Глава 210 "Бумеранг"
"Мэтр" и сам посещал VIP-пиры в монастырской трапезной, с удовольствием наблюдал за происходящими там регулярно праздниками жизни... И ведь всё это великолепие начиналось с бескорыстной помощи брошенным людьми питомцам! А вон во что вылилось, не переставал удивляться бес преображению скромной обители. И всего-то потребовалось — предать. Эти собаки, — эти "последние ангелы на земле", — если уж доверятся человеку, полюбят его, то останутся верными до конца. А люди...всегда остаются верны себе — стоит их лишь поманить сладким калачом, и они с поразительной готовностью клюют на заброшенную дьяволом наживку.
И вспомнилась "Мэтру" Москва 1920-годов, которую он посетил так же, как и на этот раз — в качестве приглашённого для консультаций иностранного профессора. Тогда нэпманы тоже веселились — искренне, буйно и безоглядно: закатывали кутежи в ресторане "Прага", катались ночи напролёт на лихачах. В той Москве первых лет советской власти тоже можно было наблюдать весьма занятные персонажи — гладких, толстых лавочников и мелких фабрикантов, которые непонятно из каких щелей вылезли, сумев пережить красный террор революции и гражданской войны. А ещё юрких маклеров с суетливыми манерами, надменных вояжёров и посредников с повадками крупных наркоматовских деятелей. Величественных карточных крупье, шулеров с манерами лордов и бриллиантовыми запонками. Элегантных кокоток с синими от употребления морфия кругами под глазами на бледных лицах, в драгоценных мехах. А ещё содержательниц тайных домов свиданий... грузных валютчиков со складчатыми свиными загривками, неразговорчивых торговцев наркотиками с лицами наёмных убийц. Коррумпированных совслужащих в полувоенных френчах, о двойной жизни которых порой не догадывались даже самые близкие.
"Мэтр" этой публике с самого начала симпатизировал. Его клиентура. Среди новых советских предпринимателей много было людей откровенно нечистоплотных, бесчестных, случайных. Процветали спекулянты, маклеры и ростовщики. Это уже было не то дореволюционное купечество, которое дорожило репутацией и придерживалось определённой этики, хранило верность данному слову, стремились добиться прибыли добросовестной работой. Нэпманы в значительной своей части были другие. Какое время — такой и бизнес. В стремлении быстро получить максимальную прибыль многие легко шли на подлоги, аферы, подкуп государственных служащих, надувательство простых потребителей товаров и услуг. В большом ходу были откровенно мошеннические приёмы, чтобы урвать кусок, быстро прогулять, а завтра хоть трава не расти.
Ворочая немалыми суммами, нувориши "новой советской буржуазии" жили одним днём (предчувствуя, что накопить состояние и передать по наследству не получится), зато на широкую ногу, по-купечески широко и безоглядно стремясь скорей промотать заработанное: оставляли огромные суммы в ресторанах, отдыхали на самых дорогих крымских курортах. Для более комфортного отдыха брали в аренду бывшие царские и великокняжеские резиденции в Ливадии и Ялте, дачи прежних миллионеров, даже санатории и гостиницы. Одевались с западным шиком. Газеты утверждали, что по части моды нэпманши не уступали парижанкам. Когда большая часть населения получала мыло и хлеб строго по весу по карточкам, нэпманская Москва веселилась день и ночь, ублажая себя кремовыми пирожными и тортами, прекрасными шоколадными конфетами, экзотическими фруктами и деликатесами. Театры и концерты были набиты битком джентльменами в смокингах и дамами в вечерних платьях, женщины снова гордо выставляли роскошные одежды, меха и бриллианты. "Спекулянт", который вчера ещё в ужасе прятался от чекиста и комиссара, сегодня свысока поглядывал на затянутых в суровые аскетичные френчи совработников из летящего собственного авто.
На Рождество 1924 года недалеко от Охотного ряда, где было много ресторанов, специально предназначенных для самой состоятельной кутящей публики, появилась первая в Москве стоянка для таксомоторов. Среди нэпманов быстро вошло в моду платить шоферам (как ещё недавно самым лихим извозчикам) не только за скорость, но и за острое словцо или поднесённую вовремя спичку. А особенно за... раздавленных собак и кошек, что считалось признаком особенно залихватской мастерской езды на авто.
Пройдёт каких-нибудь пять 5-6 лет и уже самих этих "пассажиров" коварная государственная машина начнёт безжалостно настигать и давить. Уже в 1926 нэпманов начнут брать на учёт и массово выселять из крупных городов, без суда отбирая имущество и накопления. Многие сразу всё поняли и постарались быстро сменить окраску под обыкновенных советских обывателей и рабочих и раствориться на просторах огромной страны. Но были и такие которые пытались сопротивляться, жалуясь высокому начальству и обращаясь в суды! Подумать только, часть "буржуев" искренне верила, что с властью можно договариваться! В 1928-м в письме партийному руководству группа нэпманов требовала предоставить частникам возможность развиваться по законам свободной конкуренции и по ним же набирать рабочих. Потерявшие связь со временем советские коммерсанты так же настаивали, чтобы их детям позволили учиться в обычных школах и поступать наравне с комсомольцами в институты; и чтобы нэпманы могли голосовать, как полноценные граждане.
Естественно, в высоких партийных кабинетах ничего кроме гомерического хохота и мата такие письма не вызывали. Власть продолжила избавляться от "накипи НЭПа" при самой горячей поддержке давно завидующего и ненавидящего буржуев населения. Только из Москвы будет выселено 50 тысяч "уголовной буржуазии". Солидных коммерсантов это коснётся не сразу, но со временем ГПУ возьмётся и за них. Ведь Советская власть с самого начала замыслила использовать торгашей, чтобы одарённые предпринимательской жилкой дельцы помогли стане выбраться из голода, разрухи гражданской войны и "военного коммунизма", после чего пустить прорезавшийся класс торгашей под нож. Владимир Ленин в своём стиле, то есть предельно цинично, признавался: "Нэп — вынужденная и временная уступка недобитой буржуазии. Этих господ мы со временем всё-таки пустим в распыл". А другой видный большевик, член ЦК РКП (б) Евгений Преображенский в беседе с лидером Итальянской социалистической партии Джачинто Серрати выразился ещё более откровенно: "Они (нэпманы) как те животные, набирающие вес с тем, чтобы перед Рождеством их можно было зарезать". Дав "новой буржуазии" создать тысячи предприятий и накопить капиталы, чекисты их ограбили и почти поголовно уничтожили. Фактически, отстреляли как собак... Великий вселенский закон справедливого воздаяния — всегда работает как часы, потому что не бывает наказания без вины.
Глава 211 "Лицемерие"
Если верить некоторым журналистам и исследователям, то знаменитая мать Тереза была не так уж добра по отношению к "спасаемым" ею нищим страдальцам. Критически настроенные биографы называют мать Терезу самовлюбленным и тщеславным человеком, который заботится не о помощи бедным, а о собственной популярности и комфорте. Ее знаменитые клиники для бедноты были грязными и тесными, там не хватало врачей и не было обезболивающих лекарств. Но мать Терезу это не смущало: она считала, что страдание "очистит" пациентов, так что порою ужасные телесные муки оставались для несчастных единственным доступным "лекарством". Дома для умирающих, организованные Терезой, волонтер Мэри Лоудон сравнивала с нацистскими концлагерями: "Несвежие раскладушки, матрасы на полу или гамаки, в которых больные лежат вперемешку, — описывала обстановку Мэри. — Все обриты наголо (для индийских женщин это сродни позору), многие связаны. Страдания "облегчают" с помощью аспирина. Иглы от шприцов и капельниц промываются в холодной воде и используются повторно. Многих можно было спасти, отправив в больницу или просто вколов антибиотики, но этого не делалось. Слова Мэри подтверждали такие же добровольцы приютов ордена "Сестры миссионерки любви". Профессиональных медиков в учреждения матери Терезы не принимали. Те, кто побывал там с проверкой, ужасались антисанитарии, но их возмущенные голоса тонули в море хвалебных речей в адрес "святой женщины".
"Есть что-то прекрасное в том, как бедняки принимают свою долю, как страдают, словно Иисус на кресте, — увещевала страдальцев Тереза, запрещая обезболивание. Главной задачей сотрудников было уговорить обречённых на смерть индуистов и мусульман принять католическую веру. Умирающих, беспомощных людей, которые не могли сопротивляться или даже понять, что с ними происходит крестили без спроса: мокрая тряпка на лоб, молитва — все, очередной католик готов.
Из дневника матери Терезы, обнародованного в 2007 году: "Я чувствую себя потерянной. Господь не любит меня. Бог может не быть Богом. Возможно, его нет"
При этом создатели культа матери Терезы порой прибегали к передёргиванию фактов и откровенному мошенничеству. Журналист ВВС Малколм Маггеридж, делавший официальный фильм о Терезе, не раз рассказывал, что, дескать, в Доме для умирающих не было электричества, но съемки удались, поскольку вдруг неожиданно появился божественный свет. При этом слова оператора Кена Макмиллана о том, что это просто новая пленка для ночных съемок, долго никто не хотел слышать.
Добровольцы и западные врачи, такие как Робин Фокс, были в состоянии шока от того что они видели в клиниках Терезы. Никаких обследований не проводилось для постановки диагноза пациенту. Никакого современного оборудования в наличии не имелось. Даже людям, умирающим от рака, не давали обезболивающих. Никого никогда не отправляли в больницу, даже в случае острой потребности в срочной операции или интенсивной терапии.
Важно отметить, что столь роковые условия не были результатом недостаточного финансирования. Организация Терезы регулярно получала многомиллионные пожертвования, которые скрывались на банковских счетах, в то время как добровольцам приказывали просить у спонсоров всё больше денег, аргументируя крайней нищетой и отчаянной нуждой пациентов. На деньги, которые получала мать Тереза, вполне можно было построить полдюжины полностью оборудованных современных больниц, но эти деньги никогда не использовались для этой цели.
Среди множества приписываемых критиками легендарной монахине "человеческих слабостей" есть, например, такие, как неразборчивость в выборе источников финансирования. В 1984 году на химическом заводе американской компании "Юнион карбайд", расположенном в индийском городе Бхопал, взорвался резервуар с ядовитыми веществами объемом 60 тысяч литров. 4 тысячи местных жителей погибли сразу, ещё 21 тысяча оказалась обречена на смерть в муках в течение нескольких дней. Пострадали почти 600 тысяч простых индийцев — катастрофа, сравнимая с чернобыльской. Мать Тереза срочно приехала в город и объяснила жителям: это божье наказание, потому надо смириться и молиться. Ей удалось остановить акции протеста против компании. Правда руководство "Юнион карбайд" через несколько лет всё же выплатило пострадавшим и родственникам жертв небольшую компенсацию. Зато ни один американский сотрудник компании не ответил за аварию — посадили семерых местных. А фонд матери Терезы получил на счет кругленькую сумму.
Порой мать Тереза и её организация принимала деньги от откровенных злодеев, взамен святая расточала щедрым спонсорам комплименты. Полтора миллиона долларов подарил Терезе Жан-Клод Дювалье — президент Гаити, и одновременно кровавый диктатор. "Нигде я не видела такой близости между бедняками и главой государства, — лицемерно заявила мать Тереза, словно не замечая нищеты и болезней в одной из беднейших стран мира. Лицемерие и заискивание перед богатыми и влиятельными спонсорами всегда были ей свойственны. А ещё любовь и личному комфорту и брезгливость к страданиям плоти её нищих пациентов.
Передвигаться по миру мать Тереза предпочитала на частных самолетах или бизнес-классом. Причем нередко перелет ей оплачивали сами авиакомпании. Накапливающиеся с годами проблемы со здоровьем проповедница минимализма и очистительных страданий предпочитала в лучших клиниках США и Европы. Однажды заявила в интервью, что не может себе позволить операцию по удалению катаракты за $6,5 тысяч в больнице Сент Фрэнсис в Питтсбурге, так как на эти деньги можно помочь сотням отверженных бедняков. Гениальный самопиар добавил ей святости в глазах миллионов простодушных фанатов. А через год "бессребреница" без лишней помпы прооперировалась за гораздо более серьёзную сумму в более высококлассной клинике Нью-Йорка. Во время операций на сердце Тереза ни разу не отказалась от обезболивающего, дабы пострадать, как Иисус. Последние месяцы жизни провела в комнате, напичканной современным оборудованием.
*
"Мэтр" обожал лицемерие во всех его видах. А ещё он обожал помогать святошам открыть в себе дремлющий талант к лицемерию, страсть к деньгам и роскоши. После чего всегда с особым чувством предвкушал момент, когда маятник пойдёт в обратную сторону. В развращённой им обители этот процесс не затянулся. Из четвероногих обитателей монастырского питомника остался только подаренный им пёсик. Вот только трогательный, худенький "Трояк" на трясущихся тонких лапках как-то быстро превратился в огромного страшного пса. И отчего-то так само собой вышло, что звать его все стали "Люцом". Клыкастый зверь стал любимцем хозяйки, ему одному был открыт свободный доступ в кабинет настоятельницы, где Люц часами лежал на коврике поперёк входа, так что посетителям приходилось робко переступать через массивную тушу, боясь услышать утробное рычание звероподобного стража. Но игуменья будто не замечала ничего, часто лаская любимое чудовище, и целуя его в клыкастую морду...
Ещё она всегда была рада тому, кто преподнёс ей любимца, а с ним и удачу. "Этот человек был послан всем нам самим Богом", — убедила себя женщина, ибо он наставил её на путь истинный и вытащил бедную общину из ямы материальных проблем.
Отхлёбывая чаёк из фарфоровой кружки в кабинете игуменьи, желанный гость обычно хихикал и расточал комплименты предпринимательским талантам монастырской начальницы и кокетничал с её новой сексапильной секретаршей. Добродушно посмеиваясь, "Мэтр" нарадоваться не мог на "сестричек". Ему ли было не знать, какой акробатический пируэт с его помощью выполнили души этих монашек. В древней индийской традиции попытка преќодолеть привязанности, отравляющие душу, происходит через абсолютный аскетизм. В иудаизме — через строгое соблюдение нравственных норм. В христианстве люди надеются спрятаться от соблазнов мира и привязанностей за высокими стенами монастырей, но от себя то не спрячешься... Детский обман! Всё дерьмо, что есть в человеке, всё равно немедленно выходит наружу при первой же серьёзной провокации.
Глава 212 ""Человек!" — звучит подло""
А с игуменьей в конце концов приключилась неприятность. Она слишком увлеклась бизнесом и угодила под следствие за финансовые нарушения, и чуть позже была лишена церковного сана...
Нечто подобное "Мэтр" в 1498 году учинил с Джироламо Савонаролой, страстным проповедником аскетизма. Правда, там была немного другая история. Потерпев в юности неудачу в любви, лишённый физической привлекательности молодой Савонарола проникся такой ненавистью к женщинам и миру вообще, что объявил бескомпромиссную войну всему живому и плотскому. Монах-аскет навсегда отказался от денег и материальных удовольствий, превратившись в ненавистника всего, в чём нет "духовности". Из книг оставил себе только Библию, носил под затасканной сутаной власяницу и тяжёлые вериги, которые раздирали ему кожу в кровь. И ладно бы он истязал лишь себя. Сумасшедшему католическому "инквизитору" удалось на целых 8 лет превратить обожаемую "Мэтром" цветущую Флоренцию, — одну из столиц итальянской промышленности, торговли, искусств, этот главный город Ренессанса (!), в мрачное серое гетто. Но что собственно плохого в весёлых пирушках, в блуде, в карточной игре?! А этот злобствующий монах заставил по всей Флоренции запылать "костры тщеславия", в которые наравне с колодами карт и фривольными картинками летели томик "Декамерона", изящная мебель, произведения искусства. Великий Сандро Боттичелли вынужден был кинуть в огонь несколько своих шедевров. По приказу монаха-безумца тоже сбрендившие флорентинцы бросали в костёр целые библиотеки в том числе драгоценные античные свитки. Этого "Мэтр" простить Савонароле не мог...
