Ветер полнолуния (часть 1)

Барон Лотарский целыми днями сидит у камина, завернув ноги в шерстяной плед. Гость — барон Грегор Ордисский, старый друг и соратник, находит время и промять коня, и поболтать с домочадцами, и помахать мечом с капитаном Гарником, но по большей части составляет компанию Эстегарду. Вот и сегодня...

Возможно, стоило бы пойти в храм вместе с Сюзин, но барон Грегор предпочитает не торопиться. Слишком явственное внимание может испугать неискушенную девушку, а Сюзин удивительно неискушенна для деревенской девицы. Ее очевидная наивность во всем, что касается отношений мужчины и женщины, будит в бароне Грегоре охотника, скрадывающего осторожную, пугливую дичь. Грегор по-прежнему считает, что выросшая в деревне лекарка — весьма ценное приобретение, но теперь это не главное. Сюзин сводит с ума, Сюзин вызывает жажду обладания, острое желание схватить и утащить, как волк — добычу. Седина в голову, бесы в ребро, невесело усмехается Грегор. Кто бы мог подумать, что под пятый десяток можно влюбиться так... по-мальчишески! Хотя нет, мальчишеская влюбленность глупее и трепетней, по-мальчишески он был влюблен в Жюлин, да будет Старуха к ней добра за порогом нижнего мира. Кто знал, что страсть зрелого мужчины может быть такой... обжигающей!

Зато зрелому мужчине хватает самообладания не выказывать своих чувств там, где не нужно и тогда, когда не время. В замке слишком много любопытных глаз, а Сюзин любят здесь все, до последней посудомойки. Один неверный шаг, единственный слишком откровенный взгляд, и ей быстро раскроют глаза.

Но барон Грегор слишком опытный охотник, чтобы ошибиться.

Хотя и храмовый день, и следующий прошли на редкость безмятежно, Анегарда не оставляла тревога. Казалось бы, положись на опыт королевского пса и жди спокойно. Однако молодой барон Лотарский не верил здешним разбойникам, не думал, что азельдорская стража отступится от поисков, и уж тем более, что Герейн оставит попытки расправиться с "горячо любимым" племянником. Уверен был: одноглазый трактирщик или кто-нибудь из селян уже отправили весточку и в город, и к барону. Не станут они из-за чужаков рисковать милостью тех, кто рядом, в чьей власти смять потаенную деревеньку одним мановением руки. И весь покой сейчас — затишье перед грозой, такое же душное и муторное.

Чувствует ли королевский пес то же самое? С его опытом и чутьем? Анегарду казалось — да. Он достаточно пригляделся к Игмарту, чтобы замечать предощущение опасности на вроде бы спокойном лице. Но почему тогда они сидят здесь? Анегард не понимал.

Под вечер, не выдержав нарастающего напряжения, он подловил королевского пса у дверей трактира, увел к лесу, подальше от чужих ушей, и спросил:

— Как твое чутье поживает? Когда боя ждать и от кого?

— От меня, — рассеянно ответил Игмарт. Он не глядел на Анегарда: полная луна в сиреневом предвечернем небе занимала его куда больше. Бледная луна, небо, перечеркнутое голыми корявыми ветвями, и ветер. Есть на что посмотреть: словно скрюченные жадные пальцы пытаются поймать "волколачье солнышко", пока оно не налилось светом, не вошло в полную силу.

— Что?.. — Анегард тряхнул головой, отгоняя зловещее ощущение. Надо же, в какую ерунду вылилась грызущая со вчерашнего дня тревога!

— Завтра день Прядильщицы, — напомнил об очевидном Игмарт. — И полнолуние...

— Вижу, что полнолуние, — вскипел Анегард. Он сам не знал, на кого больше злится сейчас: Герейна, Игмарта, короля, себя... Просто злился. Злость — отличное средство от глупых страхов. — О том, что полная луна в ночь Старухи зло будит, можешь не рассказывать, помню. И что? Каким боком это нас касается? Ты нелюдь в гости ждешь или саму Хозяйку тьмы? Я думаю, с нас и азельдорской стражи довольно будет. Или Герейна с отрядом.

— Герейна... — Игмарт оторвал наконец взгляд от луны, повернулся к Анегарду. — Я ухожу.

— Куда?

— В храм. Завтра днем вернусь.

— Зачем?

Ночь Старухи... Анегард невольно поежился: в животе словно ледяные пальцы заворочались, завязывая в узел кишки. Что делать в храме в ночь Старухи в полнолуние?!

— Хочу взглянуть на Герейна. Если ты прав насчет нелюди, он там будет.

— С чего бы ему?..

— Не знаю... не знаю, но уверен, понимаешь? Тянет меня. Чутье. Что-то там этой ночью случится! Он без мага теперь...

Что ж... может, он и прав, снова прав. Если нелюдь "держал" маг, если Герейн знает, как перехватить власть над стаей...

— Ты понимаешь, какой это риск?

Глупый вопрос. Королевский пес не может этого не понимать.

— Не чутье тебя тянет, а ненависть твоя. Или его.

— Может быть.

Анегард беспомощно пожал плечами. Ясно же, что отговаривать бесполезно. Игмарт не совета спрашивал, он просто поставил в известность. Оказал, бесы его дери, любезность.

— Я с тобой.

Сейчас скажет: нужен больно, щенок неопытный, только мешать станешь. У Лотаров нет чутья, но что-то несомненное, явственное, такое же настоящее и необоримое, как полная луна над головой, подсказывает: буду нужен. Может, спину прикрыть, может, подставить плечо. Или просто быть рядом, когда понадобятся лишние глаза, руки и клинок.

— Ладно, — Марти едва заметно усмехнулся, и Анегард подумал: а может, он того и хотел? Просто сам просить не стал? — Только вперед не лезь. — Еще один взгляд на луну, еще одна усмешка, невесть кому адресованная: так и кажется, что прямиком Хозяйке тьмы. — Предупреждай Мано, бери оружие и вперед. Жду тебя в конюшне.

Десятнику Анегард всего не сказал: незачем пока. Предупредил, что едут с королевским псом разведать подходы к Герейну, взял меч, самострел; помедлив несколько мгновений, послушался неясного предчувствия и сунул в сумку фляжку с боевой настойкой.

Игмарт уже заседлал своего гнедого, смотрит со злым нетерпением.

— Сейчас, — нетерпение заразно, вот только тревога все сильней. У Лотаров нет чутья, не стоит брать в голову глупые страхи. Это все безделье виновато, безделье и ожидание. — Готов.

— Едем.

Внимательный взгляд щекочет спину: кто-то смотрит вслед.

— Игмарт?

— Чего тебе?

— Не боишься, что за нами проследят?

— Отстанут.

И откуда бы такая уверенность.

Лес надвинулся, обнял, сомкнулся за спинами. Ранние сумерки, едва заметные в деревне и на опушке, сгустились, как будто ночь надвинулась одним рывком. Марти обернулся, объяснил вполголоса:

— В такую ночь здешний народ по домам сидит и молится. Даже самые отъявленные душегубцы. Никто за нами не пойдет. Разве что поглядят, в какую сторону двинулись. Держись за мной, Лотар. И вот что, можешь проследить, чтобы кони не заржали?

— Хорошо, — ответил Анегард сразу на все.

Тропа казалась наезженной, хотя кому бы здесь, спрашивается, ездить. Разве что контрабандисты — намного более распространенная профессия, чем до сих пор думал молодой Лотар? Гнедой Игмарта шел резвым кентером, Анегард держался на два корпуса позади. Ветер стих. Луна плыла впереди, и чудилось, что корявые жадные пальцы все-таки схватили ее, и теперь тянут в разные стороны, пытаясь разорвать, разделить... Анегард тряхнул головой. Защити, Звериная матерь! Полнолуние — плохое время для людей, трижды правы те, кто сидит сейчас дома, за крепкими засовами, с молитвами. Каких только страхов не причудится под неверным светом "волколачьего солнышка", не зря же оно светит мертвым в нижнем мире, там, где хозяйничает Старуха.

Вскоре Игмарт свернул с тропы. Дальше кони шли шагом: редкий перелесок, длинная луговина между холмами, русло ручья... Текучая вода успокоила тревогу; Анегард смотрел, как разбивается под копытами отражение налившейся светом, уже не вечерней, а ночной луны, и слушал тишину. В лесу тишина была тревожной, здесь же — сонной, спокойной, почти зимней.

Обернулся Игмарт, придержал гнедого, дождался, пока Анегард подъедет вплотную. Спросил:

-Сможешь коней держать, если Герейн в храме чары будет плести? Я слышал, кони темной ворожбы не любят. Удержишь? Может, лучше оставить? Тут недалеко деревня есть...

— Сам же говорил, нельзя по деревням.

— Коней на одну ночь — можно. Там верный человек живет.

Анегард думал недолго.

— Оставим тогда. Удержать я удержу, но драться не смогу. И ты прав, темные чары коням не на пользу.

Марти кивнул:

— Тогда сейчас сворачиваем к деревне. Ты меня ждешь на краю леса, я отвожу коней, дальше на своих двоих. Оттуда уже недалеко. И, Лотар. Знаешь первое правило ночной разведки?

Анегард усмехнулся: так ясно вспомнились отцовские наставления. Барон Эстегард Лотарский провоевал почти всю жизнь: то с врагами, то с мятежниками, то, бесы б его драли, с Ульфаром...

— Тишина.

— Верно. Тишина, что бы ни происходило. Едем.

Тишина, плеск воды под копытами, хруст гальки, позже — хруст сухой, насквозь промерзшей травы. Предзимье все быстрей перетекает в зиму; если возвращаться будут рано утром, ручей наверняка окажется прихвачен ледяной корочкой. Тишина, слабый запах печного дыма: деревня недалеко. Там уже спят: честные селяне и встают, и ложатся с солнцем.

Но вместе с печным дымом от деревни долетает явственный отзвук тревоги и страха. Жуткие сны, мысли о крови и смерти. Ненадолго же помогла текучая вода.

Королевский пес остановил гнедого, как и говорил, на краю леса. Полная луна заливала серебром перепаханное в зиму поле, серые камышовые крыши приземистых селянских домишек, темную полосу раскисшей дороги. Анегард спешился. Сказал тихо, передавая повод:

— В деревне нехорошо. Тревожно.

— Понял, — кивнул Игмарт. — Уйди с открытого места и жди.

Ждать пришлось долго — или это ночь и тревожная, неспокойная тишина заставляли время нестись вскачь? Анегард десять раз успел пожалеть, что отпустил королевского пса одного, не расспросил, к кому тот идет и что делать, если не вернется. Тишина уже не казалась ни мирной, ни тревожной, а была откровенно зловещей. Даже ни одна собака не взбрехнула, а уж селянские пустобрешки чужих не пропустят! Сгинул там Игмарт, что ли, сквозь землю провалился прямиком в нижний мир? Сколько нужно времени, чтобы дойти до деревни, найти нужного человека, незаметно с ним переговорить, оставить коней, вернуться... не так уж мало, наверное. Рано паниковать.

Паниковать вообще нельзя.

Марти вернулся, когда Анегард готов был идти в деревню на поиски. Разумеется, молодой барон не стал признаваться в собственном глупом паникерстве и даже удержал рвущееся на язык "почему так долго?". Только отметил про себя — надо учиться ждать, чувствовать время, учиться хладнокровию, бесы б его драли, хладнокровие это. Для владетельного барона не очень-то нужно, в своих землях он и так управится. А вот на войне... одни боги знают, сколько войн предстоит, да и не только на войне, на самом деле. Как Зигмонд ругал его за горячность после королевского суда... а у матушки хладнокровия хватило — неудивительно для змеи! — вот и вышла победительницей.

— Идем, — оборвал сумбурные мысли Игмарт. — Здесь недалеко. По лесу ходить умеешь?

Смеется он, что ли?

— Я в лесу вырос.

— Хорошо. Держись за мной.

Легко сказать — держись. Одно дело вырасти в лесу, и совсем другое — знать именно этот лес. Игмарт, очевидно, знал. Анегард едва поспевал за королевским псом, то и дело оступался с почти незаметной тропинки, спотыкался о корни, увязал в цепких густых кустах. Тогда Игмарт останавливался, поджидая незадачливого спутника, и в его молчании Анегарду чудилась злая насмешка. Навязался, мол, на мою голову.

Благо, как и обещал королевский пес, путь не был долгим. Анегард, занятый исключительно тем, чтобы не нашуметь, запутавшись в очередных кустах, вдруг уткнулся в спину Игмарта и замер, сообразив: пришли. Непрочный заслон голых деревьев не мешал видеть поляну. Луна светила так ярко, каждую травинку видно, каждую трещинку на древних алтарях. Анегард слегка отшагнул вбок, чтобы видеть храм целиком, весь алтарный круг. И едва удержал вскрик.

Залитая ярким лунным светом поляна, круг алтарей, и у одного, черного — две фигуры. И еще две поодаль. Чутье не обмануло королевского пса — этой ночью в храме и в самом деле что-то происходило.

Двое рядом с алтарем, двое поодаль. Дальние — очевидно, стражники. Переминаются с ноги на ногу, жмутся на самом краю леса, и кажется, дай им волю — припустят прочь со всех ног.

А ближе, у черного алтаря...

Владетельный барон Готфрид Герейн, собственной персоной. Четкий красивый профиль, могучий разворот плеч, сильные руки и ощутимая волна страха, злобы и ненависти — Марти едва не захлебнулся этой волной. Даже не сразу понял, что происходит. Или, быть может, это просто его душа воспротивилась пониманию: при всей ненависти к дяде Игмарт не ожидал увидеть такое. Не ждал, что барон Герейн, подлец, мерзавец и убийца, будет стоять у алтаря Прядильщицы, намотав на кулак косу какой-то девицы и готовясь перерезать ей горло. Примериваясь, как встать удобнее, чтобы волна крови выплеснулась точно на алтарь и, не приведи боги, не заляпала одежду и сапоги.

Марти сам не понял, как в руке оказался нож — тот самый, заговоренный, заветный, что всегда с собой. Раньше было два, но второй остался в горле убитого мага.

Полнолуние — как во сне. Зыбкий свет, заливающий поляну так ярко, что отчетливо видна каждая травинка, каждая трещинка на старом алтаре, прядка, выбившаяся из девичьей косы. Блестят пряжки на перевязи Герейна, голодными волчьими глазами сверкают камни в рукояти кинжала, серебряной пеной сверкает кружево воротника. И тихо, так тихо, как только в кошмарном сне и бывает. Герейн запрокидывает девчонке голову, а та — хоть бы пискнула.

— Великая, прими...

Короткий взмах, хрип. Кровь в свете луны тоже видна отчетливо, хотя и кажется черной. Впрочем, кровь мерзавца, убийцы и предателя и должна быть черной, разве нет?

Рукоять ножа косо торчит из горла барона Готфрида Герейна, черная кровь заливает кружево воротника. Игмарту кажется — мир застыл, время остановилось, замерли боги, не веря. Убийство в храме — молча, все равно что со спины, совсем не по обычаю. Распрощайся со своими планами, королевский пес. Слышишь, как смеется над тобой луна, солнце мертвых, нежити и смерти?

Завизжала девчонка, и наваждение рухнуло. Выпал из руки Герейна кинжал, звонко стукнув о черный камень алтаря. Завалилось следом тяжелое тело. Рванулась прочь девчонка; переглянувшись, попятились и исчезли стражники. А в крови Марти багровой пеной вскипало тяжелое, душное, муторное знание: Старуха приняла жертву.