Не отвечая на робкие вопросы, посадила всю эту публику в салон джипа и погнала к месту засады.
Ехать было недолго, замерзнуть не успели.
Когда появился скособоченный фургон, Ирка отметила, что на первый взгляд ничего не изменилось, правда, на свету все смотрелось как-то прозаичнее, чем ночью при фарах — и валяющиеся в снегу трупы и стоящий с распахнутыми дверцами кабины грузовик.
Осмотрела в бинокль местность. Вроде никого.
И фургон не похоже, что разгружали. Если б открыли и закрыли — но залезали — видно б было на снегу, да и шмотки б какие-нибудь валялись бы.
Строго приказав рабам разобраться со сбором гильз на холмике, а потом разобраться с грузовиком, Ирка кивнула напарнице, и они медленно пошли к простреленной машине держа оружие наизготовку. Пулемет остался у Виктора, так что шли с теми же ружьями, как и вчера.
Раньше, Виктор сурово натаскивал Ирку читать следы. Толком не научил и злился на нее, а она так же злилась на его упрямство. Теперь тихонько про себя жалела, что не запомнила все толком. Пригодилось бы сейчас. Ну да то, что идущий по снегу человек обязательно оставит за собой протоптанный след — это она и так знала. Значит, надо было посмотреть — ходил ли тут кто после их отъезда.
У грузовика и впрямь следов не прибавилось — правда сначала Ирина чуть-чуть испугалась, что кто-то все-же лазил около грузовика, но потом поняла, что напугали ее собственные вчерашние следы. Прошлись немного по следам убегавших. Определить какого роста и веса были беглецы, по следам Ирке не удалось, но тут помогла Вера — она то эту сволочь хорошо запомнила. Зато черные точки у левого следа и неравномерные шаги после обдумывания подсказали начинающей следопытше, что одного из беглецов она зацепила — черные точки на вышедшем солнышке заиграли красным цветом. Охромел, значит и кровь. Понятно, ранен.
Вернулись назад. Оставленный мотоцикл так и стоял в кустиках, а от него шли уже знакомые следки. Их собственные.
Теперь оставалось пройтись по следам беглецов и глянуть — что и как они делали той ночью.
Не слушая ворчащую за спиной Веру, Ирка двинулась сначала по следам подранка.
Напарницы все так же бухтела себе под нос, труся тащиться по враждебному лесу с двумя спрятавшимися там негодяями, пришлось прикрикнуть — в лесу шуметь не надо, надо слушать.
Дальше шли молча, только снег похрустывал под ногами.
Тот, кого они преследовали, часто падал, оставляя вмятины своим телом и следы крови. К лесу он был явно непривычен и перся, не выбирая удобной дороги, что Ирина отметила довольно быстро. Потом ее осенило — и, вернувшись немного назад — там, где подранок поскользнулся на засыпанном снегом стволе дерева и растянулся во весь рост, она с радостью ткнула пальцем во вмятые в снегу отпечатки спины и задницы — видишь?
Вера видела, что тут клиент шмякнулся, но что так обрадовало Ирку — не поняла.
— Да господи — просто же все — спина у него вмялась — а отпечатка ружья не видно. Безоружный значит.
— А может, на груди повешено было?
— Не получается — до этого он и мордой шлепался. Точно он без ружья. И смотри — шаг стал короче, выдыхается. Кровищи течет больше — не перевязался сразу-то, а сейчас совсем голову потерял, слабеет быстро.
Вера и сама заметила, что хоть клиент и шел неровным зигзагом, но определенно описывал круг, неминуемо возвращаясь на поле. Круг получался здоровенным — в несколько километров, но светившее раньше в спину солнышко теперь уже светило сбоку.
— Он что, обратно решил вернуться?
Ирина остановилась, ухмыльнулась зло и чуточку свысока объяснила:
— Люди не делают одинаковые шаги. У кого шаг левой ногой больше, чем правой. У кого — наоборот. Потому в лесу и кружат. А у этого еще нога простреляна, он ее бережет, шаг получается еще короче. Так что к обеду на поле выйдем.
— Ну, это ты загнула — возразила Вера — в городе-то кругами не ходят!
Ирку пробило приступом хохота.
— В городе дороги проложены и ориентиров полно. Так-то, подруга, а в лесу — если ориентиры не примечать — обязательно кружить будешь.
Вера промолчала. Ирка тоже не стала развивать тему.
Преследуемый падал все чаше, потом полз на четвереньках, снова встал, но не надолго — Ирка учуяла запах паленого и, взяв оружие на изготовку вышла туда, где беглец пытался ночевать.
На маленькой полянке, скрючившись полулежал — полусидел прямо в снегу у заглохшего костерка закоченевший мужик лет тридцати. Он увидел мутными глазами Ирку и заскулил, попытался отползти дальше — видно уже не понимал, что перед ним всего-навсего деваха с ружьем.
Ирка внимательно оглядела место ночлега, поворошила ногой потухший костерок, состоящий из веток и кусков синтетической куртки мужика, хмыкнула, вывернув из костра обгоревший ножик без рукоятки и не говоря ни слова разнесла сидящему башку выстрелом.
Вера шарахнулась в сторону, испугавшись внезапного "бабаха" совсем рядом.
— Ты чего, сдурела? Предупредила бы, что стрелять будешь! Я перепугалась до зеленых чертей!
— Ну, извини. Чего его зря предупреждать — еще б стал голову прятать, возни тут с ним. Или считаешь, что надо было его в плен брать, на руках тащить, выхаживать?
— Не, редкая был гнида. Но ты как-то внезапно очень!
— А ты будь готова. Раз уж со мной ходишь. Вот кстати — на будущее, учись, пока я жива: какие ошибки у покойного видишь?
— Не перевязался...
— А еще?
Минуту было видно, что Вера колеблется между любопытством и обиженной гордостью, но очевидно практическая сторона ее натуры победила.
— Не тяни, не вижу. Куртку свою спалил?
— И это тоже. Он видишь, веток нарезал — да большей частью живых веток-то, а они сырые, не горят. Да еще видишь — нож забыл куда поклал — сгорел в итоге ножик-то, такое часто бывает, нельзя нож на землю кидать — или обрежешься или вот так — костерок на нем запалишь, дело частое. Но это фигня. Хуже другое — сел прямо в снег, а штаны у него не ватные, быстро замерз как цуцик. Башмаки не снял — а ночевать в снегу в башмаках — к утру ноги поморозишь даже весной. Костерок прямо в снегу развел — без основы — вот костерок еще и утоп в снегу-то.
— Хорошо, а как надо?
— Надо к людям мяхше и смотреть ширше, тогда бы мы его по лесу не гоняли. Шучу. Вон елка торчит, видишь?
— Конечно. Здоровая такая, не увидишь ее, как же...
— Видишь, что у ствола почти и снега нет?
— Ну да, вижу.
— Вот там и надо устраиваться — нарезать хвойных лап — без снега чтоб, в то задница промокнет — сделать себе подстилку — уже теплее, чем в снег садиться, костерок разводить тоже — либо до земли снег разгрести, либо, чтоб под огнем что твердое было. И сушняк набирать, а не сырье. А ножик либо в ножны класть, либо в дерево втыкать. Так под елкой и переночевать можно — тепло отражаться будет от веток, ничего уютно даже, маленький костерок — а тепло будет. Главное — мокрым не быть на морозе — точно не согреться.
— Это что, раздеваться на холоде, что ли?
— Да. И сушить одежку и обувь. Проверь, есть что у него ценного, да и пойдем уже.
— Зажигалка у него была зачетная, гордился ею, хвастал.
— А, ну ищи.
Зажигалка с выгоревшим бензином нашлась под рукой у мужика — видно он пытался ее огоньком согреть замерзающие пальцы.
.............................................................................................................
Я чувствую себя немного неловко — как на чужой свадьбе. Парни возбуждены, обсуждают всякую, на мой взгляд, чушь, но я совершенно не разбираюсь в бацинетах, саладах и прочих батарлыгах. Вот только что Дункан начал расписывать какой-то куяк, но по мне — так скорее неприличное слово, чем что бы то ни было.
Дорвались дети до игрушек.
В Кронштадте оказывается, что всего участников — уже человек шестьдесят, да еще дополнительно силы подходят. Да, видно Госпиталь — важная цель.
Для подготовки группы отведен какой-то зал, видно с незаконченным ремонтом. Но тепло и парни начинают старательно экипировываться. Латников получается три десятка человек, восьмеро — включая Дункана, обряжаются в железо с головы до ног, я так понимаю, что они будут в первой шеренге, вторая шеренга — уже несет поменьше железа на себе, оставшиеся — еще более легковооружены — на них нет кирас, есть кольчуги, каски разных фасонов и достаточно легкая защита конечностей. Впрочем, я замечаю, что четверо омоновцев наряжены в какие-то футуристические комплекты защиты — словно из фильма про робокопа. И вооружение у них тем более непонятно.
Кто-то хлопает по плечу. Оказывается сапер Правило. Ну да, как же обойтись без саперов. Здороваемся.
— Хороши, красавцы. Особенно ваш главный. Вот сейчас смотри, ему булаву подобрали — интересно как среагирует.
Информированные люди заинтересованно глядят как Павел Александрович торжественно достает для одетого в какой-то причудливый наряд Ильяса оружие. Потом начинается ржач — врученная штуковина судя по моему скромному мнению является нормальной булавой — ручка с петлей, наверху яблоко стали, только яблоко это сделано в виде бычьей башки с рогами. То есть видно, что огрести по голове таким экспонатом накладно, но выглядит очень смешно. Ильяс не моргнув глазом, с пиитетом принимает эту штуковину и вид у него гордый, словно это гетманская булава. Ржач стихает, потому как хорошенького понемножку, да и не смешно выглядит Ильяс. Нелепо, непривычно глазу, но не комично. Воин. Просто воин. Такой же, как остальные.
Мужики тем временем разбирают свои алебарды и рогатины с протазанами.
Пора идти.
Короткий инструктаж. Слушаю вполуха, нам с Надеждой все равно сидеть в обозах, а слушать кто куда идет и каким строем — мне без толку. Накачка перед боем нам тоже не шибко интересна — мы-то знаем, какое значение в разрушенном мире начнет иметь вроде бы пустяковое оборудование обычного гинекологического или хирургического отделения, ценное именно комплектностью, когда все, что нужно — уже есть и не надо изобретать хирургический инструмент из подручных средств и стерилизовать в кастрюльке и так далее и тому подобное. Это с виду пустячок, но в каждом механизме важны все детальки — именно некомлектность может угробить все дело. Впрочем, вроде и ребята это понимают. Группа воздействия и группа обеспечения, а также группа оцепления. До меня доходит, что порядок построения — трехшереножный, такая бронированная фаланга должна обеспечить черновую зачистку коридоров. Какие-то средства усиления будут держаться за латниками, также к этим силам относится и медобеспечение. Комнаты и палаты блокируются спецсредствами и зачищаются по обеспечении свободной проходимости в здании.
Надо думать, все уже отработано и обсуждено — вопросы только у меня возникают, остальным это последнее напоминание уже обычная формальность. Есть некоторое бурчание на тему того, что на срабатывание мало времени было, но именно как бурчание.
Меня заставляют напялить на левую руку гномскую кованую защиту. Рука сразу тяжелеет. Неудобно, но тут придется подчиниться — раз будет рукопашная, значит можно и на зубы попасть.
Чувствую себя неловко — автомат приходится оставить тут в зале, под охраной. С одним пистолетом как-то очень непривычно — плечо уже без автомата как голое. Вовка откуда-то приносит очень короткую двустволку, дает горсть патронов 12 калибра и подмигивает. Ну и нафига я автомат оставил?
Выходим на улицу, латники строятся и в ногу, мерно грохая и лязгая идут к Госпиталю. Мы идем следом, группками.
У Госпиталя стоят люди. Это и оцепление и какие-то работяги с досками и чем-то похожим на недоделанные спирали Бруно, странноватые металлические конструкции.. Ажурные ворота между двух караулок раскрыты настежь, в караулках очень похоже стрелки.
С удовольствием вижу знакомого лекаря по кличке Бурш. Кивает в знак приветствия, поправляет висящий на плече АКСУ.
— Ну что коллега, скоро начинать?
— Минут через пять.
— А какие силы противника?
— Черт его знает. Погибло много, а сейчас ориентировочно около трехсот зомби в этом домике. Многие ведь разбежались сгоряча, умирали уже на улице. Вы тут катались. Наши пытались зачистить. Полста уложили после первого штурма. Вот и считайте. Морфов минимум двое.
— И что, так там и сидят? И не пытались вылезти?
— А зачем? Там тепло, жратвы полно. Еще не все догрызли. Попытки были — но стрельбы даже в воздух они опасаются — поумнели.
— Этак скоро и переговоры станут возможны?
— Не надо так шутить.
— Извините.
Бурш сопит носом.
Его окликают — что-то группка начальства разбирается в плане. Ну да, он же проводником будет. Несмотря на то, что настрой у него похоронный, все таки находит в себе силы выразить в звуке:
— Паки и паки пошли в кабак гуляки!
Трехэтажная громада госпиталя краснокирпична и мрачна. Голые черные деревья только усиливают макабрическое ощущение. А такое заслуженное здание! Поленов тут начал отечественную нейрохирургию. Исаев впервые на практике обеззаразил хлором воду. Да всех и не упомнишь, кто тут отличился. А сейчас — это клиника, где несколько отлично оборудованных отделений. Если удастся этот госпиталь оживить — система жизнеобеспечения города получит весьма ощутимое усиление.
Латники лязгают в ворота. За ними тянут всякие причандалы работяги, двигают саперы. Нам пока отмашку не дали, будем ждать.
— А вот пики свои они вразброд держат — критично замечает стоящий рядом со мной моряк.
— Тренировались на срабатывание мало — отвечаю.
— Это плохо.
Вот мудрый какой. Ясное дело, что плохо. Но все-таки в строю не крестьяне, сено-солома — пройденный этап. В ногу хотя бы ходить обучены, а мне так представляется, что это уже полдела. Хотя алебарды и впрямь торчат вкривь и вкось...
— А вот скажите Доктор, у меня дочка руку сломала, пока была в гипсе — научилась все делать левой рукой. Хотелось бы, чтоб переучилась опять на правую, как это сделать?
Вот ведь вопросец! И к месту очень, опять же. Хотя, наверное, я не прав — ему его дочка и ее проблемы куда как важны, а отправившиеся в Госпиталь чистильщики не производят впечатления священного отряда самоубийц — если у них не заладится сразу на первом этаже — откатятся. Тут оцепление прикроет надежно. Небезопасно конечно такую швейцариаду устраивать. Так сейчас все небезопасно.
— Знаете, вопрос сложный, с переучиванием. Во-первых, может быть левшой ей и не помеха? Она ведь до перелома вполне могла быть левшой, просто сейчас это вылезло, а до того приучали к праворукости. Во-вторых — не ломать же ребенку левую руку — некоторые вот рекомендуют вообще привязывать ручку, или затевать игры — на мелкую моторику — чтоб условием игры было именно работа реабилитируемой ручки — лепка скажем. А вообще это всегда было хлопотным делом — потому подумайте, так ли уж ей это надо?
Моряк начинает возражать, слушаю его вполуха.
.........................................................................................................
Ирка удовлетворенно оглядела уже знакомое поле со стоящим посредине грузовиком.
