Лицо Мари оставалось полностью неподвижным, спокойным, будто и не она двадцать минут назад стояла на краю могилы, но в похожих на камешки обсидианово-черных глазах на миг мелькнула растерянность. Все же в Хачимитсу был отличный медкабинет, и в апартаментах Тайного Студсовета нормальная аптечка до сего дня ни разу никому не потребовалась. Разве что иногда употреблялись таблетки от головной боли или расстройства желудка. Что там еще лежало в припасенной на всякий случай Мидорикавой коробочке с лекарствами, Мари не знала и ни разу не интересовалась.
— Все, что есть, лежит в нижнем ящике стола справа от двери. Сатико, прошу тебя, соберись. Беги в учительскую, возьми запасной ключ от медицинского блока и принеси то, что попросит инспектор. — Секундная растерянность прошла, и тихий, безмятежно-спокойный голос старшей Курихара моментально вернул в реальность застывших в углу девчонок. — Чио, сопроводи Ямадзаки-тян, набери отца и семейного доктора, опиши ситуацию, они сами разберутся, каких специалистов сюда направить.
— Хай! Будет сделано, госпожа! — Ямадзаки как ветром сдуло, она унеслась, словно скаковая лошадь, таща за собой на буксире слегка притормозившую младшую Курихара. — Уже бегу!
Стараясь не смотреть на то, как Гато, вполголоса матерясь, возится с Рэнге, Ингрид присела рядом с Мэйко и расстегнула пропитанную кровью блузку. Пуля в грудь, вторая под углом ударила в ребро, сломала его и, содрав приличный кусок кожи, улетела куда-то дальше. Врач нужен срочно, желательно, еще минут десять назад, потому что на лицо угроза пневмоторакса, а это приговор. Маленькая шведка печально вздохнула, нежно погладив по щеке свою большую подругу. Зло выдохнула сквозь зубы.
И начала действовать, быстро, четко, как автомат, выбросив на время из головы все панические мысли. Перво-наперво нужно залепить дырку в груди, чем угодно, лишь бы не допустить схлопывания легкого. Целлофановая обертка от индпакета вполне подошла для этих целей, плевать, что она нестерильная, до сепсиса еще дожить надо. Да и щедро выплеснутой из попавшейся под руку рюмки текилы на кожу вокруг раны вполне достаточно для дезинфекции.
Теперь положить сложенную в несколько раз марлю на входное отверстие, целлофан сверху и затем плотно примотать, используя весь оставшийся бинт. Вторым индпакетом остановить кровотечение из раны на боку, но ни в коем случае туго не перевязывать. Давящей повязкой можно только хуже сделать, кто знает, как там расположены осколки ребра. Пропорет диафрагму,— и привет, к общей безрадостной картине добавится еще одно внутреннее кровотечение. Сколько прошло? Семь минут? Нормально, успела, угроза схлопывания легкого и смерти от удушья или потери крови предотвращены, теперь остается только молиться на то, что доктора успеют вовремя.
Какая же темень за стеклом. За окном темная пустота, внутри темная пустота. Даже яркий электрический свет словно бы превращается в страшную серую хмарь, закручиваясь высасывающим душу мглистым смерчем. От города послышался приближающийся звук вертолетных винтов, набрал силу и стал удаляться в сторону аэропорта. Кто-то беззаботный собрался в путешествие. Встречать красные рассветы и провожать розовые закаты. Кровь на руках кажется не красной, а черной.
Шведка тяжело вздохнула. Три года одиночества, три года постоянной бдительности, три года скрытности и подозрений. Три долбаных, беспросветных года, заполненных лишь учебой, тренировками, редкими тайными встречами с семьей мачехи. Три года безукоризненно выполняемых контрактов.
Жизнь с напряженными до предела нервами, разделенная на две половины — светлое бытие беззаботной школьницы и мрачное существование наемной убийцы. Днем до приторности слащавые учителя убеждают, насколько хорошо жить честно и правильно, а вечером до отвращения рациональные профессионалы показывают, как правильно убивать. Жизнь без права на ошибку, вечная балансировка на лезвии ножа.
Только отомстив и сумев вопреки всему сбежать, она начала кому-то доверять. Прикипела к сильной, прямой, верной и умелой девчонке. Девчонке, у которой тайн не меньше, а личное кладбище гораздо больше, чем у нее. С которой ничего не могло случиться. Кому скандинавка позволила стать своей половиной, кому собиралась открыть все свои секреты. Свою истинную личность.
И вот, словно в насмешку, эта девчонка смятой куклой лежит у стены, а она, чьи руки по локоть в крови и кто не раз хоронил дорогих людей, просто-напросто не имеет смелости к ней подойти. До дрожи боится увидеть когда-то яркие, а теперь помутневшие, навеки застывшие зеленые глаза. Не знает, сумеет ли выдержать еще раз, если снова останется одна.
Около Ханы погруженная в свои мысли Ингрид оказалась одновременно с инспектором. Тот лишь вскинул брови, мотнув головой в сторону Шираки, получил в ответ раздраженное пожатие плеч и согласно кивнул. А что тут скажешь, все, что возможно в текущих условиях, сделано, а дальше судьба решит, кому жить, кому умереть. Ну и еще кто подъедет раньше: врачи с совсем другими возможностями и знаниями или старуха с косой. Разве что Сатико из медкабинета принесет противошоковое с обезболивающим, и можно будет сделать укол, увеличив шансы на положительный исход. В этом случае у скорой помощи окажется чуть больше времени, чтобы успеть.
— Что с Рэнге? — Бьорк одновременно дико боялась услышать ответ и яростно, исступленно надеялась, что с ее подругой все в порядке. Что она в очередной раз словила больше, чем могла выдержать и теперь лежит в банальном отрубе, но сейчас придет в себя, встанет, улыбнется, и все останется, как прежде. Не будет холодного, злого одиночества, открытой каждой пуле спины, не придется загнанным зверьком доказывать каждой встреченной дылде, что Ингрид Бьорк не мишень и не жертва, что лучше бы отстать от нее и не трогать. — Почему она... когда она очнется?
— Поймала три картечины в грудь, одну — в каску, с расстояния в четыре метра. Хорошо хоть оставшиеся мимо ушли. Броник не пробит, грудина целая, а что там у нее внутри — не знаю. Лучше не трогать. Крови нет, а про остальное лепилы скажут, когда появятся. — Гато задумчиво пожевал губами. — Я вообще не понимаю, как она умудрилась встать после такого удара, да еще и пристрелить этих мудаков. В который раз убеждаюсь, насколько прав был Мэйдзи, когда написал в своей первой заповеди солдатам и матросам: "Долг тяжелее горы, тогда как смерть легче перышка". Такаяма полностью исполнила свой долг, то, что она сделала, было за пределом человеческих сил, и теперь лишь Оми-Ками Аматерасу ведает, когда она придет в себя. Ладно, что тут у нас?
При осмотре выяснилось, что Мидорикаве выстрелили в бедро. Пуля, к счастью, не задела артерию, иначе бы с Ханой уже все было бы кончено. А вырубили ее банальным ударом по голове, видимо, подойдя к раненой сзади и от души вломив каратистке по затылку. Не самое страшное, что могло с ней произойти, добивать ее не стали, просто бросив истекать кровью.
Но все равно, хорошего мало: видно только входное отверстие, рана слепая, и что пуля натворила в ноге — без рентгена понять невозможно. Опять-таки оставалось лишь перевязать не приходящую в сознание девушку и, положив под голову подушку-думку с дивана, дожидаться приезда квалифицированной помощи. Таскать с места на место пациента с возможным осколочным переломом бедренной кости — оно для пострадавшей совсем не полезно.
Пока занимались перевязками и оказанием первой помощи всем, кому не повезло этой ночью, вернулась Чио. Она успела созвониться с отцом, рассказать ему о случившемся и, после заверений в том, что все уже кончилось, получила указание больше никуда не звонить, не суетиться, сидеть на месте и оставить все дальнейшие заботы папе. Буквально через пять минут после младшей Курихара примчалась взмыленная Сатико, приволокшая в содранной с подушки наволочке вообще все, до чего ее руки дотянулись в медкабинете.
К сожалению, многие препараты оказались заперты в несгораемом шкафу и ящиках стола, вскрыть которые Ямадзаки не сумела. По-настоящему серьезная медицина вообще хранилась в сейфе, как предписано правилами, так что выбор притащенных лекарств не поражал воображение. Ни сильнодействующих обезболивающих, ни специализированного противошокового, ни, тем более, наркоты наподобие промедола — ничего такого Сати не добыла.
Но и того, что ей удалось насобирать, разбив стеклянные двери обычных медицинских шкафов, вполне хватило для облегчения состояния пострадавших. Те же сиротские повязки, что сооружались нами из индпакетов, получилось существенно облагородить, уже не экономя перевязочный материал. Да и уколы преднизолона с баралгином были совсем не лишними.
Напоследок Ингрид поднесла нашатырь к носику так и лежащей без памяти старосты. Та вздрогнула и, жалобно постанывая, попыталась отстраниться, но стоящая рядом с ней на коленях Ямадзаки не дала Юи двинуться с места. И так сведенные в кучку глаза Сакурономии намекали на сотрясение, куда ей совершать резкие телодвижения.
Блонда вздохнула, хлопнула ладошками по бедрам и неторопливо встала. Все, что смогла, она сделала, а дальнейшее от нее не зависит. Повернувшись к молча наблюдающей за происходящим Мари, Бьорк открыла рот, но сказать ничего не успела.
Все это время звучавший фоном далекий гул вертолетных винтов рывком приблизился, стал оглушительным настолько, что заболели уши. Беззвучно на его фоне разлетелось на осколки окно, по глазам буквально физической болью ударил свет мощных прожекторов, и в искрящемся, разлетающемся во все стороны стеклянном вихре в кабинете возникли новые персонажи. Ингрид вдруг почувствовала, что летит, стены и потолок в мгновенье ока описали полный круг и все тут же закончилось вышибающим воздух из груди ударом в пол.
— Да какого хрена! — Взвыла она в полный голос, глядя в прозрачно голубые, почти бесцветные глаза седого подростка, упершего ствол штурмовой винтовки ей в грудь. — Ты что творишь! Йона, сука гребаная, тебя Йона зовут, козлина малолетняя! Глаза разуй, слепошарый!
— Все как всегда, сколько живу — ничего в мире не меняется. Это, судя по всему, кавалерия подъехала. — Из-под двух скрутивших его туш ехидно прокхекал загнутый буквой "Зю" инспектор. — Как оно всегда водится, с шумом, грохотом и спецэффектами. А самое главное, очень вовремя. Вы прям даже почти не опоздали, воины.
На секунду возникла немая пауза, пока залетевшие в кабинет через окна спасатели осознавали ситуацию, а те, кто был внутри, набирали воздуха в легкие для возмущенных воплей. Но скандала не случилось, Мари Курихара не зря являлась старшей наследницей старой фамилии. Она, не теряя абсолютно безмятежного вида, лишь досадливо дернула щекой, глядя на воцарившийся кругом бардак и холодно поинтересовалась:
— Господа, кто вы такие? Если решили нас добить — не теряйте времени, здесь нет никого, кто смог бы оказать вам сопротивление. — Президент чуть скривила губы в намеке на улыбку и приглашающе повела рукой в сторону сжавшихся около снова потерявшей сознание Сакурономии сестры и Сатико. — Если, напротив, хотите поиграть в спасателей, то вы как никогда вовремя. От имени семьи Курихара прошу вас максимально быстро доставить пострадавших в городской госпиталь. Я знаю, что он оборудован вертолетной площадкой, разрешение на посадку у вас будет. Ваше решение?
Ингрид только глазами моргнула. Все желание ругаться или ерничать испарилось, как и не было. Не зря Такаяма всегда так уважительно отзывалась о Президенте Тайного студсовета, шведка только сейчас поняла фразу подруги: "Порода, мелкая. Это порода, выпестованная веками жесткой дрессуры и естественного отбора. Кто не справился — тот помер, кто прошел — тот, после правильного воспитания, командует так, что ему хочется подчиняться. Или ей".
Даже сейчас, стоя под прицелом внезапно появившихся незнакомцев, Мари выглядела королевой. Чего уж ей стоило это спокойствие, — бог весть, но застывшая на лице маска превосходства над вооруженными безликими фигурами была безупречна в своем высокомерии. Бьорк, сама прижимаемая к полу стволом винтовки так и не ответившего ей малолетнего поганца, против воли залюбовалась таким самообладанием. Впрочем, это было уже не важно.
Один удар сердца. Два. Три... И в распахнувшуюся от удара дверь ворвалась шибанутая любовница Рэнге. Сразу же поднялась суета, в создании которой, как тихонько, чтобы никто не услышал, буркнула себе под нос раздраженно отряхивающаяся шведка, эта швабра оказалась непревзойденной мастерицей. Раненых осмотрели, признали пригодными для транспортировки и унесли.
Банда телохранителей Коко рассредоточилась по учебному корпусу, взяв его под охрану, вертолеты улетели, перед помятым инспектором мимоходом извинились. Перед Ингрид извиняться никто не подумал, отчего она пришла в еще более дурное расположение духа. Но на это всем окружающим было плевать с роанапурской телебашни.
Спустя пятнадцать минут прикатил директор, следом за ним — фургоны Церкви Насилия, выплеснувшие из себя небольшую толпу вооруженных послушников. Еще через десяток минут на территорию школы вломились русские на трех БТР-80 с десантом внутри и итальянцы на двух седанах с разномастно вооруженными небритыми гангстерами.
Ночь окончательно перестала быть томной, а обстановка вокруг сидящих рядышком инспектора и снайпера полностью и бесповоротно превратилась в фарс. Могучие по меркам Роанапура силы занимались, по сути, полной ерундой. Как едко заметил привалившийся к стене рядом со шведкой и временно позабытый за суетой Гато, хозяева города бросились запирать конюшню, когда лошадь уже сперли, а конокрадов нашли и пришибли совсем другие люди.
Ингрид лишь согласно фыркнула, но кому было интересно, как видят ситуацию те, кто ликвидировал угрозу? Народ бегал, вытаращив глаза, демонстрировал рвение и всем было, чем заняться, кроме как принимать к сведению мнение каких-то там мелких сошек. Но всему приходит конец, и спонтанно возникшее шапито тоже наконец-то прекратилось: начальство рявкнуло, оборвав бессмысленную беготню, как по взмаху волшебной палочки. А тех, кто приложил руку к боевым действиям и ликвидации угрозы, настоятельно попросили пройти в директорский кабинет. Ночь только начиналась.
И вот, за окном разгорается рассвет, Ингрид сидит у стены с закрытыми глазами и ощущает себя выжатой досуха, как половая тряпка после уборки. В голове кружился хоровод из лиц, распяленные рты задавали сотни вопросов, выворачивая память наизнанку, уточняя, переспрашивая, составляя поминутный тайминг вечерних событий.
Непрошибаемо вежливый Курихара-отец. Ледяная змеюка Балалайка с глазами-лазерами. Ласковая, словно приставленный к горлу венецианский стилет, матушка Иоланта. Наглый, как охамевшая собачья стая, новый итальянский дон. Взбалмошная, непредсказуемая, похожая на гранату без чеки Коко Хакматьяр. Все вместе и каждый по отдельности, роанапурские теневые лидеры составляли свою картину произошедшего.
— Хорошо хоть виноватой не сделали, спасибо им за это огромное. — Вполголоса прошипела Бьорк, покрепче обхватывая пальцами цевье винтовки. — Ладно, хрен на них на всех, не до того сейчас. Что мне делать-то сегодня? Без Рэнге на стрелку с Якудзой идти бесполезно, у старого Мидорикавы без Такаямы тоже появляться бессмысленно. Да и не до гостей ему сегодня, дочь подстрелили, она в больницу попала чуть не в коме. Мотоцикл еще этот возвращать... А вечером ее подруга припрется, что с ней делать — ума не приложу.
