— Не смей кричать на Тулаума! — глухо зарычал волосатый здоровяк. — Он правильно говорит! Нельзя девчонку убивать Наставник будет недоволен.
— Да я знаю! — поморщился Аататам и, облизнувшись, стал развязывать пояс. — Но попользоваться ей можно.
Анукрис хрипло, с надрывом закричала и попыталась отползти в сторону.
— Держите девчонку! — скомандовал мождей. — Или я её еще сильней искалечу.
— Будьте вы прокляты! Звери! Сволочи! — выла девушка.
— Пусть потешится, Тулаум, — прогудел мордоворот, просительно глядя на своего приятеля.
— Только после неё ко мне не подходи! — презрительно фыркнул тот и вылез из ямы.
— Ненавижу! Ненавижу! — бесновалась пленница.
— Что ты! — испуганно охнул громила. — Я только подержу! Кляну... Тьфу! Правда!
С этими словами он словно клещами сжал руки девушки.
— Вы хоть ей рот заткните, — донесся сверху брезгливый голос Тулаума.
— Сейчас! — усмехнулся Аататам, наваливаясь на беспомощную жертву.
Анукрис изо всех сил вцепилась зубами в широкую как лопата, смуглую ладонь и почувствовала во рту противный вкус чужой крови. Насильник заорал от боли, отдернул руку и, вытаращив глаза, уставился на рваную рану.
— Бешенная гиена! — воскликнул он, замахиваясь, и голова девушки разлетелась на тысячи осколков по сотне миров. Второй раз за день она потеряла сознание и не узнала, что вытворял с её бесчувственным телом разъяренный мождей.
Прохладная вода коснулась избитых губ. Анукрис сделала глоток и сквозь мягкую темноту различила пыхтение, скрежет зубов и невнятные возгласы.
Когда она с трудом разлепила глаза, то увидела пожухлую траву, а чуть дальше катавшихся по земле здоровяков. Мождей вырывался из жесткого захвата волосатого мужчины и изрыгал непристойные богохульства.
Кто-то взял её голову и повернул.
— Выпей, — пропищал Тулаум, поднося к разбитым губам горловину бурдюка. — Держи его, Осирсат!
Он намочил водой тряпку и протер лицо девушки.
— Грязный шакал! Какое мясо испортил!
Его холодные, бесчувственные глаза внимательно смотрели на молодую женщину. Тень улыбки тронула пухлые, аккуратно накрашенные губы на желтоватом лице.
"Он похож на евнуха", — решила Анукрис и тихо попросила. — Еще воды, пожалуйста.
Мужчина кивнул.
— Пусти меня! — зарычал Аататам.
— Уйми свою похоть, вонючий бегемот! — тонко вскричал Тулаум, поднимаясь и потрясая пухлым кулачком.
— Молчи, мужелюб! — огрызнулся стражник, делая очередную попытку разжать железные объятия Осирсата.
— Хочешь, чтобы я рассказал Наставнику, как ты выполняешь его приказы? — лицо пухлощекого исказила злобная гримаса.
— Она жива! Чего еще надо? — мождей взмахнул ногой, Тулаум едва увернулся от удара. Противник стражника заревел. Жилы на руках вздулись, грубое лицо покраснело и покрылось мелкими капельками пота.
Но Аататам не сдавался. Напрягая все силы, он разорвал замок рук Осирсата и вцепился железными пальцами ему в запястье.
— Я вам не деревенский мальчишка, жалкие похитители детей!
— А мы не слуги Тусета! — взвизгнул евнух и, подняв с земли кинжал, ударил мождея рукояткой в лоб.
Тот икнул. Воспользовавшись замешательством соперника, Осирсат крепко сжал объятия, казалось, глаза мождея вылезли из орбит, еще миг, и ребра стражника хрустнут от непереносимого давления.
— Все, — прохрипел он, поднимая руки. — Я понял.
Его соперник разжал руки и, опираясь на руку любовника, поднялся с земли.
— Никогда больше так не говори, — сказал он, глядя на распластанного Аататама побелевшими от бешенства глазами. — Или я тебя убью.
— Только если прикажет Наставник, — усмехнулся мождей, протягивая руку за скомканной юбкой. — А мы ему еще долго будем нужны.
— Шакал! — разъяренный Осирсат замахнулся огромным кулачищем, но Тулаум перехватил его руку.
— Никто не может знать мысли Наставника, — проговорил он, гладя возлюбленного по плечу.
Стражник пренебрежительно фыркнул и стал одеваться.
Тулаум отстранился, поправил юбку, парик и легонько дернул за веревку, обвязанную вокруг шеи Анукрис.
— Пошли.
Понимая, что лучше иметь дело с ним, чем с изувером-мождеем, девушка сделала попытку подняться. Голова закружилась, ноги подкосились, и она больно рухнула на жесткую, прокаленную солнцем землю.
— Гляди, что ты наделал?! — всплеснул пухлыми руками Тулаум. — Она чуть живая!
— Ну не мертвая же, — проворчал Аататам, шагнув к лежавшей пленнице.
Не дожидаясь его приближения, та встала.
— Вот я её и вылечил! — хохотнул мождей.
Они шли по каким-то заброшенным полям, среди кустарников и разрушенных домов. Однажды девушка услышала где-то рядом голоса. Но прежде чем избитая Анукрис успела сообразить, на неё навалился Осирсат и заткнул рот смятой тряпкой.
— Тихо! — пропищал кастрат, замирая в двух шагах.
От волосатого здоровяка пахло застарелым потом и какой-то особенно вонючей грязью. Мождей стоял в стороне, внимательно прислушиваясь к звукам человеческой речи. Когда они стали удаляться, Аататам удовлетворенно хмыкнул.
— Вставай.
От боли, унижения и жажды девушка потеряла счет времени. Ей казалось, что они целую вечность плутают по буеракам. Очнулась она, когда перед глазами предстала широкая водная гладь с отражавшимися в ней первыми звездами. Поросший травой берег полого спускался к реке. Длинная, узкая лодка, привязанная к вбитому в рыхлую землю колу, покачивалась на мелкой волне.
Пока Осирсат отвязывал веревку, его приятель заставил влезть в лодку девушку, а сам уселся на носу, не спуская настороженного взгляда с пленницы. Но измученная Анукрис только тупо таращилась на него пустыми глазами и мелко дрожала.
Здоровяк взял весло.
— Передай Наставнику, что господину Моотфу нужно еще зелья, — проворчал вдогонку мождей.
— Он его получит, — пискнул евнух.
По реке дул резкий, холодный ветер, кожа девушки покрылась мелкими, противными пупырышками, зубы застучали. Мутная вода билась о низкие борта. Девушка вспомнила, как она на точно такой же лодке встречала корабль Нарона у острова Энохсета. О боги, почему тогда он не прошел мимо?! Зачем они разожгли сигнальный костер? Анукрис почувствовала, как по замерзшим щекам, извиваясь, потекли теплые слезы. Теперь она понимала, что дни, проведенные на острове, были самыми счастливыми в её жизни.
— Быстрее! — капризно буркнул Тулаум, поеживаясь.
— Я тороплюсь, — хрипло ответил приятель, во всю работая веслом.
"Может быть, попробовать прыгнуть в воду?" — вяло, словно о чем-то постороннем подумала Анукрис. Но евнух по-прежнему не выпускал из рук веревки. Словно прочитав мысли пленницы, он насупился и обмотал конец вокруг кулака. Теперь её даже вырвать не удастся.
На западе угасали последние лучи солнца, лодка вошла в крошечную бухточку, где из зарослей камыша торчал узкий причал на высоких сваях.
Первым на него вскарабкался евнух, потом, морщась, словно ему приходится брать в руки какую-то гадость, Осирсат забросил на него девушку и влез сам.
— Возьми копье! — велел Тулаум.
Приятель послушно кивнул и, порыскав в траве, достал толстую длинную палку с массивным бронзовым наконечником.
Прогулку по камышам пленница почти не помнила. Они вдруг внезапно закончились. Анукрис увидела в робком свете догоравшего дня длинные строения с плоскими крышами, без труда узнав в них гробницы старинного кладбища храма Себера. Теперь за ним должны приглядывать жители поселения бальзамировщиков. Но по тому, как вольно вели себя её спутники, молодая женщина поняла, что сторожа и жрецы здесь бывают не часто. Анукрис слышала, что в старых гробницах часто скрываются беглые преступники и бродяги, поэтому надеялась на скорый отдых. Но Тулаум упрямо тянул её за собой. Отупевшая от перенесенных страданий пленница уже с трудом переставляла ноги. Вдруг голова закружилась и Анукрис рухнула в пыль.
— Вставай! — брезгливо ткнул ногой в бок евнух.
Но она не реагировала, блаженствуя в неподвижности.
Он дернул за веревку, сдавливая горло. Молодая женщина захрипела, закатывая глаза.
— Осирсат, тебе придется её нести, — виноватым голосом проговорил Тулаум.
— Если ты просишь, — пожал здоровяк широченными плечами и играючи поднял легкое тело Анукрис.
На землю пала кромешная тьма безлунной ночи, когда впереди выросла черная громада каких-то развалин. Здоровяк вслед за приятелем вошел в большой зал с обвалившимся потолком. Евнух пошарил рукой в трещине у самого пола и достал сверток.
— Помоги.
Осирсат неловко опустил девушку на пол. Пожаром вспыхнула боль в спине, но у неё не осталось сил даже стонать.
Мужчины сели друг против друга, и в воздухе запахло огненными палочками. В руках у евнуха вспыхнул маленький факел, осветивший стоящую в углу статую Себера. Здоровяк ухватился за крокодиловую морду бога, с усилием поворачивая скульптуру вокруг своей оси. Одна из плит пола встала вертикально, открыв прямоугольный провал люка. Осирсат, вернувшись к безучастно наблюдавшей за ними Анукрис, грубо перекинул пленницу через плечо.
— Давай её сюда.
Тулаум спустился вниз и, выпрямившись на дне узкого хода, вскинул руки, принимая от товарища пленницу. Тоннель оказался узким с высокими, уходящими вниз ступенями. Голова девушки безвольно болталась, то и дело стукаясь о каменные стены.
— Подожди, я разожгу костер, — проговорил здоровяк, протискиваясь вперед.
Чуть погодя, ярко вспыхнувшие сухие ветки осветили просторное помещение с низким каменным потолком, размером с обеденный зал в доме Небраа. Осирсат вернулся к евнуху и, взяв у него из рук Анкурис, поинтересовался:
— В клетку?
— Куда же еще? — раздраженно буркнул тот.
Слева в стене, сложенной из кое-как отесанных глыб, имелась небольшая ниша, огороженная частой деревянной решеткой, за которой оказалась куча сухого камыша, на которую бросили измученную девушку.
Она долго лежала неподвижно, балансируя на грани сознания, не в силах даже повернуться, чтобы освободить неловко подвернутую руку.
Её похитители что-то готовили, пахло рыбой и поджаренным над огнем хлебом. С глухим стоном Анукрис удалось переменить положение тела, так что смогла наблюдать за происходящим в подвале.
Костер горел на небольшом каменном возвышении, напоминавшем алтарь. Дым поднимался к потолку и рассеивался, просачиваясь наружу. Голые стены создавали гнетущее впечатление, хотя в одном месте девушка разглядела висевшую циновку с неразличимым в темноте рисунком. В углу стояла самая настоящая дорогая кровать на высоких ножках, сделанных в виде львиных лап, застеленная коричневым шерстяным одеялом. Напротив её на стене висели связки лука, пучки свежей редиски и моркови.
Мужчины сидели за высоким столом у очага и ужинали, не забывая прикладываться к пузатым глиняным кружкам.
— Что-то там больно тихо? — озабоченно проговорил евнух, вытирая мокрый рот тыльной стороной ладони. — Посмотри?
Осирсет неохотно кивнул, поднимаясь. Он подошел к решетке, присел и, встретившись взглядом с глазами девушки, удовлетворенно произнес:
— Живая, стерва. Только молчит.
— А что она может сказать? — фыркнул Тулаум, аккуратно вытирая рот платочком и вставая из-за стола.
Он грациозной походкой пересек подвал, обогнув квадратную каменную колонну и приблизившись к клетке, присел, поправляя юбку. В равнодушных глазах евнуха вспыхнула озабоченность.
— Отопри решетку! — резко распорядился он. — Ты не видишь, что она умирает, бестолочь?
— Сейчас, — засуетился здоровяк, распутывая ремни.
Тулаум шагнул в нишу, опустился на корточки, беря Анукрис за подбородок и заглядывая в глаза девушке. Тонкие брови на желтоватом, пухлом лице сошлись к переносице.
— Огня!
Встревоженный здоровяк быстро притащил чадящую ветку. Евнух, морщась, стал ощупывать пленницу. Холодные липкие пальцы мяли руки, ноги, грудь, живот. Она стонала, скрипела зубами и тихо вскрикивала.
— Безмозглые бегемоты! — зло фыркнул Тулаум, вытирая ладони о полу юбки. — Мало вы девчонок замучили? Не наигрались еще? Забыл, что сказал Наставник? Живая и здоровая!
Громила робко втянул голову в широченные плечи.
— Побегать им захотелось! — проворчал евнух и досадливо махнул рукой. — Как она теперь до кладбища дойдет? Или тебе таскать её так понравилось?
— Я не хотел, — виновато пробубнил Осирсет. — Это все Аататам...
— Этот черный баран еще пожалеет о своих словах! — зловеще пискнул евнух и мотнул прядями короткого парика. — Принеси шкатулку и вино!
— А как же огонь?
— Зажги светильник, тупица!
— Сейчас, сейчас, — побежал тот к очагу, смешно прикрывая широкой ладонью гаснущую ветку.
— Зубы целы? — вдруг спросил Тулаум, обращаясь к Анукрис.
Она провела во рту языком.
— Кажется.
— Здесь не болит? — он ткнул пальцами в низ живота.
— Болит... Но не очень.
Собеседник удовлетворенно кивнул.
"Может, все-таки это обычные работорговцы?" — с робкой надеждой подумала девушка. Но пять дебенов золота слишком высокая цена за рабыню. Если только та не являлась исключительной красавицей и не прошла обучение в известной школе гетер. Нет, тут что-то другое, гораздо страшнее.
Вернулся здоровяк, неся в одной руке медный либрийский светильник, в другой черную шкатулку. Повинуясь знаку евнуха, он поставил все на пол.
— Где вино?
Осирсет хлопнул себя по лбу. Проводив его сочувственным взглядом, Тулаум откинул крышку ларца и стал перебирать его содержимое, отозвавшееся легким стеклянным звоном. Прибежал запыхавшийся громила с маленьким кувшином. Не глядя на него, евнух достал глиняный пузырек, с трудом вытащил тугую пробку и вылил на ладонь темно-зеленую, тягучую массу, похожую на мед, с резким запахом граната.
— Переверни её на живот, — велел он Осирсету и предупредил пленницу. — Не дергайся, скоро станет легче.
Тулаум начал втирать мазь в кожу Анукрис плавными, сильными движениями, начиная с шеи и спускаясь все ниже.
Его приятель или, скорее всего, любовник стоял рядом, переминаясь с ноги на ногу и недовольно сопел.
— Теперь на спину! — морщась, приказал евнух.
Закончив, он вытер руки о край юбки, и налив в медный стаканчик вина, добавил в него несколько капель из стеклянного флакона.
"Такое же мы пили с Алексом в Нидосе", — вспомнила девушка, делая судорожный глоток.
— Завтра её надо как следует накормить, — озабоченно проговорил Тулаум, поднимаясь на ноги.
— Мы не пойдем к Наставнику? — робко поинтересовался здоровяк.
— Нет, — покачал головой приятель. — Не хочу, чтобы ты нес её на руках два асанга.
— Ты знаешь, что делать, — вздохнул Осирсет.
— Я хочу есть, — тихо проросла Анукрис, почувствовав некоторое облегчение. — Можно мне хотя бы кусочек хлеба?
— Сегодня нельзя, — пропищал евнух. — Это ослабит действие лекарства.
Потом обратился к здоровяку.
— Принеси ей горшок и закрывай. А мне надо помыть руки.
"Если бы у меня были силы", — с тоской думала пленница, глядя на темневший проход. Никто не обращал на неё внимание. Один из разбойников или, что еще хуже, гедан, направился в угол, где стояла большая бочка, второй — копался в куче хлама, сваленной у стены. Анукрис попробовала подняться, но мышцы отказались подчиниться. А другой возможности сбежать, скорее всего, не будет.
