Флавиан повзрослев, мечтал путешествовать по Делиону, слагая сказания и играть на флейте, но он даже и не представлял какими опасностями полнился этот мир.
Деревня с виду оказалось небольшой. Только спустя некоторое время Флавиан осознал, почему они с Галарием до сего момента не встречали других поселений. Речноземцы строили все свои поселения на берегу рек, причем, по странному стечению обстоятельств оказалось, что чем крупнее была река, тем крупнее оказывался и сам город. Жители Речноземья практически не пользовались сухопутным транспортом, речные артерии были важным средством по которому передвигались местные жители. Примечательно, что основная река — Делос, текла с востока на запад, как и большинство ее притоков. Поэтому большинство рыцарей с западных герцогств прибывало в Рэвенфилд речным путем, а южные речноземные воины двигались либо сухопутным путем, либо чаще всего смешанным — и по речке, а затем по запылившимся и захиревшим трактам, которыми по большей части пользовались имперские армии.
Делос являлась самой крупной транспортной артерией Делиона, протянувшись от восточных бесплодных земель, через Альвийский Протекторат и Великогорье цвергов, и до самого запада Империи. Как говорят легенды, именно от реки Делос произошло наименования Делиона, крупнейшего материка мира, который является связующим звеном между различными расами и цивилизациями. Тысячи приток Делоса были пригодным местом для постройки новых городов. Исток Делоса находится далеко на востоке, в "Бесплодных Землях", а точнее, в "Каменистой лестнице" — это высокогорная гряда из тысяч шпилей, прорезающих небосклон. Именно с этих заснеженных предгорий, стекают тысячи тысяч ручьев, которые и превращаются в полноводную и великую реку Делос. Затем, извилистая и быстроходная речка замедляет свой темп в землях враждебных людям альвов — древнейшей расы каннибалов и ученых, жестоких убийц и прекрасных архитекторов, которые испокон веков строили свои величественные мраморные и лазуритовые города на холмах возле рек. Дальше, Делос протекает через узкую расщелину Великогорья, где от нее отделяется пару рукавов. И именно благодаря энергии вод этой реки, цверги — подгорные жители, смогли заставить работать свои чудеса инженерной мысли. Пролегая через четыре имперских провинции, полноводная и крупнейшая река Делиона впадает в Северноводье.
Жители Риверланда не зря называют себя речноземцами. Здесь больше десятка тысяч рек, которые пронизывают всю провинцию. А поселения, возникшие на берегах этих речушек, словно бы бусинки, нанизанные на нитку. Не мудрено, что именно в этих землях сложился культ поклонения речным богам и духам — нимфидам. Культ нимфид очень древний, возможно даже древнее имперских богов, но в больших городах Речноземья, таких как Амалия, Рэвенфилд, Трехречинск и Рекогард началась культурная ассимиляция со стороны имперцев, и в таких городах имперские боги беспардонно и беспощадно обратили речных богов в прах. Пока имперские наместники, легионеры, торговцы и люди искусства почитают двенадцать богов Пантеона, а жители деревень и хуторов верят в речных нимфид, рыцарская прослойка и дворянские роды дают клятвы Деве Битвы. Дева Битва — это образец верности, добродетели и храбрости, святость этой женщины — воительницы, одержавшей победы над графом вампиров "Луцием", не ставят под сомнения. Такова пестрая политическая и культурная картина Речноземья.
Таким образом, Столберг был одним из тысяч поселений, что когда-то зародилось на берегу реки. Деревня была не столь большой, как ожидал Флавиан, даже намного меньше, чем Утворт. Восточный ветер гнал с реки, словно пену с кипящей воды, пелены тумана, который обволакивал деревню, словно младенца в пеленки, оставляя в опустевших дворах бывших поселян свои белоснежные клубы. В Столберге было тихо, и только лай одинокий собаки и стрекот сверчков сопровождал путников по деревне. Обе ночных луны, хотя желтая Анула уже и шла на спад, в достаточной степени освещали путникам дорогу, и именно благодаря им иноземцы хорошо видели ориентир — белый столб дыма. Видимо этот дом и являлся постоялым двором Мерьи Клоповницы.
Первый дом встретивший путников одиноко стоял на окраине деревне. Его ставни были наспех заколочены, а на двери красильным веществом был намалеван оберегательный знак. Старый покосившийся частокол, сделанный из березовых досок, уже изрядно порос бурьяном сорняковой травы. Во дворе дома стояла двухосная телега и большой сарай, с низкой крышей, судя по всему являющийся свинарником.
Деревня очень походила на Утворт, только дома несколько отличались от построек севера. Она были продолговатым и с большим количеством окон. В Нозернхолле предпочитали дома с одним единственным окном, которое при сильных морозах можно наспех закрыть. Мужичок, попавшийся им на пути в Столберг не соврал — деревня опустела. Некоторые из дворов были открыты настежь, видимо люди торопились покинуть деревню. Недавно прошедший дождь сделал из главной дороги мешанину из грязи, куриного помета и дождевой воды.
В одном подворье, собака, сидевшая на привязи начала изливаться громким лаем и разбудила собственную хозяйку. Та выбежала словно на пожар, ковыляя на левую ногу и крепко сжимая вилы в руках.
— Эя! — окликнула она двух незнакомцев, направляя крестьянское оружие в сторону пришельцев. — Коих будете?
На вид ей было давно за семьдесят, сухая и тощая, словно готовая для костра ветвь, старой закалки, не страшившееся ничего. Бабка может быть и была безумна, но в храбрости ей не откажешь. Хотя не даром говорят, что храбрость соседка безумия.
Галарий ничего не ответил бабке и не оглядываясь пробрел мимо нее, но Флавиан решил успокоить местную. Даже не смотря на то, что местный диалект давался ему с трудом.
— Мы странники с севера. Идем в Рэвенфилд.
— В Вороний замок? — кажется она была немного удивлена. — Вы того, что ли? Умом тронулись? Оттеда бегут все, а вы претесь на краину мира. Мой совет вам, нозерны, берите ноги в руки, хвост в жопу, да чешите в свои земли, коли хотите чуть подольше пожить.
Флавиан понимал, что бабуля не шутит ни разу. Возможно, безумие здесь не у бабки, а у них с Галарием.
Страж обернулся и сделал несколько шагов навстречу бабули. Женщина приняла комичную военную стойку и направила острие вил с поломанными зубцами в сторону пришельца. Собака на натянутой цепи лаяла как бешенная, но Флавиан только ухмыльнулся этой картине. Он сразу же вспомнил своего умного четвероного друга и скорбь вновь начала одолевать его.
— Бабка, давай обойдемся без твоих советов, — бестактно ответил рыжебородый. — Ты лучше скажи нам, где тут у вас постоялый двор.
Кажется, вооруженный страж тут же остудил ее пыл, и женщина пообмякла. Она воткнула вилы в землю и оперлась на них, как на посох.
— Ну коли не интересны, — ухмыльнулась старая женщина. — Идите к низине, берите ближе к реке, там у мельницы будет мазаная хата стоять.
Кажется, что бабуля была слеповата, потому что указала пальцем на авось.
— Постоялый двор, — ехидно захохотала старушка. — Да клоповник это обычный, держится на честном слове. Духи наши речные не дают ему упасть. Как придете, стукните в дверь, Клоповница у вас попросит два серебряных грифона. За баньку доплотите, аще же хощети окунуться во воде, освященной нимфидами. Занудная баба, будет она вам перечислять лошадников, кто у нее останавливался на ночлег. Клянусь водами, брехать будет, как сивый мерин.
Конечно Галарий ничего на это не ответил и просто кивнул головой. Путники пошли по тому пути, о коем говорила старуха. Видимо то здание, из которого валил густой дым и являлось постоялым двором. Харчевня стояла в сотне шагов от водяной мельницы, что благодаря реки величественно крутила свои лопасти. Харчевня оказалась натуральной халупой — одноэтажное вытянутое здание, построенное на пологом берегу реку, с трещинами по мазаной глинами стене. Треугольная скатная крыша грозно нависала над путниками, будто угрожая упасть на пришельцев с севера. Единственным охранником заведения был черный кот с белыми пятнами, вылизывавший себя после удачного ужина. Покосившаяся дверь находилась под глубоким козырьком и Галарий не задумываясь громко постучал по старой дубовой двери. Ждать пришлось недолго, послышался бойкий женский голос Клоповницы, извиняющейся перед путниками. На козырьке висела старая выцветавшая вывеска "Пастоялый двор", Флавиан не понял, либо слово "постоялый" написано с ошибкой, либо на речноземном наречие оно пишется немного иначе.
Дверь отворилась и на странников нахлынул запах жаренного мяса, вареного картофеля и таявшего воска.
— Мир вам, — поприветствовала гостей Мерьи своим звонким голосом.
— И вашему дому, — ответил Галарий.
Клоповница оказалась темноволосой женщиной среднего возраста с широкой талией и большой грудью. На ней был надет просторный сарафан и испачканный засаленный фартук.
— Не ожидала гостей на постой, но коли приют ищите, то у меня все есть, господари.
Два серебряных дуката, на реверсе которых был изображен грифон, ответили за усталых путников.
— Благоволи вам нимфиды, — Мерьи взяла монеты в руки и жестом попросила гостей войти внутрь.
"Здесь довольно уютно", — отметил Флавиан, не без толики скорби вспоминая свой родной дом, канувший в небытие.
В центре зала стоял большой обеденный стол, накрытый кружевной потертой скатертью, которая чуть съехала набекрень. Над потолком были растянуты веревки из конского волоса, на котором сушилось очень много трав, подвязанные в пучки. Клепий привил своему племяннику любовь к собирательству трав, а также научил их различать между собой, и юный пастух знал большую часть того, что здесь было повешено.
