— Ну так надо еще шо? — еще больше повысила голос продавщица. — Если нет, плати и забирай. Ну шо уставился, очкарик? Стеклышки не работают? Кассу не видишь? А, х-холера! Включить забыла... Ну ага. Включила. Ну, плати.
В наглазниках и в самом деле замигал канал магазина. Я попытался выслать деньги — и получил отказ. Система отказывалась конвертировать валюту автоматически. Единственной принимаемой числился юань Чжунго. Его у меня в запасах, разумеется, не было.
— Прошу чику меня извинить, у меня нет юаней, — все так же медленно и вежливо ответил я. — У меня есть только доллары, эны и крипы. Безналичные. Чика может конвертировать?
— Шо у тебя есть? — теперь голос звучал ошарашенно.
— Доллары САД. Эны из Ниппона. Крипы, которыми пользуются в Поясе. К сожалению, только в электронном виде. Наличных нет.
— Ты откуда такой взялся, пацан? — все так же недоуменно спросила чика, приникая к дверце в витрине вплотную и беззастенчиво меня рассматривая. — Какие доллары? Баксы, шо ли?
"Сленг", — подсказала Хина в наглазниках. — "Бакс — синоним доллара САД".
— Да, баксы, — терпеливо согласился я. — И эны из Ниппона. В электронном виде. Прошу прощения чики, мы здесь проездом. У нас нет местных денег. Нет юаней.
— Нет денег — нет жрачки! — отрезала чика. — Триста пятьдесят, или работай женским половым органом отсюда, малахольный.
— Возможно, чика может открыть кредит? Хотя бы до завтра? Завтра мы встретимся с нашим... э-э, куратором с космодрома. Он поможет конвертировать валюту. Извиняюсь за назойливость, но мы ничего не ели уже половину терранских суток. А нормально не ели два дня, от самого Ниппона. А с нами больная девушка, ей нельзя голодать. Кредит, только до завтра. Очень прошу. Онэгай симасу!
Последнюю фразу я добавил совершенно автоматически. Японский язык я специально не учил, но ходовые словечки и обороты прилипали к языку словно сами собой. Я проклял себя, еще не успев закончить. Чика явно не отличалась сообразительностью, переводчик плохо справлялся с местным диалектом, и усложнять лингвистическую ситуацию вовсе не следовало. Однако эффект превзошел все мои ожидания. Рот чики изумленно приоткрылся, она отпрянула от дверцы и со стуком ее захлопнула. Однако тут же лязгнул металл, и сбоку магазинного куба открылась другая дверь, полноценных размеров, выпустив продавщицу. Та оказалась чикой немногим длиннее меня, зато куда толще, с платьем, облегающим внушительный бюст и не менее внушительное пузо.
— Так ты шо, япошка, шо ли? Ой, извини, япончик? — выпалила она явно более дружелюбным тоном. — Да у меня ж брат во Владике, матросом на сухогрузе ходит! В Японию ж вашу! То-то ж я смотрю, не местный, выглядишь как нерусский, да не как китайчики-гастеры. Шо, по правде из Японии?
— Прошу прощения чики, я не из Японии... чика имеет в виду Ниппон, да? Но мы жили в Ниппоне... э-э, месяц. Приехали, чтобы улететь на ракете с космодрома. Нас не встретили. У нас нет местных денег. Чика может дать в кредит хоть что-нибудь? Хотя бы одну упаковку лапши? Завтра разберемся с деньгами и вернем долг. Мои извинения за назойливость.
В этот момент брюхо решило принять участие в переговорах и выдало такую заливистую и звонкую трель, что я даже испугался. Никогда не подозревал свой кишечник в способности к таким песнопениям. Чика, однако, просияла так, словно я предложил ей миллион. Юаней, да. Или даже баксов.
— Шо ж сразу-то не сказал, дурашка, шо американчик из самой Японии! — сделала она выговор. — Ясно, почему по-человечески не понимаешь! Жрать, говоришь, хошь? Ну так я и сама слышу! Не дам лапши, понятно? И пюре не дам. Понимаешь меня? Не можно без денег! Хозяин убьет! Да ты не боись, такому гарному хлопцу с голоду пропасть не дадим! Ну-ка...
Она пошарила внутри куба и чем-то щелкнула. Вся подсветка магазина разом погасла. Чика захлопнула дверь и со скрежетом заблокировала замок угрожающе выглядящим ключом с четырьмя фигурными бородками.
— Ну-ка, идем! — ухватила она меня за рукав и потянула за собой. — Да идем же, сказала!
Ошарашенный, я не сопротивлялся. Меня явно похищали, но злых намерений я не чувствовал. Я все еще пытался понять, почему она закрыла магазин, но уже шел, почти бежал за широко шагающей чикой.
— Да ты не бзди, американчик, я тут рядом живу, — тараторила та, умело лавируя между лужами. — Сейчас справим тебе шо-нить пожрать, а то ведь загнешься с голодухи-то. Давеча боровка прирезали, смурной какой-то стал, того и гляди сдохнет, жрать мясо надо, пока не пропало, так мы пельмешков наделали, сало коптим, горилка е...
— А если в магазин придут покупатели? — попытался вклиниться я, все еще стараясь осознать логику ее действий.
— Да перетопчутся! Шо ж я, посрать выйти не могу, а? Да и кто таки придет, скажи? Гастеры с Китая ночами за бухлом не шастают, да и нет их, ракету уже упаковали, все обратно свалили в свои места половых актов, следующим разом через два тиджня приедут. А свои к Нюрке с Манькой бегают, они, собаки женского пола рваные, у гастеров порошок стиральный добывают и в самогон вбухивают, забористый получается, ну шо поделать! А в ларек ко мне и не ходит никто. Хозяин дурак, тоже китаёза, думает, шо у нас тут как в европах гейропейских, ночами кутюрья за буябезами лазют, а я уж которую ночь сплю, никого не ма. А да и ладно, коли платит, каждая копеечка пригодится. Меня ж Евой зовут, только ты не думай, я не из таких, просто папаша у меня был с бзиком, все Библию читал, с попом бухал, пока с перепою в речке не потонул, вот и мне имечко подсуропил. А ты где живешь-то, американчик, на космодроме, шо ли? Не, они туда никого не пускают, окромя своих, да и далеко отсель. А, в бараке для гастеров? Ну точно, рядом же! О, Петька шкандыбает! Петька, ты шо тут, да еще и с берданкой?
Навстречу и в самом деле шел мано в широких штанах, заправленных внизу в странную высокую обувь, в балахонистой куртке, с заросшим длинными густыми волосами лицом. В руках он держал нечто длинное, явно оружие со сдвоенным стволом и тяжелым прикладом.
— Тебя за версту слышно, как тарахтишь, дура языкастая! — с досадой сказал мано, продевая руку и голову в ремень оружия и забрасывая его за спину. — Я-то тоже дурак. Слышу, палят где-то. Решил спросонья, что у тебя паленую водяру выгребают. Кто тут с тобой, да еще в стеклышках таких модных?
— О, Петька, прикинь, американчик ко мне щас постучался, из самой Японии, — чика явно обрадовалась новой возможности поговорить. — Братана моего знает, Мишку, ну, который во Владике. По-нашему ни бум-бум, брюхо с голодухи бурчит, аж на Луне слышно, а денег нет. Все лопочет "в кредит, в кредит", а як я ему дам в кредит, если меня хозяин прибьет и из зарплаты вычтет? Сегодня здесь, а завтра фр-р, и улетел куда еще. Слышь, знакомься, американчик, мой муж, Петька, бригадир местный. Петька, а давай ты американчика до дому доведешь и пожрать ему дашь, сала там, самогону хлопнете. А я назад побежала, а то еще хозяин, урод косой, с инспекцией явится, а меня там нет, еще из зарплаты вычтет... Бывай, американчик, утром свидимся, а як шо, то у меня пара бутылок под прилавков заначена, хорошее пойло, импортное, и не разбодяженное ни капли, ну всё, всё, пока, побежала я!
Чика с размаху врезала мне ладонью между лопаток, так что я с трудом удержался на ногах даже с помощью костыля, и все так же быстро зашагала назад, к своей "палатке". Я тупо смотрел ей вслед, окончательно утратив понимание, что тут происходит.
— Вот ведь дура! — сплюнул мано. — И чего я сполошился? Зуб даю, она пальбу и не слышала даже, дрыхла себе спокойно. А если бы грабить начали, заверещала бы на весь поселок, как твоя сирена. Ну ладно, дура дурой, зато добрая, не стерва, как некоторые. Хохлушка, аж из самого Краснодара, сам ее в Новосибе нашел и привез. Слышь, малой, ты откуда такой взялся? Правда, что ли, американчик? По-нашему, по-русски, понимаешь?
— Приветствую мано, — я слегка поклонился, автоматически следуя заимствованной в Ниппоне привычке. — Я не из Америки. Мы приехали из Ниппона и скоро должны улететь на ракете. Я понимаю по-русски. У меня в наглазниках работает автоматический переводчик. Прошу прощения мано, он не всегда переводит правильно. Я могу не понять или понять неверно некоторые слова.
— Как интересно, — медленно произнес мано, почесывая нос. — А что ночами один бродишь? Небезопасно тут у нас, шпана пошаливает. Стрельбу слышал несколько минут назад? На ружье не походит. Пистолет, что ли, достали где? Вроде косые жестко следят, чтобы нарезного огнестрела у нас не было, только охотничий. Боятся, гады.
— Прошу прощения мано, стрелял я. Меня пытались ограбить, угрожали ножом. Я прострелил одному ногу, они убежали. Я не хотел никого всполошить.
— Ты стрелял? — мано оглядел меня с новым интересом. — И подстрелил кого? Ну ты крутой, малой, коли не врешь. Смотри, припомнят тебе. Не шлялся бы ты ночами, на полном серьезе. Неспокойные у нас места. А что там Евка говорила о жратве и деньгах?
Как бы в ответ мое брюхо снова громко и пронзительно забурчало.
— Прошу прошения, — я попробовал втянуть брюхо, чтобы унять потоки в кишках. — Мы несколько дней в дороге, давно не ели нормально. В последний раз обедали полсуток назад. У нас есть деньги, но только электронные доллары. Наличных юаней нет... пока. Я думал, можно взять в кредит, мы бы завтра отдали.
— "Мы"? Вас что, несколько?
— Нас трое. Чики остались в... а-а, в бараке, так он называется?
— Ага... Ну, что с вами поделаешь, не подыхать же вам с голоду. Косоглазым на вас плевать, на них не надейтесь. Им вообще на всех плевать, они почти все вахтовики и экспедиторы из Харбина. Постоянно на космодроме человек двадцать живут вместе с охраной, да только в поселке не появляются. Ну, меня Петром кличут.
Он протянул руку.
— Алекс, — я вовремя вспомнил значение жеста и пожал ему руку.
— Алекс? Алексей... Леха, значит? Будем знакомы, Леха. Пойдем, найдем тебе какой-нибудь шамовки по-быстрому. Поутру разберемся.
Леха? Вот так, значит, звучит местный вариант моего имени? А на корабле я, выходит, плыл со своим тезкой? Ну ладно, мне все равно. Лишь бы понимать, что ко мне обращаются.
Петр шагал по дороге, равнодушно игнорируя лужи. Его обувь, видимо, не промокала, высокая верхняя часть защищала штаны от брызг. Мне же приходилось лавировать. Несмотря на то, что я старался не вступать в воду, ботинки быстро промокли. В конце концов я переместился на обочину — поросшую травой границу между предположительно проезжей частью и необихоженной почвой. Там вода попадала на ноги с мокрой травы, но хотя бы луж было меньше.
К счастью, идти пришлось недалеко. Бараки кончились. Вместо них пошли индивидуальные одноэтажные дома за высокими, но по большей части покосившимися и дырявыми заборами. Насколько я мог разобрать, все окна закрывали металлические решетки. Из-за заборов по-прежнему раздавался собачий лай. У ворот одного такого дома Петр остановился, потянул за какую-то веревочку и открыл дверь во внутренний двор. Над крыльцом горела тусклая лампочка, благодаря которой я смог разглядеть дом куда лучше, чем с улицы. Первое впечатление подтверждалось: дом построили из почти необработанных круглых стволов деревьев. Покатую остроконечную крышу закрывали какие-то деревянные планки, совершенно не похожие ни на черепицу, ни на металлические листы в Ниппоне.
Вслед за Петром я вошел во двор — и тут же резко отпрянул, больно ударившись затылком и спиной о деревянные ворота. Прямо передо мной припал к земле, тихо рыча и явно готовясь к броску, огромный пес. Он совсем не походил на домашних собак в Ниппоне, размерами ненамного превосходивших кошек и прекрасно умещающихся на руках у хозяек. Гораздо больше он походил на дикого хищного волка, какими я их видел в записях. Гигантский — наверное, длиннее меня, если бы вытянулся вертикально на задних лапах, кудлатый, неопределенного в таком освещении серо-коричневого оттенка, он скалил большие зубы и морщил морду в явно агрессивной гримасе. Не постесняюсь признаться — от неожиданности я перепугался до смерти. Я даже не сумел попасть рукой в карман с пистолетом, беспомощно шаря рукой по боку.
— Туз, тихо! — властно скомандовал Петр. — Свои. Свои, кому сказал!
Пес перестал скалиться, распрямил лапы — в таком состоянии он доставал мне мордой почти до груди и сблизился со мной почти вплотную. Вблизи от него остро несло каким-то непривычным животным запахом. Обнюхав меня, он совершенно по-человечески чихнул, развернулся и убрел в небольшой деревянный ящик в углу двора. Сейчас я заметил, что идущий от его шеи тросик скользил петлей по другому тросу, натянутому наискосок над двором. Убежать он явно не мог, но все внутреннее пространство находилось в пределах его досягаемости.
— Не бзди. Все, он тебя запомнил, больше не бросится. Заходи в дом, — скомандовал Петр. — Боты сними в сенях, там тапки есть. У нас так делают, понял? Не ходят в доме в уличной обуви, чтобы грязюку с улицы не таскать.
Я глубоко вздохнул, унимая бешено бьющееся сердце, и последовал за ним. Вот, значит, как в Сайберии выглядят домашние питомцы...
В темном тамбуре при входе я снял ботинки и надел валяющиеся в углу шлепанцы. По крайней мере, в отношении к уличной обуви местные обычая не отличались от ниппонских. Правда, области гэнкана, отделенной от жилых помещений поднятым полом, я здесь не увидел — ее роль играли "сени" целиком. Да и вообще внутренность дома разительно отличалась от ниппонской. В первую очередь — коврами, висящими здесь по стенам из круглых бревен, массивной деревянной мебелью, множеством каких-то статуэток и куколок на полках — шкафов и настенных, набором фарфоровой и хрустальной посуды, стоящим за стеклом в одном шкафу на фоне зеркальной стенки... В одном углу висело несколько аляповатых цветастых портретов с кругами вокруг человеческих голов, по которым я опознал ритуальную живопись какой-то из религиозных сект. Под потолком жилой комнаты в полноценной люстре горело сразу пять лампочек. В кухне, на пороге которой я остановился, стояло массивное каменное сооружение, в котором я опознал печь для отопления и готовки пищи. Производят тепло такие печи за счет открытого пиролиза древесной целлюлозы. На Терре такое безумство допустимо, а в САД даже считается шиком. Здесь же, судя по внешнему виду, печь являлась не элементом декорации, а обычным рабочим инструментом.
Подсознательно готовый увидеть такую же разруху и мерзость, как в нашем бараке, я пялился вокруг с неприкрытым изумлением. Помещение резко отличалось от всего, что я видел на Терре как в каналах Сети, так и своими глазами. Однако же впечатления нищеты и убожества внутренность дома отнюдь не производила. В Ниппоне за такую обстановку отдали бы половину годового дохода.
— Что, нравится, Леха? — усмехнулся Петр, проходя по кухне и ставя в угол свое двуствольное оружие.
— Я не ожидал увидеть... такое.
— Ну так недаром ж я бригадир, едрить твой моксель. У меня, вон, даже холодильник есть, — мано с гордостью погладил означенный агрегат по боку. — Косоглазые хоть и гоняют, как сидорову козу, но и платят честно. Зарабатываю по-божески, иногда до десятки в месяц выходит, поднялся за несколько лет. Тэ-эк, что у нас тут?
