Здесь вся деревня черноволоса, за редким рыжим и седым исключением, поэтому я мог не опасаться, что меня немедленно поймают на обмане... Лерра тут же перестала всхлипывать и даже задумалась с робкой улыбкой... Но — нет, улыбка погасла, надежда иссякла, девчонка действительно умна.
— О, нет, дядя Зиэль, Рузка не такая, если уж она в него вцепилась, то ни на каких стражей смотреть она не станет, нрав у нее не тот. Да она бы и рассказала мне, если что.
— А как его звать, я забыл?
Лерра задумалась коротко, и глаза ее совсем высохли... И слегка сузились. Но — ответила:
— Эязу.
— Неплохое имя. — Чтобы потом не раскошеливаться на большие колдовские потуги, я немедленно пошарил внутренним зрением по окрестностям и без труда нашел этого Эязу: он спал у себя дома, старший сын мельника, сам будущий мельник. Можно было бы поступить грубее и прямее: взять и вырвать из девчонкиных мыслей подозрения в мою сторону и сожаления по поводу собственной откровенности, как я до этого молнии из туч выкорчевывал, но я предпочел пойти в обход, пусть и с помощью ознакомительной волшбы, но человеческим путем:
— Этого Эязу я точно знаю. С меня ростом, худощавый, пока еще жидковат, но уже довольно сильный, плечистый, волосы короткие, тугими колечками, бороду бреет, глаза... зеленые. Неплохой парень, видно, что основательный, не болван какой-нибудь.
— Да... это он...
Помолчали оба. Она покусывает губки, словно собираясь спросить что-нибудь, либо как-то иначе продолжить беседу, но не спрашивает и не продолжает, а я просто даю время отстояться в ее голове сказанному и услышанному.
— Нет, Лерра, избранник твой не болван, это точно. Только вот красота его какая-то такая... больше девчонкина.
— Как это... Дядя Зиэль?.. Как это — девчонкина? — Мы заговорили о Эязу, ее возлюбленном, и отказаться от такого разговора — выше девичьих сил. Влюбленные — они, скорее, от сна и обеда откажутся, нежели от обсуждения предмета своих страстей.
— Ну... Брови чересчур красивые, зубы слишком белые, худощав, длинноног... — Лерра тяжко-претяжко вздохнула, подтверждая... — Мужчине лучше бы выглядеть понадежнее, поувесистее...
— Да... — Девушка нерешительно кивнула, пытаясь и на этот раз согласиться....
— Впрочем, главное — что не дурак, но это очевидно. Да и не стала бы ты прикипать сердцем к дубине безмозглой... Точно ведь?
— Не стала бы. Зато он стал! Ну и ладно... и пусть они себе...
— Ти-ха! Ти-хо... Закрыла губки и слушаешь меня. Дело поправимо. И легко поправимо. Но ты уверена, что тебе нужен именно Эязу и никто другой? Ты точно в этом уверена? Не раскаешься потом в выборе? Не пробьет жалость к побежденной Рузке?
Я наседаю с вопросами, выстраивая их один за другим, так, чтобы они быстро и мягко подталкивали девчонку к нужному ответу, то есть, к общему для нас с ней.
— Нет, конечно... Ой, то есть — да! Никого!.. Я... мне только он нужен! А Рузка... тоже, конечно...
— Ну, если ты в том уверена и действительно этого хочешь...
— Да я за это что угодно бы отдала!
— Сказано опрометчиво. Но — на сей раз не надобно ничего отдавать, в подарок от меня получишь. В таком случае, тебе надобно будет послушаться меня и потерпеть до завтрашнего вечера... если он наступит..
— Как это — если он наступит, дядя Зиэль?
— Это я так шучу. Завтра вечером обретешь мечтаемое, но... Первое: тебе следует сменить осанку: ты сутулишься.
— Ой... я...
— Ну-ка... — Тычком указательного пальца я заставляю девушку выпрямить позвоночник, и она немедленно слушается. Ого — чувствительная особа: лишь стоило мне повести пальцем по спине вдоль позвоночника, как она едва ли не ахнула от нового ощущения... Еще разок... — точно, аж порозовела вся, сквозь темноту видать... и залюбопытствовала... Стоп, дорогой Зиэль. Ты куда-то не туда пошел. У нас совсем иные дела и задачи. Совсем иные. Ну-ка, прими руки...
Я даже слегка отодвинулся от Леры и запустил пальцы правой руки в бороду, якобы задумавшись...
— Осанка, это важно. Даже самые знатные дамы при дворе Его Величества придают сему телесному свойству первостепенное значение. Но у них существуют корсеты для соблюдения прямой спины, а у тебя корсетов нет, только усердие и хотение быть не хуже их. Есть у тебя усердие?
— Да, дядя Зиэль! Полно!
— Угу. Если с осанкой мы разобрались и ты не забудешься...
— Нет, дядя Зиэль, не забуду!
— Всегда ровная прямая спина. Усвоила?
— Да, все время буду следить за этим!
Я, конечно же, поверил девчонке, но слегка помог ей: подправил позвоночник и добавил в неё памяти, усердия на сей счет.
— ...то тогда мы переходим дальше. Сейчас мы с тобой переберем все твои украшения для головы и рук, и я скажу, что из них тебе завтра следует надеть. Завтра же выходной день в деревне?
— Да, выходной. Но у меня не так много украше...
— Будет вполне достаточно того, что есть, если их грамотно расположить. Кроме того, я научу тебя еще кое-каким действенным штучкам, а для завтра попрошу тебя: устрой так, чтобы днем оказаться с подружками на площади, чтобы, когда отец Луна свое отслужит, вам не расходиться, но там же, на площади, погулять, пощебетать...
— Это легко, мы всегда так делаем. А зачем?
— А затем, чтобы нам с тобой без помех разыграть небольшое, но очень важное для вас с Эязу представление. Понятно — зачем?
— Да, понятно. Но не совсем... Я...
— Все вопросы задаются для того, чтобы получить на них ответы. Но сие правило распространяется только на умных людей. Ты — умный человек, Лерра, поэтому усвой еще одно правило: сначала я говорю то, что собираюсь сказать, потом ты задаешь вопросы по поводу услышанного. И потому уже я на них отвечаю. Согласна с этими правилами?
Девчонка вдруг прыснула и махнула рукой в мою сторону.
— Согласна, дядя Зиэль! Но у вас борода так смешно подпрыгивает, когда вы что-то говорите!
Борода... Ишь ты! Борода моя в разные мгновения по-всякому себя ведет наедине с девицами и прыжки у нее бывают очень разные, даже когда я молчу, а только усиленно дышу... Дамы поопытнее Леры могли бы об этом многое и с увлечением понарассказывать... Впрочем, ладно, не будем поддаваться на чужие, пока еще невинные, хихиканья и не будем отвлекаться.
— Тогда слушай. Погоди... Как в ваших краях называется вот это вот растение?
— Это? Жимолость.
— Жимолость? Странно, по запаху действительно похоже, но внешне я привык знать жимолость иною, видом и цветом, и ростом... Хорошо, теперь внимай и запоминай...
Девица, воодушевленная и обрадованная нашим разговором, помчалась домой, но не прежде, чем я убедился, что она все мои советы крепко и ясно запомнила. Она убежала, а я дальше пошел.
По какому-то удивительному совпадению, главный страж местной границы, сударь Карои Лесай, тою же порой лично обходил и проверял дозоры, и надо же было такому чуду произойти, что в эту ночь совпали даже две счастливые случайности: после разговора с девушкой я двинулся как раз в том направлении, где находился этот страж, и мы встретились в предрассветном полумраке, на тропинке глухого леса. А встретившись — поболтали о том, о сем. Я даже дополнительную пайзу себе приколдовал и ему показал, чтобы окончательно выровнять наши дворянские отношения... Обычно я предпочитаю жить среди людей простецом, однако и благородным происхождением не гнушаюсь, если сие бывает мне удобно и приятно.
— ... так что, сударь Зиэль, все-таки вы считаете, что никаких особых мер по повышению боеготовности...
— Да, сударь Карои, бдительность никогда не повредит, но ничего особого предпринимать не следует. Бессмысленно. Представьте, что произойдет землетрясение: даже утроенные дозоры не помогут против него. Быть может, всеобщее немедленное переселение куда-нибудь туда, на запад и помогло бы, но...
— Это невозможно, это исключено, людей с насиженных мест не стронуть, сударь Зиэль, никаким наводнением или землетрясением... Разве что вы добудете из шапки еще одну пайзу и Пресветлым Именем Императора...
Я рассмеялся, в ответ на подначку своего собеседника, и помотал бородой:
— Нет, такой пайзы у меня не сыщется, ни в шапке, ни за пазухой.
— Тогда и говорить не о чем. Коли вы ничего точного не знаете, и мы ничего предметного не разведали, то пусть будет как будет, а мы ко всему готовы, согласно пограничному артикулу и в случае нужды будем действовать, согласно ему же. А что вам эта девчонка? У вас там личная... гм... корысть? Нет, не подумайте чего, я безо всякого осуждения, просто любопытствую...
Без осуждения он! Да небось полдеревни молодух, вдовиц и замужних, считающих себя внутренне свободными от уз верности, с превеликой готовностью бегали бы в ночи к нему в келью, помани он пальчиком, тем более, что дворянин. А половина от этой половины наверняка уже там перебывала: мужик не стар, строен, силен, основателен, уверен в себе... Воин. А воины — все бабники, исключений почти не бывает.
— Ни малейшей корысти, сударь Карои! Пальцем не тронул! Просто... Дай, думаю, для разнообразия осушу слезы, а не вызову их своим шалопайством... Но вы не отказываетесь мне помочь?
— Помилуй меня боги, сударь Зиэль! Мы же с вами уговорились!
— Просто Зиэль.
— Гм... Отлично. Все-таки престранное имя для имперского дворянина. Просто Карои. Да, Зиэль, я тебе конечно же помогу, как и обещал. Но вот ты уедешь, а местные девки потом меня поедом сожрут, изведут вопросами...
— Авось, и не сожрут? Будто ты не закален против них предыдущей жизнью?
— Может быть. В любом случае, я не отказываюсь.
— Тогда вот тебе моя рука, заранее в благодарность, и — по домам. Так, что ли?
— Так. Э-э-э... Зиэль, послушай...
— Да?
— Не в службу, а в дружбу...
— Говори, говори, чего мнешься?
— Я не мнусь, просто не люблю соваться в чужие тайны... Короче говоря, насчет "уголька" у меня смятение в башке... Я не знаю, что за колдовство ты применил, но от тебя даже перегаром не несет...
Эх... Никогда нельзя забывать с кем имеешь дело: страж границы — опасный и хищный собеседник, он всею жизнью своей натаскан — засекать и подмечать. С перегаром я маху дал, спору нет, перегнул малость...
— Все очень просто, дружище Карои! Пил я честно, без магии, просто на меня вино очень слабо действует, а вот уже потом, когда все закончилось... Терпеть, понимаешь, не могу, когда борода моя смердит наполовину переваренной выпивкой... Глянь-ка! — Я вынул из рукава узкую трубочку, заткнутую с одного конца твердосмоляной пробкой и протянул ее стражу.
— Что это? Свиток? А... бамбуковая трубка. И что в ней?
— Это сосуд с заклятой водой, он еще на две трети полон. Дарю.
Страж очень быстро, но внимательно ощупал, осмотрел и даже обнюхал трубку. Смотри, нюхай, да хоть кусай: когда колдует Зиэль — смертному не дано обман почуять. Любая мелочь, вплоть до печатей на пробке, исполнена по самым достоверным образцам. И вода действительно заклята моим повелением.
— А что за заклятье сидит в той воде?
— Простое, убирающее запах. У нас в столице пьют не меньше вашего, но, понимаешь ли, при дворе свои порядки, отличные от человеческих, а дамы зело привередливы... Тоже, кстати, охотно пользуются. Действует — просто божественно! Любой запах, не только винный, изо рта убирает! Зуб разболелся — мгновенно поможет: гной вытянет, опухоль снимет. Бери, бери, вещь честная, без боковых последствий...
— Дорогущая, небось? — Страж нерешительно взвешивает в ладони побулькивающий сосуд. Ему совестно, что он вроде как вытряс из меня драгоценный подарок, и в то же время стражу очень нравится мысль стать обладателем его...
— Не дороже денег. Бери спокойно, Карои, а я в столице еще добуду, у нас с этим несложно.
— Спасибо, друг! Ох, спасибо!.. Как принимать?
— Крохотными глоточками. Один мельчайший глоток, только чтобы растереть его по языку и нёбу, и все. Этого количества тебе хватит не меньше, чем на две дюжины попоек. Ну, что, разбежались? Мы еще и выспаться успеем.
— До послеобеда. К концу проповеди у входа в трактир, случайно. Видишь, я помню.
Мы с Карои разошлись, каждый в свою сторону — и тут же рассвет нагрянул.
Выходной день. В трактире так скучно, что я даже и завтракать не стал, так... выпил взварчику, закусил кренделем — и на свежий воздух, поближе к горам. До послеобеденной проповеди времени полно, жреческий барабан я за пять долгих локтей услышу, проверено. Попробуем разобраться с жимолостью. Тут куст, что мы ночью с Леррой обсуждали, днем выглядел очень уж неказистым и я припустил вдоль местной речушки Поясок, вверх по течению, поближе к дубняку. Иной раз меня самого очень смешат собственные потуги — преодолевать трудности сугубо человеческими силами: вместо того, чтобы приколдовать желаемое не сходя с места — побежал, побежал куда-то, пыхтя и с топотом... Сапоги не промокают, но скользят по прибрежной грязи, ветви норовят хлестнуть по глазам, всякая голодная хищная мелочь засуетилась неподалеку, в надежде полакомиться шумным и неловким чужаком, обильно испускающим вкусные мясные запахи... Я вас!.. Можно было бы и в меру этих скромных сил двигаться мягко, бесшумно, никого не настораживая, но я не на зверей и не на демонов охочусь...
Угу, вот оно! Ха-аррошенький куст, именно то, что надо! Высоченный, почти десять локтей в высоту, ствол и ветки скорее серые, а не желтые, как я привык наблюдать ранее. Листья... Листья обычные, овалы с острыми кончиками, черешки коротенькие, но их уже мало на ветках осталось, зато плоды... Серые ветви, с редкими полуувядшими листьями, словно кровяными бусинками усажены густо, это весьма красиво на мой вкус... Сию веточку мы срежем, колдовским образом, никого не стесняясь, сохраним от повреждений и возьмем с собой...
Но это было еще не все. Я забрался в такую глушь, где даже стражи дозорные гнезда ни разу не обустраивали, и опять поколдовал, чтобы потом никто из деревенских не сумел уличить меня в обмане. На сей раз потребовалась нешуточная, почти божественная мощь, но зато побочный итог мне понравился: в скале образовалась трещина, из трещины плещет ручеек, но не простой, а теплой, горячей даже, воды, такая, небось, даже в местную зиму не замерзнет. Впрочем, когда зима настанет — вряд ли я вернусь это проверять. Еще одну веточку возьмем... Вот — теперь узнаю жимолость: ее запах, он мне весьма по сердцу, ибо он тонкий и чистый, весь словно пропитан свежестью... И словно подстережа окончание моих трудов и поисков, дрябло забухал из далекого далека шаманский барабан: самое время возвращаться. Бежать вниз, в долину, даже по скользкой осенней грязи гораздо легче, нежели карабкаться по кривому гористому бездорожью, а тут еще я — ширь в кусты, цап рукой! — весьма удачно поймал за хвост горулеобразного зверька-падальщика, того самого, что терпеливо пас меня, возможную пищу, почти всю дорогу наверх, раскрутил его как следует и швырнул в небесные пади над пропастью... Довольно долго он визжал, пока летел вверх, а потом вниз, на камни, а я, весьма довольный своей сообразительностью и ловкостью, помчался следом, но своею волей, не кувыркаясь и без завываний. Между прочим, любое животное существо, брякнувшись оземь с такой высоты, распалось бы на плоские кровавые клочья, уж это-то я хорошо знаю, многажды проверял, а на сей раз — чисто! Я нарочно чуть левее взял, чтобы рядом пробежать и убедиться. Готов держать заклад: пять против одного, что это была Тигут, а не Орига. А еще бы лучше — Умана, я ее особенно недолюбливаю, но богиня подземных вод, пространств и пещер Умана знает это и сторонится меня больше всех...
