Что и понятно — такая броня и престижна и ливер хорошо спасает — пырнули шалого игрока во время сегодняшней осады копьем из верхнего оконца гумна — татарчата исхитрились — один другому на плечи влез и дотянулся, когда мушкетер того не ожидал. Скользнуло лезвие безвредно по стальным кольцам, хотя удар был хорош и меток. Так бы над ключицей лезвие и вошло сверху в грудь, просадив легкое и сердце. Но броня добротная отразила. И пройдоха Гриммельсбахер не растерялся, а мигом подпрыгнул и тесаком своим разрубил дерзкому тартарину лицо и из боя его выбил — валялся он потом в папоротнике в лесу, кровью истек.
После такого уже поневоле захочешь, чтоб твоя тушка была всегда так прикрыта.
И получается попаданец этаким богачом — но без денег и внятного понимания — а чего делать-то? Ну с сотника он расписку может взять — тут это распространено. И с татарина — тоже. Но вопрос перстня явно дороже, чем конь. Потому как Родовой Знак! И тут тоже есть о чем голову ломать. А и расписка — вроде как при попе ее надо получить, чтоб вернее было.
С татарином тоже проблема — слыхал, что у правоверных если клятва не подтверждена муллой — да еще и дана неверному — то нарушить ее — как плюнуть.
Да и вообще знал Паша массу случаев, когда кредитора проще было убить, чем расплачиваться. И что характерно — убивали. В более как бы цивилизованное время. А уж тут — так и подавно. Государство еще только устанавливается.
Теперь возврат в свое время уже становится голубой мечтой! Неуютно здесь как-то. Одно приятное — голубоглазая вдовушка. Которая тоже один из углов коммерческой проблемы, потому как за женский счет кормиться Пауль категорически не хотел, он же не королевский мушкетер де Тревиля, это у французов было в норме — а тут чай не Париж. И так практически нищая женщина выложилась изрядно, а это вдвое для мужика стыднее.
И ее нужно отблагодарить, самое малое. Да и вообще запала она в сердце, за живое тронула. Но что сделать? Денег дать? Так он уедет, а ее ограбят или обворуют — тут не принято двери запирать и замков нет ни у кого, а людишки разные в деревне — вон казак в розовой рубахе каков шпынь шустрый!
Тряпок отдать, ломая сопротивление бережливого Нежило? Такая себе благодарность. Лошадь подарить? Или двух? Тут Паша усмехнулся грустно — понаторел уже тут, насмотрелся, перестал быть глупым горожанином который может все купить. Июль сенокосный прошел, сена уже хрен заготовишь, а впереди — зима и сдохнет подаренная лошадка без корма. Да и нагружать красавицу заботами — нехорошо. Перламутровая кожа, круглые груди и стройные ножки прям перед глазами стоят. А улыбка, от которой сердце колотиться начинает!
Встряхнулся, перевел дух.
Надо взять время на подумать.
Перво — наперво с мишенной шестерней надо разобраться. И при том не наворочать дел и свару в кумпании не устроить. Значит Пауль с воеводским даром сейчас в очень неловком положении: отказаться от дара начальства явно нельзя, но драгоценная кольчуга бесполезна лично ему. Носить он ее не может и не будет. Даже если в кузнице новгородской ее расширят — тяжела зараза.
Выкинуть, например, при том — категорически нельзя. Это не просто плата, как мешочек с монетками обезличенными. Это — Воеводский Дар! Знак особого почета и уважения Важного Лица! Донесут, что отнесся к подарку без почтения — будут неприятности велие, потому как — неуважение к московскому воеводе показательное. Такое с рук не спускают. Это предельно наглое хамство получается.
Да и товарищи не поймут.
Ну и конечно жаба душит сокровище такое бросить — так что выкинуть — точно нет. Не получится. Этот вариант идиотский и из мыслей Пауль его вычеркнул.
Жаба удовлетворенно кивнула, чуточку успокоилась. Но держалась настороже, ожидая — что еще легкомысленного и растратного придумает голова попаданца.
— Можно продолжить возить с собой в тороках — подумал Паштет.
Просто, не требует решений, конфликтов.
В принципе все поймут правильно.
Моя вещь — держу при себе. Но!
Это чертово 'Но', после которого всегда идет самое важное.
Ценный защитный доспех пропадает зря, когда он жизненно необходим.
Дорога дальняя, может случится что угодно. И разбойники попадутся и всякие хитрые людишки.
Риск потери или кражи при этом изрядно высок.
Товарищи конечно слова не скажут — потому что Пауль в своем праве, но — опять это самое 'но' — сегодня кольчуга спасла жизнь игроку, а он хотя и прощелыга и мерзавец и прохвост — а камарад!
И между прочим жизнь Паштету спасал уже не раз. И запомнил, черт вертлявый то ощущение, когда внезапно и неожиданно — копье ударило за ключицу! И скользнуло без толку долой. Такое — Паша уже и сам понимал — в памяти остается надолго. И желание ощущать на плечах тяжесть безопасности — теперь сильно у камарада.
Отдать товарищу броню — благородно, но требует тонкого выбора кандидата. И не передаривать, это тоже коряво будет смотреться — а по американскому примеру — дать в ленд-лиз. И себе польза — богатство остается твоим, и вроде как благородно и помогаешь.
Но вопрос — кого облагодетельствовать тогда?
Гриммельсбахер тут не вытанцовывается. Потому как за ним глаз да глаз нужен — сколько раз он все до нитки проигрывал, олух Царя Небесного? Только то, что Пауль от Хассе слыхал — не меньше десятка. И кольчугу продует, как в раж войдет. И взятки гладки, ему то как с гуся вода. Палки Геринга нынче в отдалении и потому боятся нечего. Да и не авторитет он в отряде, рядовой мушкетер. Некрасиво выйдет — воеводского ранга броня — и на прощелыге. Это как генеральский мундир на штрафника напялить. Не поймет никто. А игрок погордится — и вмиг спустит все как только случай подвернется.
Значит получаются начальники — либо Хассе у которого кожаный колет сильно потрепанный или сотник — у которого брони вообще нету. Канонир старший — непосредственный начальник, уважаемый ветеран. Сотник — командир всего отряда, его авторитет важен на всем пути будет. Так что напрашивается вариант одолжить панцырь Лисовину — разумный жест лояльности, но может выглядеть как подхалимаж. Это вояки не очень одобрят. Особенно — немцы. Тонкая штука — разница между уважением и жополизством.
Мда. Надо идти с Хассе поговорить.
Свистнул слуге, чтоб тот шестерню принес, и отправился к своему камараду с глазу на глаз потолковать.
Сытое начальство дремало у себя в овине, но как лесенка заскрипела — тут же глянуло — кто лезет. Одним глазом. Убедился, что свои, опять расслабился. Чисто кот — большой и толстый.
— Пришел обговорить с тобой один вопрос! — сказал присаживаясь рядом Пауль. Положил на гладкие плахи перекрытия музыкально звякнувший сверток.
— Излагай! — лаконично ответил Хассе и поглядел уже двумя глазами.
— Как ты знаешь — получил я эту броню. В подарок за лечение самого воеводы. Дорогая кольчуга — это не просто железо, это символ статуса, знак благосклонности высокого начальства, и, главное, реальная защита, спасающая жизнь.
— Да, наш проходимец рассказал уже... Надо бы ему по шее надавать, да лень...
— За что по шее? — удивился Пауль.
— Чужие вещи без спроса брать не подобает камараду. И смотреть надо по сторонам, когда аркебузу заряжаешь, а то подловят. А он ушами прохлопал, что в оконце тартарин просунулся, пока его не ткнули. Так что достоин по шее.
— Понял. Так вот, Дар от высокого начальства. Мне она мала. Носить ее нельзя, стесняет сильно, движенья сковывает, дыхание сбивает. И я уже в своей броне буду ходить, она проверена, удобна, мне по размеру и себя показала. Это важно — я не просто капризничаю, как девица нецелованная...
Канонир кивнул и поглядел внимательнее. Потом кряхтя признался:
— Нету у меня таких денег, чтоб ее купить...
— А я и не продаю.
— Тогда о чем речь?
— Ну вот я и подумал — чем ей без дела лежать — так я на время похода ее передам кому из наших. Тебе например или вот сотнику. Ехать далеко и опасно, а так защита солидная и вид важный — что в дороге полезно. Мало того, что и тут по одежке встречают, так и первая же стрела — в начальство летит. Игроку-то она пригодилась весьма...
— Нельзя ему. Продует глазом моргнуть не успеешь.
— Тоже так считаю. Но в виду имел тебя или командира отряда Барсука — сказал Паша.
— Тебе точно она мала?
— Ну да. И влезать в нее сложно, сам не понял, как напялил — и без Лисовина бы не справился бы, застрял в рукавах намертво и потом не охнуть не вздохнуть — как обручи на бочке сдавило.
— Так. Ну-ка разверни! — уже заинтересованно молвил Хассе.
Позвякивая и мелодично шелестя 'шестерня с мишенью' развернулась во всю длину на вытянутых руках попаданца. И сильно их потянула вниз своей тяжестью.
— Хороша! Воеводского ранга панцырь — уважительно заявил Хассе. Заценил.
— Я и сам понимаю.
— Надень! Стой, не так надо! Кольчуга надевается иначе: кладёшь её перед собой расправленную на дерюгу, сильно наклоняешься, засовываешь руки и голову снизу и потряхивая её руками начинаешь на себя натягивать. Когда кольчуга налезла более чем наполовину, распрямляешься так, чтоб кольчуга соскользнула вниз по телу, при этом надо, чтоб руки сразу пролезли в рукава, а голова в ворот. Тут рукава длинные, руки держишь горизонтально их потряхивая, чтоб рукава скользили по рукам не заворачиваясь, сами скользили под тяжестью подола.
Застрявший в металлическом плетении Паштет только пыхтел, пока резво вскочивший на ноги командир помогал ему облачиться. Ей-ей в одиночку хрен напялишь это кузнечное чудо! Оруженосец нужен!
Наконец голова вынырнула из паутины стальной. Дальше было проще — но даже на тонкую одежду броня внатяг пошла. И сразу стало тяжело — и стоять и дышать. Ну да, весом эта защита под пуд выходит! Как солидный бронежилетище в будущем!
— В кольчугу непросто влезть, а вылезти ещё сложнее... И, да, опояска нужна, без опояски не то. А так, складка образуется на поясе, и развесовка получается иная, более удобная, вес части кольчуги ниже пояса на опояску ложится — уверенно сказал старший канонир.
— О, тут гляди, разрыв на вороте — заметил фон Шпицберген, щупая панцирь у шеи руками и кося глазом — наверное топором рубанули. Или это так копье порвало татарское?
Хассе насмешливо фыркнул носом:
— Это не топором заехали, это специальный разрез для облегчения надевания кольчуги самостоятельно. Он потом шнуровался, просто шнурок, похоже, выпал. Такой разрез мог быть справа как у тебя, или слева, как рубашка-косоворотка, или по середине груди — кому как удобнее. А от копья — вот царапина сверху вниз прошла. Дышать можешь?
— С трудом и мелко-мелко.
— Да, не твой размер. А смотришься богато! Такому сразу первая стрела или пуля! — с намеком улыбнулся Хассе, оглядывая сверкающего стальными бликами подчиненного.
— Давай снимать, тяжко мне! — буркнул недовольно сжатый тесной кольчугой Паштет. Ощущал он себя как лягушка, зажатая в кулаке.
Немец иронично глянул на неженку лекаря, но помог стянуть стальную роскошь долой. Пыхтя от натуги, Пауль выбрался из тяжеленной рубахи.
— Померяй теперь ты! — сказал запыхавшийся попаданец, освободившись от брони.
Старший канонир спорить не стал. Примерился, повзвешивал переливающуюся как змеиная кожа мягкую защиту и не без пыхтения — но влез. Сам, помогать не пришлось. Умелый и похоже носил такое, но давно. Навык остался, а привычка растерялась.
— Хороша Маша, но мала чашка, как говорят московиты! — не без грусти заметил немец, поворачиваясь туловищем справа налево и поводя плечами.
Определенно пузо канонира расперло панцирь так, что ни о каком поддоспешнике тут и речи не стояло. А на рубаху кольчугу надевать плохо. Нужно что-то еще, чтоб силу удара на себя принимать, а не сразу отдавать в тело всю дурную энергию.
— Придется Лисовина порадовать...
— Если он не убоится на себя Дар Воеводы напяливать — обрезал Хассе.
— Это да, может и побояться. Хотя так-то куда как храбр — согласился Пауль.
— Странные они, эти московиты. Вроде и почти как мы — а совсем другие — задумчиво вздохнул старший канонир.
— То да — согласился Пауль и чуток взгрустнул, вспомнив совсем недавний разговор со старичком странным в здании окутанного плотным туманом аэропорта...
Глава 28. Особенности государства российского и менталитета
Доктор тогда усмешливо заявил, что европейцы сами все время стараются милитаризировать Россию. Из-за своей неуемной жадности. И это давно уже отмечалось наблюдательными людьми с Запада. Другое дело, что их там мало, и потому написанное куда как давно только редкие Бисмарки читали.
Этого Павел не понял, Как-то странно прозвучало. Общеизвестно же, что всю дорогу цари армию накачивали. Да и в СССР тоже... И потом...
— Так судите сами. Давно уже отмечено. Западные государства зародились в условиях весьма ограниченных ресурсов и неослабевающего давления сидящего друг у друга на головах населения, что в значительной мере определяет то, как эти государства реагируют, став объектом нападения. В течение довольно продолжительного времени, когда центральная власть была слабой, конфликты постоянно решались кровавым путем, и даже самый незначительный укол от бывшего друга тут же превращал его в соперника и злого врага, с которым уже всерьез сражались на мечах. Повторю — всерьез. Причина была в том, что в данных условиях защита любого кусочка своей территории была ключом к выживанию.
Напротив, Россия простирается на почти бескрайней территории, на которой рассредоточены ресурсы. Многочисленные, разнообразные и обильные. Кроме того, Россия умело пользовалась щедростью торгового пути, который вел из варяг в греки, и была она столь активной, что арабские географы твердо были уверены в существовании пролива, который соединяет Черное и Балтийское моря. В этих условиях было важно избегать конфликтов, и людям, которые хватались за оружие при каждом косом взгляде, в такой среде жилось бы несладко. Ведь и сейчас торговому бизнесу ссоры и драки вредят, верно?
Паша кивнул, поглядел с интересом. Старичок не замедлил продолжить:
— Поэтому сформировалась весьма отличающаяся стратегия разрешения конфликтов, которая дожила до наших дней. Если обидеть русского или как-то ему навредить, вряд ли начнется драка (хотя именно это и происходит во время демонстративных стычек на публике или при ожидаемом сведении счетов с помощью насилия). Чаще вместо этого русский просто пошлет вас куда подальше и не захочет иметь с вами ничего общего. Если ситуацию усложняет физическая близость, то русский задумается о переезде — в любом направлении, но главное, чтобы подальше от вас. В обычном разговоре все это формулируется односложным заявлением 'Пшёл ты', формой глагола 'послать подальше'. В условиях практически бесконечного количества свободной земли, где можно поселиться, эта стратегия работает замечательно. Русские живут оседло, но когда надо переехать, они ведут себя, как кочевники, в среде которых основной способ решения конфликтов — это добровольное перемещение.
Такая реакция на обиду является своего рода постоянным аспектом русской культуры, в связи с чем Запад, который этого не понимает, с трудом может добиться столь желанных для него результатов. Для людей с Запада обиду можно искупить извинением, чем-то вроде 'I am sorry!'. Но для русского это ничто, пустые словесы, особенно в случае, когда извинения принес тот, кого уже отправили куда подальше. Словесное извинение, которое не сопровождается ничем ощутимым, является одним из правил хорошего тона только на Западе, оно для русских — своего рода бесполезная и ненужная роскошь. Еще несколько десятилетий назад обычное извинение звучало как 'извиняюсь'. Сегодня Россия намного вежливее, но базовые культурные образцы сохранены.
