Крокодил-попаданец!

Дмитрий даже испугался:

— Уж не убил ли я его?

Но через минуту энергичных манипуляций личико юного боксера порозовело, и он открыл глаза. Что-то тихо пробормотал. Данька помог ему подняться и мальчика дружески обнялись.

Олег в свою очередь боксировал аккуратно, бои были любительские, по четыре трехминутки.... Мальчишка отправил двух своих первых противников в третьем и четвертом раунде. С третьим пришлось повозиться... И хотя Олег демонстрируя замечательную защиту уверенно вел по очкам, был назначен и пятый раунд.

Обнаженные по пояс, и загорелые тела мальчишек блестели от пота, мышцы ходили ходуном, а вены и жилки проступили еще резче. Противник Олег бросился вперед, рассчитывая на то, что в случае активности ему отдадут этот раунд. Но отважный пионер подметил, что его визави уже подустал, и его реакция замедлилась. Последовал стремительный боковой в левую часть подбородка и на встречном движении. Юный противник подкосился и упал вперед... Судя по всему это был нокаут, так он не встал на счет десять.

После чего наступил перерыв, три боя за один день по кубковой системе это много!

Дмитрий с некоторой долей сарказма отметил:

— Вот профессионалы дерутся по пятнадцать раундов, а до первой мировой войны, вообще не было ограничений во времени. Боксеры бились, пока один из них не упадет в изнеможении.

Олег тут согласился лишь отчасти:

— Знаешь это профессиональный бокс, мне как-то не по нутру. В любительском боксе ты просто двигаешься по сетке, а в профи, слишком уж многое зависит от промоторов. Например, могут и очень талантливого боксера сгноить, не давая ему боев. Да и чемпионы имеют возможность не допустить к бою слишком уж опасного противника. Например, просто с помощью различных проволочек отказываясь подписать контракт.

Дмитрий погрозил кулаком:

— Пусть только попробует!

Во время обеда юных спортсменов кормили прилично... Даже были апельсины и на десерт ранее не пробованные советскими спортсменами-подростками бананы, кокосы и плоды манго.

Видимо нацистские организаторы соревнований, старались показать, что Третьем Рейхе, все хорошо, очень сытно и можно позволить себе роскошь.

Дмитрий и Олег впервые попробовали кокосы и бананы и во второй раз ананасы( ну с апельсинами в СССР куда, проще, есть свои в средней Азии!). Тут ребята допустили довольно распространенную ошибку — переели... А взрослых тренеров в команде не оказалось... Если в Гитлер-югент был лозунг — юными должны управлять юные, то в советской спортивной делегации решили последовать этому примеру.

Может, это была не самая лучшая идея для подражания!

Во всяком случаю после обильного обеда с десертом и пирожными предстояло провести( если ты не проиграешь!) еще три боя... Причем с сильными парнями!

После еды мальчишек изрядно развезло, Олег даже заподозрил, что им чего-то подмешали...

Во всяком случае, теперь класс юных советских спортсменов упал, и они стали проигрывать один за другим... Да еще судьи вместе с рефери совсем озверели.

Да и дрались советские уже против немцев....

Дмитрий поначалу чувствовал себя сносно, и в первом раунде прошел четверть финал...

Однако уже в полуфинале, он ощутил слабость в руках и ногах... Большую слабость и замедление движений... Но Дмитрий держался на самолюбии, и шел вперед не смотря на то, что много пропускал... Но голова у мальчишки была крепкая, и точные удары крупного, техничного и быстрого противники его только злили... А злость и самолюбие в свою очередь позволяли уверенно продолжать бой....

Наконец в третьем раунде Дмитрий зацепил своего противника, разбив тому нос...

Немец слега опешил и получил в подбородок. Мальчишка из Третьего Рейха пошел назад, его заплетались. Дмитрий развил успех, провел не достаточно быструю, но вместе с тем ощутимую тройку... Противник упал, рефери принялся очень медленно считать нокдаун... Немецкий мальчишка поднялся, но не твердо стоят на ногах... Вдохновленный Дмитрий бросился его добивать. Несколько точных свингов... Пацан падает...

Судья не спешит подойти к нему. О чем-то спрашивает в сторону. Ему отвечают...

Начинается новый вялый счет... На счете девять мальчишка все еще лежит... Но звучит сигнал окончания раунда. Его подхватывают и уносят в свой угол...

Дмитрий уверенно произносит:

— Четвертого раунда не будет! Он просто не выйдет!

В данном случае русский мальчишка оказывается прав, секунданты дали отмашку...

Олег в свою очередь, сражается, как ни в чем не бывало... Хладнокровно набирает очки, а затем заканчивает в четвертом раунде... И движения по-прежнему точные и быстрые...

До финала с советских спортсменов дошли только они вдвоем — представители самой младшей возрастной группы. Супертяж среди детей, и средневес... Чемпион веса мухи получил за несколько часов до вылета травму, а замену ему найти не успели...

Так что в финале оказалось только двое русских, а все остальные, разумеется, немцы, которые будут разыгрывать золото между собой...

Соревнования активно снимают на пленку... Дмитрий с отвращением поморщился:

— Вот так они нас хотят опозорить! Будто мы русские хуже немцев и вовсе не арийцы!

Олег замотал головой:

— Да нет! Всякое деления национальностей на полноценные и не полноценные, абсурдно уже собственной постановкой вопроса. Да и что тут говорить, если наши идеи в целом интернациональны!

Дмитрий, хихикнув, согласился:

— И бить мы их будем интернационально...

Перед финальным боем был разумеется перерыв... И тут немцы построили советским мальчишкам очередную пакость... Якобы предложили натереть глянцем кеды. Но в результате обувь на ногах пацанов вдруг размягчилась и стала осыпаться...

Пришлось ее скинуть и бежать мыть в раковину... Дмитрий не на шутку рассердился:

— Да зачем они это сделали? Хотели нас спровоцировать на драку, а затем снять с соревнований?

Олег вполне логично заметил:

— Да не только это! Они еще захотят показать, что в СССР нищета, и даже ведущие спортсмены вынуждены на соревнованиях выступать босые. Мол, какие в России бедные дети!

Дмитрий предложил:

— Может, попросим кеды у наших старших товарищей? Тебе, правда, будут велики, но для меня найдутся!

Олег отрицательно замотал головой:

— Нет стоит! Мы им покажем, что способны побеждать и в самых тяжелых условиях. Кроме того мальчишкам нашего возраста не зазорно ходить босыми... Как говорят босоногое детство...

Дмитрий с такой силой сжал кулаки, кто костяшки захрустели. Юный боксер произнес:

— Ну, они меня разозлили! Нет, они просто конкретно разозлили!

Олег ответил:

— Так пускай злость придаст тебе и мне силы.

Тут воспоминая прервало прикосновение прикованного рядом Дима, мальчишка шепнул:

— Ты это тоже видел?

Олег лаконично ответил:

-Да!

Снова полил дождь, что не вполне типично для крымской весны. От этого и противно и зябко. Даже еще грязно, а формирующиеся на подошвах мозоли противно ноют от размокшей холодной воды. В лес колонна с босоногими пленницами вошла ещё через несколько часов, уже ближе к вечеру. Видимо эсесовцы спешили торопясь укрыться от дождя. Мальчишка-пионер почти позабыл о том, что с ним случилось. Да и к лицу юному ленинцу думать, о холоде, мокрой насквозь одежде, закоченевших ногах и стальных из прочной нержавейки оковах, которые стёрли запястья до крови.

Дмитрий прервал молчание и заявил:

— Вроде бы я успел облазить за зиму Крыма, но... Тут как-то не по земному!

Олег согласился, мотая головой:

— А с нами вообще все не как у людей!

Лес оказался грандиозен. По сторонам от дороги строем стояли сосны — в три-четыре обхвата, с красно-коричневой трещиноватой или желто-оранжевой как крупная чешуя рыбы корой, вознёсшие на дикую просто высоту компактные вечнозелёные или голубые кроны.

А на ветвях еще и цветы, что вроде — петуний. Не лес, а сказка, ощущение попадания в иной мир. Но есть и минус — в грязи на дороге было полно колючек, острых, как настоящие со швейной машинки стальные иголки.

Некоторые девушки уже заохали наступая на них. Дима, сжав руку, Олегу произнес:

— Это морок! Не верьте видениям!

Галин положила ладонь на уже начавший отрастать светлый ежик волос Димы и шепнула:

— Верь не верь! А под ноги смотрите! Не хватало еще занести себе инфекцию!

В подлеске густо рос можжевельник и ... уже спелая земляника с клубникою. Дух стоял — смесь весенней сосны и весеннего же клубничного и можжевелового аромата. Показалось, что даже стало теплее. И просто-таки не верилось, что в сотне шагов отсюда — мокрая, пусть не тундра, какая тундра может быть в Крыму? Но все равно, паскудная погода и чёрные холодные скалы, под которыми маршируют фашистские орды. Жаль, что восхищения хватило ненадолго — вернулись боль в руках, рту и спине, холод, сырость, и Олег почувствовал себя очень несчастным. Просто до предела.

Впрочем... отличник-пионер вдруг усмехнулся. Он уже не раз за короткое время пребывания тут в плену думал: ну, всё плохо, дальше и хуже некуда! И каждый раз оказывалось — очень даже есть куда.

Странным образом эта мысль немного утешила. Олег даже стал вспоминать карту Крыма из Атласа. Но не мог её вспомнить — и сбился на недоумённые размышления о том, что всё-таки произошло нечто совершенно невозможное. Можно попасть в иное время — это фантасты со времен Марка Твена полюбили. В иное пространство, что современнее, на иную планету — предположим! Чёрт с ним, с разумом — вдруг это сверхцивилизации; люди которые на миллион лет опередили в развитии человечество балуются! Все невозможное возможно — знаю точно!!!! Но чтобы при этом менялась и твоя сущность, память, все выражение и не только у тебя?! Это уж тотально — беспредельное и запредельное...

Олег спросил Дмитрия:

— А у тебя план на бой есть?

Мальчишка ответил:

— План простой — бей! — Тряхнув худющей, на которой видна каждая косточка спиной добавил. — А хорошо все-таки, когда ты не просто скелет, а на тебе играет могучая мускулатура. Хороший сон... А вот ты стал меньше!

— Маленький, но удаленький! — Банально, но метко ответил Олег.

А дорога стала ровне между тем оживилась. И так странно, что в Крыму, да словно все вымерло. Пару раз навстречу проскочили мотоциклисты с ненавистной черной свастикой. А затем минут пять навстречу же тянулся обоз — запряженные философского вида битюгами большие возы с закрытой дерюгой поклажей, на которых сидели нахохлившиеся полицаи-мужики в камуфляжных плащах и повязках предательства. Тоже в сопровождении транспортера. В отличие от танков, их у Гитлера много. Потом ещё один отряд на грузовиках, плюс мотоциклы с коляской легко обогнал пленных девушек-рабынь. Машин сто, никак не меньше, почти все раскрашены под цвет хаки.

На ходу гитлеровцы перекликались с едущими в голове колонны пленников и по сути рабов всадниками, и Олег мог поклясться, что голоса были насмешливые. Конвоиры-эсесовцы отмалчивались. Доктора ехали на каких-то бронниках по форме словно черепахи и тяжелые, еще гусеницы тянут. Ощетинились пулеметами. А ведь похоже, подумал Олег, им не очень-то по душе эта роль — надзирателей-конвоиров... Даже свои зверские морды спрятали.

Дима заметил:

— Палачей и в Германии не уважают!

Галина опять что-то сказала, кивая вслед мерзким воинам СС. Олег вздохнул:

— Перебить бы их! Всех до одного, до Гитлера!

Дима заметил со вздохом:

— Эх, не понимаю их языка. А то бы спросил, скоро ли наконец придём...

Олег вяло заметил:

— Я знаю немецкий, но толку от этого немного!

Дождь между тем перестал, и над деревьями расчистилось небо, появилось солнце. У Олега появилась ещё одна проблема — всё сильней хотелось в сортир обеими способами. А что-то подсказывало: вряд ли из-за этого станут останавливаться. Почему-то невозможность такого элементарного дела, то, что он и тут зависит от чужой воли, мальчишку-пионера, обозлила донельзя. Кроме того, желание становилось довольно-таки мучительным. И эсесовцы, и их прислужники решали эту проблему, не останавливаясь, но это вызывало лишь отвращение, а не желание последовать их примеру.

Вот иногда и жалеешь, что покормили достаточно, чтобы вызвать нужду. Умеют фашисты причинять проблемы — прирожденные садисты. Или их так партия воспитала?

Олег уже начал изводиться всерьёз, когда вдруг потянуло в ещё сыром воздухе дымом, потом послышался собачий лай и людские голоса, справа резко, сразу началась росчисть, на которой что-то делали солдаты — всего десятка три, а за нею поднимались дымки над каменными и массивным строениями. От дороги стремглав улепётывали к расположенным в поле одетые в камуфляж дети. Не русские, судя по выкриками и повязкам со свастикой, их штук двадцать — бежали и вопили. К тому времени, когда колонна подошла к селению, навстречу уже вышло не меньше дюжины солдат — с большими гранатометами и переносными пулеметами, снабжёнными широкими подствольными приспособлениями. Их возглавлял здоровенный старик в форме генерала СС. А может и не дедушка, а просто седой, потому что никаких других признаков старости заметно в нём не было, и жест длинной узловатой руки, украшенной золотыми браслетами выглядел королевским и повелительным.

А наград у него... Олег читал в справочнике, и поразился — что столько можно собраться в коллекцию. Самая высокая это Рыцарский крест с дубовыми листьями и мечами. Выше только, то же самое, но с бриллиантами, а так же Большой Крест Железного креста, но такая награда есть только у Геринга. Еще выше Звезда Большого Креста Железного креста, а всю историю Германии её наградили все двух человек — фельдмаршалов Блюхера и Гинденбурга. Ну еще орден орла с бриллиантами будет выше.

Колонна с пленницами остановилась. Пузатый "доктор-босс", как окрестил Олег начальника конвоя, спешился и заговорил с седым. Остальные разглядывали конвой хмуро и напряжённо. Олег заметил, что в поле все побросали работу, а убежавшие было дети подошли почти вплотную. Первые немецкие, они шагали колонной. А за ними и местные — худющие: босиком или в сплетенных лаптях. Местные нищие ребята оказались только в цветастых клетчатых рубахах — черно-белых Такие оборваны, что не сразу поймёшь, где мальчишки, где девчонки; все лохматые, русые, но посеревшие от пыли или коричнево-рыжие, длинноволосые, чудовищно грязные, но с живыми, ясными глазами — любопытными, немного испуганными и явственно жалеющими. Заметил Олег и то, что эсесовский конвой старается держаться как можно ближе к рабам и подальше от местных людей. Гитлеровцы не галдели, не задирались и вообще вели себя тихо.

Галина, глядя на это — отметила:

— Куда у СС подевалась бравада?

Олег остроумно ответил:

— Ушла на плетки и петли!

Седой генерал тем временем как раз на эсесовцев с дегенеративными рылами пару раз и показал, а потом, когда толстяк что-то с пеной у рта стал возражать — отмахнул рукой, резко, как мечом рубанул. И толстяк тоже махнул рукой, но с досадливо-согласным видом, а потом отдал короткую команду. Загудели броневики, и волчьи всадники побрели дальше по дороге. Следом пошли полдюжины местных солдат. Остальные окружили пленных рабынь, и колонна снова двинулась. Седой прикрикнул и на детей, и на работников в поле, а сам пошёл рядом со спешившимися конвоирами-людьми.