— Сталинские репрессии никто не отменял. Произвол и гонения, преследования лучших...
— Слушайте, болталоны, вы б чем чесать впустую языки что полезное бы рассказали — опускает нас на землю трезвый и практичный пациент.
— Гм... Полезное... Про то, что собираются начать выпуск монет из драгметаллов уже знаете?
— Знаем — монетодворские проболтались... Как бы случайно... — опять ухмыляется на 50% Крокодил. Иголки забавно двигаются, словно он и впрямь стал дикообразеть.
— Ничто не расходится так быстро, как тайна — замечает лицемерным голосом Бурш — а значит все пойдет по накатанной дорожке — сначала монеты из драгметаллов, потом дешевые бумажки, потом инфляция... Что ж, это показывает, что человечество не умерло.
— Что еще тут в столицах слышно?
— Беженцы из Эстонии прибыли вчера. Как их корыто столько народу уместило — непонятно, тридцать девять человек на мизерных размеров катеришко. Эстонцы опять отмочили апостол.
— Не томите? Что-нибудь замедлили?
— Наоборот, нашустрили. Есть у них такая артель отморозков — "Кайтселиит". Создана под соусом борьбы с русскими оккупантами — дескать, вот разумеется русские опять кинутся оккупировать эстонское свободное королевство — а тут им и встанут поперек горла храбрые эстонские партизаны. Факт тот, что этим мудозвонам разрешено официально иметь автоматическое оружие и в отличие от нормальных эстов они это легальное оружие все время пользуют в разных сварах. По уму эту банду давно было бы пора разоружить — но тут же политика. В общем, эти кайтселитовцы взялись бороться с русскими оккупантами. Для начала расстреляли несколько десятков человек за Кохтла — Ярве. Ориентировочно — половина евреев, половина рожей не понравилась и не на том языке разговаривала.
— Евреев-то с чего? — удивляется Крокодил. Потом спохватывается: "Это я так, сдуру ляпнул, Эстония же..."
— А чего Эстония-то? — в свою очередь удивляюсь я.
— Прискорбна грамотея уму просвященному дикость неученая — отвечает Бурш.
— Эстония и Литва уже в 41 году отрапортовали немецкому руководству, что стали полностью "юденфрай". И что характерно — действительно там всех практически евреев ликвидировали физически. Причем практически без немецкого участия, строго самостоятельно. Эсты, правда, в основном стреляли, литовцы, как народ практичный и экономный — убивали дубинами и всякими прочими такого же рода приспособами. Сейчас-то об этом не принято было говорить — потому, как они же боролись с коммунизмом и Россией и потому их нынче любить за это надо, но факт место имел. Видно решили повторить...
— Вот-вот. Дальше у кайтселитовцев началась драка с полицией — в Кохтла-Ярве большая часть полицейских — русскоязычные — так что практически были в тишайшей Эстонии уличные бои. Еще и какие-топодразделения эстонской армии в это дело ввязались, причем на обе стороны. Боями назвать, наверное, трудно, потому что обе стороны такому делу необучены, но резня все же получилась. И все совсем худо стало, потому что расстрелянных не добили толком, подранков много в ходе перестрелок образовалось, гражданским от души прилетело — во всяком случае, спасшиеся рассказывают о каком-то жутком Жид-Медведе который неподалеку от места расстрела первого появился. Судя по рассказам — очень солидных размеров морф. И не один. Вот люди оттуда и дернули на первом же попавшемся плавсредстве.
— Нда... Не зря Званцев толковал о возможных визитах соседушек...
— Званцев это кто? — спрашивает Бурш, начиная вытаскивать иглы их физиомордии пациента.
— Посол Кронштадта в Петропавловке. Или наместник. Или комиссар.
— А, слыхал. Тут вот еще что, коллега... (Бурш задумывается)
Изображаю полнейшее внимание.
— Произошел инцидент, пользу которого никак не понять, но к сведению принять стоит, может быть и пригодится.
— Весь внимание.
— Нами проводилась спасательная операция по доставке сюда нужного в работе специалиста — нейрохирурга. Все перепитии описывать не буду, говоря по сути дела — оказалось, что он один из своей семьи живой остался. Но не в своем уме, причем сильно.
— Извините, конечно, но это как раз обыденное сейчас явление — бурчит сапер.
— Верно. Только тут был нюанс — он находился в своей квартире вместе с зомби — членами своей семьи. Причем эти зомби сильно отличались от тех, которые по улицам бродят — они были не агрессивны. Совершенно. Нормальные типовые гаитянские — тупые и мертвые.
— Час от часу не легче. Узнали, почему?
— Разумеется, узнали. Дело в том, что он им сделал после смерти лоботомию. Вам знаком этот метод лечения буйных больных и американских комми? Весьма известная история американской деятельности. Сейчас, правда, о ней вспоминать неудобно...
— Ну, слыхал, конечно. Нобелевку этому португальцу дали вроде бы. А комми тут при чем?
— Так широко амеры пользовали против всяких инакомыслящих. Своих Новодворских они именно так и лечили. Ведь выступать против американской демократии и государства может только сумасшедший. Тогда у них охота на ведьм мощно шла. Чаплину вон пришлось из страны уехать, коммунистический агент оказался. А с лоботомией — все отлично получалось. Нарушил хирургически связь лобных долей с остальным мозгом — и вся правозащитная деятельность прекращается навсегда. Короче говоря — буйный становится тихим. Вот и с зомби то же получается.
— Мда. И что — всех оперировать?
— Я не о том. Они просто становятся неагрессивными, но и только. Контакт с ними не получается. Существуют. Как коматозные овощи. Только в придачу еще и мертвые...
— Ну, интересная информация, только не знаю, как ее использовать можно. Этот нейрохирург где сейчас? И семья его?
— Любопытной Варваре в Москве нос оторвали! — ухмыляется Бурш, складывая иголки в коробку.
— Ага. А в Питербурхе — на место пришивали!
— В лаборатории некробиологии. Где ж еще. Только вы оба не шибко-то болтайте, ни к чему людям еще и такое знать. Проболтаетесь а мне будут неприятности — и сотворю со гневом и с яростию месть языком.
— Учтем. Вроде наши идут?
Действительно по лестнице с грохотом и лязгом спускаются алебардисты.
— Алкоголик Иванов! Вы приговариваетесь к расстрелу! Ваше последнее слово? — гремит сверху трубный глас Дункана.
— Ну, ващщще... — откликается кто-то из его приятелей.
Раздается хохот.
Бурш морщится.
— Пошли в больницу. Тут теперь часовые останутся до прибытия команды дезинфекторов. А мне еще и похороны организовывать.
— Так без погибших же обошлось! — оторопевает сапер.
Бурш взглядом показывает на коридор, где вдоль стен валяются розовые обглоданные кости и кучи трупов — в грязных пижамах, остатках рваных медкостюмов и ошметьях от белых халатов.
Крокодил сникает, поняв, что ляпнул глупость.
В больнице оказывается, что латники будут писать рапорт с предложениями и выводами, а нам придется опять скататься на завод — на усиление, что ли...
Пока сижу в зале, где только что закончилось выступление танкиста — майора. После семинара задают ему всякие хитрые вопросы. Послушать интересно — благо от стрельбы сейчас много что зависит.
— Когда стреляю на стольнике одиночными — хуже выходит, чем тройками. Вот весь настроился, сфокусировался, цель вижу, но одиночными — половина может в молоко уйти.
А когда типа на авось, бах-бах-бах, то, как минимум два из трех точно лягут — поднимается худощавый скуластый парень в форменке.
— Не видя, трудно сказать. Может быть несколько причин. Если ветер не учитывать, то остаются внутренние. На одиночных более вероятно зацеливание, неправильная фокусировка, обман зрения. А на беглом организму некогда, он освобождается от лишнего, концентрируется на необходимом. Это при наличии навыков, разумеется. Кроме того, когда видишь, как пули идут, то корректируешь огонь по предыдущему результату. Беглым или очередями — это немного другое, нежели стрелять одиночными, делать паузы а потом брать поправки. Человек умеет сдвигать точку прицеливания очень точно. Беглый огонь с контролем полета пуль как бы затягивает тебя в середину цели. А одиночными с паузой — каждый выстрел "на колу мочало". Расскажи, из каких положений стреляешь — интересуется майор. Мне кажется, что вроде бы ему легче стало. Или желаемое за действительное выдаю?
— Стоя и с колена. Если у меня и идет какая-то корректировка при стрельбе тройками, то глубоко подсознательно. Я пока сам не понимаю, как попадаю на такой дистанции — стеснительно улыбается худощавый парень. Остальные присутствующие тоже начинают радостно лыбиться — словно зеркало.
Привстает пухлый паренек, совсем молодой.
— В одной книжке — фэнтези с магией — прочитал, как незнакомую с оружием девчонку учили стрелять. Типа, "установи мысленную связь с пулей, сфокусируйся на цели и представь, как пуля после выстрела попадает точно в десятку". Магия такая.
Худощавый взглянув на сказавшего эти слова подхватывает:
— Вот и у меня такая фигня непонятная. Убедил себя, что можно попадать — и стало получаться. Но даже для себя не могу объяснить — как.
Майор умудрено улыбается.
— Ага, в этом весь психологический фокус состоит. Не так вера в то, что ты можешь, помогает, как представление, что это сделать невозможно, мешает. То есть не надо ни во что глубоко уверовать, нужно просто освободиться от стереотипа, что это выше сил человеческих. Лучше всего помогает в таких делах арифметика. И немножко геометрии. И совсем чуть-чуть баллистики.
Теперь небольшое отступление. Уметь стрелять по-винтовочному нужно. И стоя, и с колена, и лежа. Это очень полезные навыки. Еще надо уметь с упора. Кроме боевого аспекта существует чисто технический. Вот как ты определишь, насколько далеко можно поразить такую-то цель?
По рассказам очевидцев? Или, допустим, я тебе объясню. А нафига принимать на веру, когда можно самому. Не верь никому про кучность того или иного пистолета, просто отстреляй по малюсенькой мишени из устойчивого положения. С упора, например. Чтоб цель была как точка на конце мушки. Потом посмотри. Допустим, на 25 метров разбросало на 10 см (хотя бывает и на 3). Значит, на 50 будет 20, а на 100 — 40. Это очевидно. Значит, пули будут внутри ростовой. Так и будешь рассказывать ученику, если придется. Потом вспомним про ветер, который на 100 метров для пистолета кое-что значит. Средний боковой ветер утягивает макаровскую пулю сантиметров на 20, или чуть больше. Парабеллумовскую чуть меньше. Как задуло сбоку таким ветром, так целиться надо в наветренный край мишени. Чуешь, что ветер не силен, уменьшаешь поправку. Все это несложно. Когда знаешь, что надо так, просто делаешь, и оно получается. Может, не сразу отлично, но кое-как практически сразу. Эх, вот из Стечкина стрелять на 200 и более — это уже цирк. Там ветер далеко уже тащит, деривация уже есть, а на движение поправки больно здоровы. Но очередью накрыть можно, если навык есть.
Да, вернемся к пуле. Самая главная твоя с ней связь, что ты ее видишь. Как она летит, куда шлепает, что с мишенью происходит. Это все на подкорку записывается, а потом работает как программа...
Меня трогают за плечо. Пора ехать. Или плыть? Или идти? Черт его поймет эту островную специфику...
................................................................................................................
— Так что придется думать — дальше как быть? — закончила Мелания.
— А я уже говорила, надо составить план — завела свою шарманку Вера.
— Сначала надо накормить этих... служащих корпорации. Для них кто готовил?
— Повариху ты видела — она внизу полы моет. Только готовит она ... Как в столовке...
Ирка поняла по выражению лица Меланьи, что это самая худшая оценка поварского умения.
— А что у нас получается с едой? Плохо? — осведомилась Вера.
— С едой получается хорошо. Без еды — плохо — в тон ответила Ирка.
— Что может с едой получаться, когда два десятка нахлебников — мрачно пробурчала Мелания.
— Не два десятка, двадцать один едок получается — уточнила зануда Вера.
— А да ладно, невелика разница — поморщилась Ирка и впридачу поморщилась еще и мысленно. Два десятка голодных ртов — это много. Очень много. Фиговое наследство получается от Человечества. Да еще сукин сын в лесу. И не один, кстати, та патлатая шлюха, которая разбила УАЗ, тоже где-то болтается.
— Тут все дело в том, что вы собираетесь дальше делать — осторожно молвила Мелания и внимательно посмотрела на Ирку.
Вера тоже уставилась на напарницу.
— Это вы к чему?
— К тому, что заехали вы сюда с мужем случайно, на короткое время. То есть жить здесь не собирались. Детальки себе наточили — и все, дух простыл. А теперь что делать будете?
Ирка посмотрела на старуху. Что-то темнит бабка. И так она куда как непростая, а еще и темнит.
— Пока Витя не выздоровеет — мы тут будем жить. А понравится — останемся и дальше. Но кормить два десятка ртов у нас нечем. Придется свиней резать.
— А запасы вы разве не делали? — невинно спросила бабка.
Ирка смекнула, что вопрос с подначкой. Раз Мелании про них Арина покойная рассказывала — значит, про завоз груза в лес тоже толковала. Витька таился, как мог, но пару раз они все же засветились. И хорошо, если только пару раз.
— Делали запасы. Только тут ведь дело в том, что у нас все долгоиграющее и рассчитано на двоих. Консервы слопать вдвадцатером — штука нехитрая. Только дальше как быть? Останется друг друга жрать.
— И семян нет никаких? — все так же незаинтересованно спросила бабка.
— Как же без семян. Есть семена. Только огород вести — дело непростое, сами знаете.
— Знаю — спокойно кивнула старуха.
— Ну вот... И корячиться для того, чтоб прокормить не пойми кого — совсем интереса мало. Сожрем совместно наши запасы — и что дальше?— Ирка говорила, подбирая слова, словно по льду шла, но твердо решила гнуть свою линию и свои интересы отстаивать без экивоков.
— А давайте в баньку, а? — не в тему возникла Вера.
— Так мы же ничего не решили?
— Сегодня уже все равно похлебку для сотрудников сварили, так? — Вера глянула на старуху.
Та кивнула.
— Значит, можем, наконец, помыться. А после бани и решать уже легче будет. Я считаю — закончила речь Вера и мило улыбнулась.
Тайм аут вполне устраивал Ирку.
...............................................................................................................
Что-то сегодня нам не везет с транспортом. То ли штабные что напутали, то ли так сложилось — но явившись на пирс мы долго не могли узнать, что собственно отчалит в Стрельну, пока Ильяс бегал уточнял (ну бегал — сильно сказано, очень уж он себя уважает, чтоб бегать, ходит так несколько быстрее, чем обычно), мы расселись на каких-то ящиках и садовых скамейках, поставленных тут явно совсем недавно.
Очень кстати вылезло солнышко, даже вроде, как и пригревает.
Вместе с нами набралось три десятка человек, да гора грузов.
Ильяс намекнул, что опять мы участвуем в какой-то хитромудрой операции коммерческого толка. На что он нас подписал — неясно, но хитрая рожа его прямо светилось гордостью. Ладно, поживем, увидим. Мне по-любому охота с братцем повидаться. Может, что и сообразим — как добраться до родителей и как доставить их сюда. Иллюзий у меня нет — я прекрасно понимаю, что лафы нам осталось не надолго, еще апрель месяц — и все. Май, зелень, тепло, дождики — и судя по тому, что установила Валентина Кабанова — зомби оживятся и станут гораздо опаснее. Тем более — летом. Надо думать, что можно сделать. Пока успел убедиться — на автомобиле не проскочить. Есть задумка — по воде. Но для этого надо заручиться поддержкой и помощью, потому придется стараться и дальше. Лишь бы не пошло все прахом — прикажут сидеть в Петропавловке или больнице — и всех дел. Послать начальство подальше конечно можно и удрать, но очень бы не хотелось рубить все связи — и наработки.
