Я их как увидела, чуть не застонала. Тоже мне, нашли грозное воинство! Смех один, а не вояки. Как работникам или охотникам им, может, цены нет, но ведь воевать — это тоже работа, отнюдь не простая, и не тоже из легких. Воинское искусство надо постигать так же, как и всякое другое! Не всегда можно переть с рогатиной наперевес, полагаясь лишь на свою силу. Да колдун таких неумех одним пальцем по земле размажет! Наши попытки разъяснить опасность, исходящую от колдуна, ни к чему не привели. У здешних людей были свои понятия о справедливости и расплате, так что наших слов увещевания селяне слушать не стали.
Мое желание пойти с ними вызвало у людей лишь насмешливые улыбки. Мол, не бабское это дело — воевать. Сиди, сказали, в деревне, да хозяйством занимайся — самое лучшее занятие для девки, а с нами пойдет твой жених! Вот ему, дескать, самое место воевать!.. Переубедить их не было никакой возможности. Все рвались в бой. Киссу с трудом удалось уговорить остаться в деревне хотя бы с десяток мужчин для охраны оставшихся в деревне жителей — мало ли что может приключиться, пока мужики воевать будут...
Я бы, конечно, махнула рукой на чужое мнение, и все одно пошла б со всеми в долину, да предок не посоветовал. Не бойся, говорит, пусть себе идут, ничего плохого с ними не случится. Только оттого и осталась. И Кисс перед уходом предупредил: в случае чего он надеется не на десяток оставленных деревне едва передвигающихся дедушек, а на меня. Если случится что худое, то и предок поможет, подскажет, что надо делать. В отличие от меня он, дескать, парень хороший... Нет, Кисс, рано или поздно я все — же найду дрын потяжелее и обломаю его об твою спину!
Мужчины вернулись из Серого Дола к вечеру пятого дня. Как выяснилось, в том лесном поселке уже никого нет. Впрочем, ни у кого их них язык не поворачивался называть поселком пару случайно уцелевших домов в долине. По словам Кисса, разоренный поселок производил весьма угнетающее впечатление. Сгоревшие остовы домов, пятна кострищ, следы торопливого ухода... Надо же: из пяти — шести изб и двух амбаров осталось лишь два дома. Они стояли в отдалении от прочих, оттого и не пострадали от пожара. Все остальное сгорело без остатка. Хорошо, как видно, полыхало, раз огонь перекинулся на соседние строения, хотя ветра в ту ночь не было. Понятно, почему люди покинули это пепелище. Можно смело считать, что поселка больше нет, а значит никому из его обитателей оставаться здесь нет смысла, да и нечего делать в этой глуши тем, кто привык к совсем иной жизни. Раз мы сумели уйти, то место, как сказал Кисс, уже засвечено. Оставшиеся в поселке рассудили правильно: пленники, сбежавшие от колдуна, не относятся к числу тех, кто прощает, так что рано или поздно, но они приведут сюда других людей...
Заметно было, что живущие здесь торопились покинуть эти негостеприимные места. Люди, судя по всему, уходили отсюда в спешке, и не очень заботились о том, что увидят здесь те, кто заглянет в эти места после них. В уцелевших домах остался лишь неизбежный мусор, да старый хлам, брошенный за ненадобностью. Можно смело считать — тайная база погибла, во всяком случае быстро ее не восстановить. Да и смысла в том нет. В Стольграде прошли аресты, и, не сомневаюсь, что кое-кто из заговорщиков знает о существовании этого места, о тайном гнезде, свитом колдунами Нерга в Сером Доле. Насколько я знаю Вояра, он вытряхнет из арестованных все, что им известно. Мы с Киссом однажды поговорили о Вояре; Кисс знал его неплохо и отзывался об этом человеке с большим уважением. Как я поняла, это при моих допросах глава тайной стражи не переступал определенной черты, но в случае необходимости он без колебаний кличет инквизиторов. И еще: Вояр никогда не отступится от допрашиваемого, пока не получит правдивые ответы на все интересующие его вопросы. А ложь он, по словам Кисса, ощущает не хуже любого ведуна. Ну, это мне хорошо знакомо...
Еще Кисс сказал мне, что на том пепелище, где сгорело тело Зяблика, он посадил маленький росток клена. Невесть каким путем занесенное в долину семечко непонятным образом сумело прорасти в тонкий стебелек длиной с ладонь. К сожалению, хотя он, этот тонкий росток, был вырван из земли и почти затоптан чьими-то грубыми ногами, но, тем не менее, все еще боролся за жизнь, и не хотел умирать. Кисс посадил это крохотное деревце именно на то место, куда несколько дней назад мы положили тельце Зяблика. Пусть это будет памятью о маленьком загубленном ребенке... Не знаю, можно ли в это верить, но Кисс утверждал, что перед его уходом из долины крохотное деревце помахало ему листочком...
Вернувшиеся в деревню из Серого Дола мужики ходили довольные. Я их понимаю: уже несколько лет они, опасаясь чужаков, не спускались в долину, а там, как нам сказали, зимой всегда было прекрасная охота. И зверья в тех местах полно... Пусть дело обошлось без схватки с пришлыми, но, тем не менее, люди чувствовали себя победителями и в деревне царило приподнятое настроение.
Наши мальчишки — Лис и Толмач, за эти дни быстро освоились с местной ребятней, можно сказать, сдружились, вместе носились по улицам, ползали по деревьям. И знали они много из того, чего можно было порассказать деревенским ребятишкам, до сей поры никогда не покидавшим свой поселок. Вот ребятки и пугали местных пацанят страшными рассказами про дальние города, где на улицах царит разбой и грабежи...Лис и Толмач умудрялись еще и приврать от души. Я не вмешивалась: дети любят страшилки. Но плохо то, что часть из этих рассказов — правда.
А уж какими героями они выглядели в глазах местной детворы! Ведь что мы рассказывали про наш побег из долины: дескать, один из мальчишек сумел выпутаться из веревок, освободил остальных и мы бежали, подпалив перед уходом дом и сарай. Вот Лис с Толмачом и купались в лучах славы. В принципе, мы не соврали, а то, что в своем рассказе опустили кое — какие мелочи, так на это не стоит заострять внимание местных жителей.
Обоим мальчишкам нравилось в деревне. Дети есть дети, они всегда найдут между собой общий язык, причем куда быстрее, чем взрослые. К тому же мальчишки всегда были в курсе всех деревенских новостей, что в этих местах немаловажно.
Поселили нас у одинокой старушки. Муж у нее давно умер, дочь с внуками живет далеко, к матери приезжает только зимой, а по приезде все уговаривает мать к себе на жительство переехать. Да та все не соглашалась: зачем мне на старости лет уезжать из своего дома? Здесь я всю жизнь прожила, здесь свой век и доживать буду. Уж лучше вы ко мне приезжайте...
Нам она обрадовалась, как родным. А уж когда я избавила ее от бельма на глазу — радости у нее вообще не было предела. Всю нашу неразлучную четверку она поселила в единственной комнатке (что породило в деревушке лишние разговоры, что, впрочем, меня нисколько не волновало), а сама переехала жить на кухоньку.
Здесь же, в поселке, мы купили себе новую одежду, пусть простую и не новую, но чистую и крепкую. На это нам хватило того серебра, что остались в кошеле у Кисса. Золотые монеты, прихваченные нами у колдуна, мы решили пока никому не показывать На всякий случай. Нашу старую одежду я постирала, зашила и убрала. А чтоб ни у кого из жителей деревни не возникло желания посмотреть, что же такое мы притащили в сумке, я наложила на нее заклятие невидимости. Так и стояла под лавкой наша сумка, не видимая никому, кроме нас.
Лис и Толмач разболтали в поселке, что я могу лечить. Да и не только они. Тот же Кисс с самого начала сказал местным, что будто бы я умею лечить. Я возражать не стала, тем более что сама каждый день заходила справляться о здоровье к раненому парнишке, к Арну. Он, спасибо за то Пресветлым Небесам, поправлялся на удивление быстро. Я сама мысленно разводила руками, глядя на его чуть ли не на глазах затягивающуюся рану на спине. Все это лишь увеличивало славу обо мне, как о лекарке, и, естественно, ко мне повалил народ со своими болячками, которые с годами копятся у каждого. Как я поняла, ведуньи поблизости нет, а та, что имеется в округе, живет далековато даже по местным меркам. Лекарки неподалеку тоже не наблюдается, и оттого в каждом доме люди лечатся сами по еще прадедовским советам. Но, хоть ты и считаешь себя здоровым, а все же как не показаться оказавшейся в поселке лекарке?
Под тем или иным предлогом, но ко мне заглянули почти все жители деревушки. Спасибо Высокому Небу, тяжелых больных в поселке не оказалось. Приходили старики, матери приносили грудных детей. Народ тут, как оказалось, проживал на редкость здоровый. Так, спины поправила, застарелые травмы подлечила, некоторым детишкам помогла от хвори избавиться.
А вот что касается меня...Честно скажу, отношение жителей деревни ко мне было далеко не однозначным. Лекарка — это хорошо, но вот что касается личной жизни... Прежде всего, по местным меркам считается так: если женщина в мои годы все еще не замужем, то подобный непорядок всегда имеет под собой серьезные основания. Толковые бабы, мол, всегда при муже оказываются. А эта ( то есть я) одинокая оттого, что, дескать, или характер у девки плохой, или поведение негодное, или еще какая основательная причина имеется, по какой ее женихи обошли. И мои подстриженные волосы в глазах местных жителей лишний раз подтверждали это мнение — путные бабы не стригутся! Слова Кисса про то, что некто из моих родственников состоит в родстве с князьями здесь не имели никакого значения. Для селян было куда важнее то, что одинокая девка долгое время шлялась невесть где с молодым парнем, причем их отношения ( в том числе и по словам того же парня, ее кавалера ), с точки зрения деревенской морали совсем не подходят для молодых людей, еще не вступивших в брак. Для холостого парня подобные гулянки вполне нормальны, но вот девке ничего, кроме дурной славы, они не принесут. Так что мне уже не раз приходилось делать укорот чьим-то шаловливым ручонкам. Но главное не в том...
Кисс — вот кто стал главным героем в деревушке. Не знаю, чем это объяснить, но после того, как он по моей просьбе сбрил бороду и усы, а заодно и перестал прятать свои необыкновенные волосы, то даже я то и дело ловила себя на том, что помимо воли любуюсь своим, казалось бы, давным-давно хорошо знакомым спутником. Больше того: Кисс будто стал излучать непонятное обаяние, притягивать к себе взор любого, кто хоть раз его видел. Как это у него получалось — не знаю. Я невольно сравнивала его с Гайлиндером, моей первой любовью, и вынуждена была признать, что Кисс в своем нынешнем обличье умудряется располагать к себе людей не хуже, чем тот парень, столь рано и безвременно погибший. Что же касается Вольгастра, моего бывшего жениха... Ну, о сравнении с ним даже речи быть не может: Вольгастр был просто человек с располагающей улыбкой, и не более того. А Гайлиндер... Человек, несущий в себе свет, который согревает душу даже спустя годы. Что же касается Кисса...
Я его просто не узнавала. Это был все тот же человек, и в то же время совсем иной. Весте с распущенными волосами в парне появилось непонятное, пленяющее обаяние, притягивающее людей и заставляющее женщин терять голову. Летели, как бабочки на огонь. То, как он смотрел на женщин, как говорил с ними — все создавало у каждой из них уверенность, что она и есть именно та единственная и неповторимая, которую этот парень искал долгие годы. Как это ни странно, но раньше я никогда не замечала в своем спутнике таких талантов. Казалось бы, обычный парень, ничем не выделяющийся из прочих, и надо же!.. Хотя иногда у меня складывалось впечатление, что Кисс делает все, чтоб хоть немного позлить меня.
Лис, который, кажется, черпал новости прямо из воздуха, фыркнув, сообщил нам, что на Кисса положили глаз все местные бабы, что холостые, что замужние. Тоже, дескать, от зеркала не отходят, лучшие наряды из сундуков достают... Совсем бабы сдурели! Ладно, девки — это я еще могу понять, но отчего за парнем бегут мамаши, у которых имеется уже по нескольку детишек? И верно: стоило нашему красавчику показаться на улице, как в тот же миг возле него оказывались несколько особ женского пола, с обожанием смотрящие на него, и недружелюбно косящиеся друг на друга. Смех, болтовня, фривольные шуточки, орешки — семечки...
Не скажу, что подобное пришлось по вкусу местным парням. Да и кому понравится, если твоя невеста, сестра или, не приведи того, жена!, потеряв голову, чуть ли не бежит за пришлым мужиком, невесть откуда взявшимся красавцем, тем более, как я поняла, замужние бабоньки были вовсе не прочь гульнуть с пришлым красавцем, а Кисс был парень совсем не промах...
В результате я вызывала всеобщее недовольство: мужики с раздражением косились на меня за то, что не могу урезонить жениха, а женщины дружно ненавидели по той простой причине, что, по их мнению, мне удалось захомутать такого парня. Интересно, отчего это на меня вечно шишки валятся со всех сторон?
Вначале подобное здорово выводило меня из себя, но чуть позже вынуждена была признать: я не имею никакого права сердиться на Кисса. У него имеется своя голова на плечах, должен знать, что делает. И потом... У парня своя жизнь, в корне отличная от моей, и, в любом случае, вскоре мы с ним должны будем расстаться. Меня ждет своя дорога, у него должен быть свой путь. Незачем нам привязываться друг к другу, да и не стоит этого делать. Все одно ни к чему хорошему это привезти не может. Да и какое я имею право проявлять недовольство? Я ж ему никто, и никогда никем не буду... Разные у нас судьбы.
Иногда, глядя на бесконечный женский хоровод округ Кисса, мне вспоминались слова Четырехпалого, того самого бандита, захваченного на заимке. Что он там сказал, обращаясь к Киссу? "Думал, волосы убрал, так тебя и узнать нельзя?". А ведь и верно: без этих роскошных волос внешность Кисса менялась разительным образом. Что же такое Кисс натворил, раз его ищут, а он скрывается, стараясь стать как можно более незаметным? И спрашивать бесполезно — не ответит... А меня, несмотря ни на что, все же грыз интерес интересно: отчего он прячет такие прекрасные волосы, столь удивительную красоту. Без своего смешного хвоста внешность Кисса менялась волшебным образом, причем в лучшую сторону, и не понимать этого парень не может. Да еще и эти дурацкие ниточки усов, которые были на его лице в нашу с ним первую встречу, и придающие ему неприятный вид!.. Хорошо, что сейчас он их сбрил...
Все равно: складывается впечатление, будто он в пику кому-то пытается стать не похожим на себя самого. Уверена: здесь причина в чем-то ином, и дело не только в розыскных листах. Любой из нас, неважно, молодой он или старый, печется о своей внешности, и в этом нет ничего плохого. Казалось бы, парню надо только радоваться столь роскошному подарку судьбы — красивой внешности, а он непонятно отчего усиленно старается спрятать этот дар, чуть ли не уродуя самого себя! Этому должна быть серьезная причина, пока что скрытая от меня... На нечто подобное еще Четырехпалый намекал, да я его не очень слушала... И зря.
Нам бы уже давненько следовало покинуть деревеньку, да вот только как? Вначале я считала, что мы уйдем отсюда, как только из Серого Дола вернется Кисс. Но нас очень настойчиво уговаривали погостить еще денек, потом еще один... А через несколько дней староста вообще предложил нам остаться жить в деревушке. Дескать, дом вам поставим, хозяйством обзаведетесь, на земле осядете... Мне стало смешно. Старосту я видела насквозь. Его сын, даром что женат, а с меня глаз не сводил, да и не он один — холостяков в деревушке хватало. Так почему бы ни попытаться уговорить девку остаться здесь? К тому же иметь в деревне свою лекарку — дело почетное и необходимое.
