Лиара, положив букет одной из первых, отошла, с трудом сдерживая рыдания. Кому как не ей, Серому Посреднику, происшедшее здесь было известно в мельчайших деталях. Да, капрал Дженкинс подарил своим напарникам несколько секунд на то, чтобы они успели приготовиться к бою. Подарил, заплатив за это своей собственной жизнью. Ее отец и посол Аленко были теми, кого он успел предупредить об опасности, приняв в себя заряды, которые вполне могли бы быть предназначены и им. Лиара содрогнулась, поняв, что если бы вместо Дженкинса вперед тогда вышел Шепард... Она могла бы остаться в том кисельном поле навсегда... И потому она была предельно благодарна молодому капралу, совершившему свой подвиг здесь, на планете, на которой он родился и вырос и которую одним из первых закрыл собой, спасая от огня, от боли, от истощения.
Ее обступили младшие сестры, все четверо. Разделили с ней ее боль, ее страдание. Старшие сестры оставались рядом с Бенезией. Шепард подошел, ступая по голой земле, к валуну, стоявшему в метрах ста пятидесяти от стеллы. Да. Именно с этого места они увидели вместе с Кайденом бегущую к ним сержанта Эшли Уильямс. Увидели, как она отстреливается от наседающих дронов, как уходит от выстрелов пехотинцев-гетов. Как забежав вон за тот, оставшийся таким же прочным и крепко вросшим в землю, валун, она перезаряжала винтовку, стараясь определить, с какой же стороны ее может ждать очередная, возможно — последняя, атака.
Сзади к капитану подошли советник и посол. Слов не потребовалось. Все трое думали об одном и том же. У всех перед глазами стояла та картина. Эшли, спрятав лицо на груди Кайдена, плакала, не стесняясь слез, сдерживая только рвущийся наружу крик. Кайден гладил ее волосы, молчал, понимая, что никакие слова не помогут сейчас Эшли успокоиться. Она вспоминала тот день в мельчайших подробностях. Снова видела гибель солдат своего взвода. Гибель людей, солдат, воинов от безжалостных машин, которые уже триста лет как не появлялись за пределами Вуали и вдруг пришли так близко к колыбели человечества. Она видела их хищно поворачивавшиеся фонари, обшаривавшие окружающее пространство в поисках очередных жертв. Она снова видела, как бежит, бежит, понимая, что единственным способом как-то уцелеть, доложить на Землю о нападении, будет бегство. Связь не работала. Неумолимые дроны обстреливали ее. Она пыталась отстреливаться, но ее никогда не готовили к борьбе с роботами. Ее готовили воевать с живыми существами.
И если бы не раздавшиеся вдруг слаженные очереди штурмовых винтовок... О, этот звук трехзарядных очередей прозвучал в ее ушах самой желанной, самой сладкой музыкой. И тогда она впервые увидела их — Джона Шепарда и Кайдена Аленко. Увидела и поняла, что они знают, видели даже больше, чем она, что бежать дальше нет необходимости. Она осознала, что спасена. Спасена от участи быть насаженной, как другие колонисты, на этот страшный "зуб дракона". Спасена от участи перестать быть собой, утратить свою личность, свою индивидуальность.
Вернувшись к мемориалу, все трое положили букеты цветов перед остальными пятнадцатью плитами. Здесь не было отдельных судеб. Здесь была только одна судьба — защитника человечества. И потому никто из них никак не выделил место упокоения капрала. Он — не менее герой, чем все остальные несколько тысяч колонистов, с оружием в руках вставших на защиту своего образа жизни, своего настоящего, своего будущего.
Миранда и Ориана успокаивали Эшли, которая едва сдерживалась. Бенезия, склонившись, тихо, почти шепотом поясняла детям, что произошло на этом месте. И они смотрели на хорошо известную им Эшли Уильямс, на не менее хорошо известных им Джона Шепарда и Кайдена Аленко другими глазами. В их душах укреплялось понимание остановленного простыми, совершенно незнатными людьми Ужаса. Понимание величия совершенного множеством самых обычных людей Подвига. Понимание цены, уплаченной за то, что они, дети, растут, взрослеют, живут под мирным небом, с которого не приходит гибель.
В полном молчании, думая каждый о своем, они вернулись в гостиницу. Не сговариваясь, мужчины собрались в одном из номеров, достали стаканы и бутылку со спиртом, разлили, стараясь не нарушать тишину. И выпили стоя, не чокаясь. Безмолвно. Эшли не смогла принять участие в ритуале — она крепко спала, окутанная биотикой Бенезии, сидевшей рядом с ее ложем в глубокой задумчивости.
Лиара в соседнем номере теперь уже подробно рассказывала детям обо всем, что связывало будущую команду и экипаж фрегата с Иден-Прайм. Она очень жалела, что рядом нет Явика. Он, как воин, смог бы разделить с ее отцом этот стол, в центре которого стоял стакан со спиртом, накрытый куском черного хлеба. Настоящего, солдатского черного хлеба. Быть может, выращенного здесь же, на Иден Прайм. Хлеба, который защитил капрал Дженкинс, спасший своей гибелью и капитана, и посла Цитадели.
Дети, собравшись вокруг голопроектора, вполголоса обсуждали только что услышанное и увиденное. Обсуждали, не пытаясь быть всезнайками или судьями. Та война, которую они совсем не знали, вдруг предстала перед ними во всей своей беспощадности. Их родители, родные, знакомые... Они защитили их от угрозы быть никогда не рожденными, от гибели, от постоянного страха быть превращенными в безличную хищную оболочку.
После скудного походного обеда Шепард и Аленко молча собрались, предупредив, что будут поздно вечером. Эшли спала — Бенезия погрузила ее в глубокий сон без сновидений, чтобы пережитое на мемориале не повредило будущим детям Главы Совета Цитадели.
— На этом месте мы нашли Найлуса. — сказал Аленко, указывая на площадку, чудом сохранившуюся неподалеку от старого космопорта. — Смотри, здесь мемориальная доска тоже есть. Но она не о Крайке. Она о тех рабочих, которые здесь прятались. Помнишь, наш разговор с ними тогда, когда мы искали Крайка?
— Да... — ответил Шепард. — С контрабандистами знались, прятали их товар, немного от работы отлынивали, а вот случилось — и встали на пути врагов. Не струсили, не убежали, не скрылись в ближайшем убежище, не сдались. Бились — как мужчины и погибли — как воины. — помолчав, он добавил. — Я видел, монорельс уже восстановили, даже ту, техническую ветку. Может, проедем, посмотрим, где стоял маяк? Где были те бомбы обьемного взрыва?
— Давай. А на обратном пути заглянем к Дженикинсу. Помянем. — тихо, одними губами произнес Аленко.
— Да. Это именно та площадка. Здесь, просто удивительно, все осталось так, как тогда... — оглядевшись, Шепард узнавал все более и более мелкие, но такие знакомые детали.— Здесь была последняя бомба. А вон там, на той площадке... Надо же — и ее восстановили. Используют. Там стоял вон на том месте протеанский маяк... Я тогда Эшли еле оттянул от этого вязкого поля. Хорошо, что ты тогда меня толкнул, заставил среагировать, я ведь стоял спиной к маяку. Да. Теперь здесь — резервный космопорт. Старый, но надежный. Используется, когда урожай слишком большой собирают. Не забывают люди это место. Хорошо, что место стоянки Властелина закрыли плитами. — Шепард смотрел на площадь, заставленную контейнерами, цистернами и тюками. Он хорошо знал, что под этими пластинами — земля, спеченная до твердости гранита. Отсюда ушел Жнец...
— Возвращаемся, Джон. Надо к Дженкинсу. Он будет рад. Церемониал — хорошо, но вот так, малым составом — лучше. Ему лучше. Нам лучше. Он не за эту церемониальную мишуру воевал. — Аленко потянул друга за собой. Шепард, как в полусне, повиновался.
Мемориал в вечерних красках стал еще строже и угрюмее. Плеснув спирт на дно стакана, Шепард достал кирпичик черного хлеба, нарезал его тесаком на три части. Один ломоть он положил сверху на стакан, поставил сосуд у основания плиты с именем капрала. Мужчины достали фляги и, глядя на сверкавшие в лучах закатного светила буквы, образующие имя их погибшего товарища, выпили несколько глотков обжигающей влаги.
В молчании они вызвали автоматический флайер и, прибыв в гостиницу, молча разошлись по номерам.
Утром на своем представительском фрегате убыла на Цитадель Советник Уильямс вместе с мужем. Шепард молча поклонился Эшли, пожал протянутую руку Кайдена, развернулся и вышел из зала отлета. Он не стал провожать отлетавший фрегат взглядом.
В полдень на рейсовом пассажирнике семья Шепарда вернулась на Землю, к "Нормандии".
========== Глава 180. Сердце Лиары ==========
Прошло четыре сотни лет с того памятного для династии Шепардов дня, когда Явик обрел подругу, а Лиара перешла в статус матроны. Матриарх Бенезия угасала. Она давно уже не покидала своих покоев в главном доме Шепардов, расположенном на берегу Большого океана на Тессии. Несколько лет тому назад она официально передала свою должность вице-президента Совета Матриархов Азарийского пространства одной из своих учениц и теперь отдалась размышлениям, ограничивая свое общение кругом своих ближайших родственников и членов экипажа и команды "Нормандии".
Вот и сейчас она сидела в полутьме своего кабинета в глубоком и мягком кресле перед столом, на котором были разложены многочисленные ридеры, датапады и инструментроны. Она вспоминала, в очередной раз разрешив себе полностью погрузиться в прошлое. Вспоминала, диктуя сестре Глифа — Вилде, очередную главу своих мемуаров. Дрон легко и беззвучно скользила вокруг матриарха, умерив сияние до минимума и ловя каждое слово, каждый звук своими чувствительными микрофонами. Изредка Вилда включала видеокамеру, запечатлевая матриарха в привычном для нее окружении.
Никто не беспокоил Бенезию в эти часы. Ее старшая дочь, Глава Союза информационных брокеров Азарийского пространства Лиара Т Сони находилась у себя в офисе, ее приемные старшие дочери — Ориана и Миранда принимали участие в проводимом на Иллиуме Межзвездном конгрессе исследователей, выступая там с большими главными докладами. Младшие дочери давно жили отдельно, обзаведясь семьями и занимаясь каждая своим любимым делом.
Капитан Шепард спал в своем кабинете после написания очередной главы своих воспоминаний. Он тоже работал над мемуарами по вечерам, когда мог вернуться с борта своей любимой "Нормандии".
Матриарх перечитала последние несколько глав воспоминаний, внесла правки и дополнения, задумалась. Она знала, насколько мало ей осталось. Об этом знали все ее дети и муж. И поэтому спешила, торопилась сделать все, что она должна была сделать до того, как перед ней раскроются врата Вечности. Она думала о Джоне. Знала, понимала, догадывалась, что он сделал все... чтобы она прожила как можно дольше... Знала, как ему больно осознавать, что она уйдет раньше его. И хотела, чтобы рядом с ним, теперь уже как супруга, встала Лиара, ее Крылышко. Ее единственная родная старшая дочь, знавшая ее в молодости и в середине жизни. Та, кто всегда любил капитана намного больше, глубже, полнее, чем это можно было бы ожидать от дочери. Та, на кого теперь ляжет управление огромной династией Шепардов. Та, кто никогда не конкурировала за Джона с матерью, просто понимая — время стать для него супругой еще не наступило.
Теперь до этого времени осталось всего ничего. И Бенезия знала — уходя, она оставляет Джона и династию в хороших руках. Руках своей Лиары, сохранившей в себе лучшие черты Этиты, Бенезии и... Джона. Пятисотлетняя матрона Лиара Т Сони-Шепард с гордостью несла двойную фамилию, она сумела выйти за рамки, за пределы своей работы Серого Посредника, узнать обычную простую и разнообразную жизнь... Но никогда и никого она не допускала к себе близко, оправдывая веру матери и отца в то, что она сохранит рассудительность в любых условиях и ситуациях. Она спокойно принимала ухаживания, нормально относилась к обожанию и преклонению, но не шла ни на что большее. У нее уже была одна любовь, которая поглотила ее очень давно. Любовь к ее капитану, к Джону Шепарду.
Только его она любила полностью и без остатка, только с ним желала прожить остаток своей длинной жизни, только для него она открывалась, зная, что он ее достоин и никогда не причинит ей боль и страдания. Все окружающие знали, насколько глубоко, истово, она любит своего отца. Насколько уникальна их всеобьемлющая связь, уходившая своими истоками в далекое прошлое, еще в эпоху противостояния с Властелином.
Лиара одна из немногих знала, насколько ее мама довольна и горда своей судьбой. Знала, что если бы не Властелин, Бенезия могла бы прожить и две с половиной тысячи лет. Прожить рядом с ее отцом, капитаном Шепардом. Знала, что даже если бы Джон ушел... раньше, Бенезия все равно бы сохранила ему верность до самой своей собственной смерти. Для Бенезии три тяжелейших миссии и все послевоенное время существовал только один муж и главный друг — капитан Джон Шепард. И она сделала все, чтобы, ощущая близость ухода, наполнить подаренные им ей годы жизни всем лучшим.
Она высоко ценила в Джоне неспешность и последовательность, позволившую ей, матриарху азари, много-много раз проверить свои чувства, постепенно узнать Джона ближе, поддержать его стремление к ненасильственному образованию внутри экипажа и команды "Нормандии" только крепких, надежных и глубоких союзов. Союзов, в которых мнение капитана не будет иметь решающего значения. Союзов, рядом с которыми он, капитан Джон Шепард останется одинок до самой Победы над Жнецами. Одинок и един с Бенезией и ее Лиарой. Одинок и един с его приемными дочерьми — Мирандой и Орианой.
Матриарх видела, знала, ощущала, как хочется Джону снять с себя тяжеленную броню капитана фрегата и командира экипажа. Как хочется ему простого, личного человеческого счастья. Он смог, сумел остаться для команды и экипажа фрегата лучшим в их судьбах капитаном и командиром, для которого они были семьей, его детьми и воспитанниками. У него не было в экипаже и в команде изгоев или любимчиков — они все были для него дороги и ценны. Каждый и каждая — по-своему. Любой из них знал, что может придти в капитанскую каюту в любое время дня и ночи и найти понимание, поддержку, помощь, просто молчаливое сопереживание.
Он всегда считал, что безопасность и спокойствие любого члена экипажа и команды для него, капитана и командира, намного важнее и ценнее, чем его, Джона Шепарда, собственные безопасность и спокойствие. И раз за разом он защищал своих нормандовцев перед лицом любой опасности, не жалея ни времени ни сил для того, чтобы оградить их от проблем и вопросов. И никогда не ждал, что ему тоже помогут, никогда не считал своих нормандовцев обязанными ему чем-то.
Он смог не раствориться в своей команде, в своем экипаже, оставаясь сложной, неоднозначной, глубокой и богатой личностью. Человеком, сумевшим из статуса командира десантного экипажа с полным правом перейти в статус командира корабля, первого после Бога на борту одного из множества земных фрегатов.
Бенезия, придя на борт "Нормандии", незаметно для самой себя начала... учиться. Она, один из духовных и религиозных лидеров Азарийского Пространства, вдруг поняла, что может познать нечто очень новое, важное, ценное для себя. То, что невозможно было найти и принять нигде, кроме столь уникального сообщества, каким стали нормандовцы уже тогда, в период противостояния с Властелином. В дальнейшем она ни разу не пожалела, что согласилась с Лиарой стать частью экипажа и команды этого человеческого и такого... галактического фрегата.
