Глаза у парня расширились на пол-лица, принявшего совершенно противоестественный белый цвет, будто его присыпали мукой, рот начал мучительно медленно открываться, чтобы через вопль избавиться от накатившего нестерпимого ужаса, но вся эта беззвучная пантомима была мгновенно оборвана боевым ножом Шэфа. Он сделал движение быстрое и короткое, как росчерк крыла ласточки и на горле матросика открылся еще один красный рот, через который на компаньонов обрушился не вопль ужаса, а фонтан крови, которая, к счастью для Дениса, скатилась со шкиры не оставляя никаких следов. Несмотря на кое-какую привычку к кровопусканию, устраиваемую ближнему своему, Денис внутренне передернулся — уж больно молод был убитый мальчишка и как-то безобиден, что ли...
"У нас с Шэфом руки по локоть в крови, как у проклятой израильской военщины" — пришло ему в голову яркое сравнение, всплывшее из глубин подсознания — во всяком случае в сознательном возрасте он ничего такого из СМИ уже не слыхал — значит, это осело в темных глубинах его памяти еще в нежно-бессознательном периоде жизни.
Эмоционально Денису претило хладнокровнее убийство человека, который ничего плохого ему не сделал, и просто оказался в ненужное время в ненужном месте, но в то же время он прекрасно понимал всю безальтернативность данного действия. Если отбросить сопли и эмоции, то любое человеческое существо на борту галеона, начиная от безусого юнги, день и ночь грезящего о прекрасной танцовщице — приме-балерине Театра Моря, но волей неумолимой судьбы обреченного на любовь портовых шлюх, с их доступной таксой, и заканчивая хмурым ветераном абордажной команды, покрытым шрамами, как глобус координатной сеткой — все они имели категорический приказ доставить Шэфа с Денисом в зловонные подвалы с "Чашей Истины", живыми или мертвыми, и все они были врагами, подлежащими безусловному уничтожению.
Честно говоря, Денис удивился самому себе — ведь он своими руками отправил на тот свет огромное количество народа, а последнюю партию, так вообще, не далее, как десять часов тому назад и никаких эмоций по этому поводу не испытал... Может быть дело было в том, что он "работал" дыроколами, дистанционно, так сказать... а может в том что убивал в горячке боя, когда или ты, или тебя, а может в том, что не видел вблизи истекающего кровью врага, не видел глаз умирающего человека, который только что был живой, а теперь раз — и глаза его тускнеют, из них уходит жизнь, они подергиваются смертной пеленой...
На какое-то краткое мгновение Денис почувствовал себя урбанизированным горожанином, привыкшим к мясу в виде сосисок и рыбе, аккуратно нарезанной на дольки, залитой маслом и запечатанной в консервную банку, случайно попавшим на "праздник" Курбан-байрам, где лица, как бы это пополиткорректнее выразится, ну скажем так — нехристи, отрезают головы баранам, предназначенным на праздничные шашлыки. Все мы лицемеры — мясо едим, но видеть как живой баран превращается в баранину; теленок в телятину, ну и так далее по списку, нам неприятно, мы выше этого — этим занимаются специально обученные люди на бойнях. Но, к его чести, следует отметить, что уже в следующее мгновение Денис все эти общечеловеческие ценности из головы выкинул, и снова был готов к труду и обороне!
Эта боеготовность выразилась в том, что он, по примеру Шэфа, подавив в корне все неуместные в данный момент эмоции, хирургически точно вонзил свой "Черный коготь" в солнечное сплетение очередного матросика или солдатика, спешившего в отхожее место.
"Прости брат, не корысти ради..." — грустно подумал Денис, бросив мимолетный взгляд на скорчившееся у его ног тело. Впрочем будучи честен с самим собой, Денис не мог не отметить некоторой фальши и лицемерия этой грусти, потому что он ни на миг не прекращал тщательно сканировать окружающее пространство на предмет появления новых кандидатов в "обиженные", коих несомненно ждала участь скрючившегося.
В многочисленных приключенческих книгах и боевиках, которые Денис прочел в своей прошлой жизни, главные герои — "хорошие парни", никогда не убивали врагов, если только те не успели им как-нибудь "напакостить до чрезвычайности". Да даже когда "плохие" и пакостили, ну очень чрезвычайно — прям до безобразия, и все-таки гибли в конце концов, то и тогда главные герои к их смерти отношения не имели — "плохие парни" срывались с круч, в то время как "хорошие" протягивали им руку помощи, неловко натыкались на свои же ножи, получая смертельные ранения, стреляли в главных героев, вызывая при этом обвалы, камнепады и снежные лавины, под которыми благополучно и гибли, но чтобы напрямую главный герой грохнул "плохого парня", это ни-ни — никогда. Чтоб было более понятно: НИ-КОГ-ДА!
"Хорошие парни" их связывали, заткнув рот кляпом, запирали в разнообразных помещениях, выкидывали в море, недалеко от берега, чтобы те, не дай Бог, не утонули, оставляли в лесу без денег и мобильников — короче говоря, делали все, чтобы осложните себе жизнь в дальнейшем, имея в виду, что освободившиеся от пут злодеи наверняка продолжат свои черные делишки и, по мере сил, будут пакостить и мстить главным героям, а то и покушаться на их драгоценные жизни. Благородство "хороших парней" было лишено всякого смысла и Денис, обладающий строгим, логическим типом мышления, прочитав очередной опус и размышляя о прочитанном, приходил к выводу, что в жизни, скорее всего, все гораздо проще, логичнее и, соответственно, кровавее. Все эти его умозаключения сейчас блестяще подтверждались.
И все же... все же... все же... происходящее Денису не нравилось — претило ему убивать безоружных людей, которые ни в чем еще перед ним не провинились. Конечно, он прекрасно понимал, что если сел на велосипед, то крутить педали придется по-любому — хочешь ты этого, или не хочешь, но понимать и чувствовать — это далеко не одно и то же... А может быть у переживаний по поводу убиенных врагов была другая причина, кто знает? Может быть дело было в том, что раньше Денис "работал" в кадате, который отключал напрочь все эмоции и переживания, причем "работал" с дистанции, а на мечах, причем без кадата, сражался всего лишь один раз — во Дворце Пчелы, да и кончилось это для него плохо — получается что не было у него опыта схваток "ножи в ножи, глаза в глаза", когда в тебя фонтаном бьет кровь поверженного врага — может быть отсюда ноги росли у абсолютно несвоевременных переживаний?
С другой стороны, все эти интеллигентские рефлексии нисколько не мешали Денису выполнять его "работу". Для того чтобы ловко взобраться по якорному канату на довольно высокий борт галеона, а затем хладнокровно убить безоружного человека, ну если быть до конца объективными, то не человека, а врага, Денису даже не понадобилось входить в кадат — он все это прекрасно проделал в обычном состоянии сознания. Тело, совершенно автоматически, выполнило то, чему его так недолго, но надо признать весьма успешно, учил Мастер боя ш'Тартак — нанесло ножевой удар, исключающий малейшую возможность поднятия противником тревоги. Несомненно, хладнокровному выполнению Денисом своих боевых задач в огромной степени способствовали откровения мертвой головы мага-легата Иллиаша об уготованной компаньонам судьбе — у Дениса сложилось стойкое ощущение, что она (голова) их не обманывала.
Разделавшись с врагами (а Денис еще и с переживаниями), компаньоны огляделись. Денисом эта операция была выполнена средствами ночного виденья шкиры, без выхода в кадат, который главком приказал экономить. Больше ни одной живой души на носовой палубе не оказалось — вахтенный, который был обязан бдить, видимо повинуясь стадному инстинкту, переместился ближе к корме, где сейчас кипела жизнь — горели фонари, слышались громкие голоса командиров и невнятный гул голосов рядовых пехотинцев, готовящихся к посадке на двенадцативесельный ялик, принайтованный за кормой. Этот самый вахтенный благополучно проворонил все перипетии явления Шэф с Денисом на "Эскортер" и судьба его хранила, позволив пожить немного подольше. Точную величину этого "немного" знала только она. Убедившись в отсутствии в непосредственной близости дееспособного противника, верховный главнокомандующий приступил к непосредственной реализации своих коварных планов.
— Дуй за фонарем, — коротко бросил Шэф, направляясь к большому деревянному ящику, расположенному на полпути между бушпритом и фок-мачтой, в нем хранились боеприпасы для намертво вмурованной в палубу, чуть ближе к носу, катапульты. Сей "ларец" был густо оббит полосовым железом, а в сечении представлял собой квадрат со стороной около пяти метров, высотой около полутора. Заперт сей внушительный сундук был на висячий замок циклопических размеров.
— А я говорю, размер не имеет значения... — бормотал себе под нос Шэф, ковыряясь в замке какой-то странной металлической штуковиной, напоминающей маленькую метелку для полированной мебели, но с прутьями различной длины и толщины и являющейся, по его словам, "универсальной" отмычкой.
Фонарь требовался компаньонам для того, чтобы поджечь фитили зажигательных бомб, хранящихся в "ларце". Зажигалка верховного главнокомандующего для этой цели не годилась. Фитили были пропитаны каким-то составом, который гореть — горел, но зажигался с большим трудом. Сделано это было для того, чтобы избежать "несанкционированного срабатывания", последствия которого были бы весьма трагичны... весьма.
Искомый фонарь висевший на нижней рее грот-мачты, освещал только небольшой пятачок палубы под собой, назначение его было непонятно — скорее всего, просто по уставу был положен фонарь, вот он и висел, но когда Денис наконец до него добрался, спокойная жизнь на палубе "Эскортера" для компаньонов закончилась.
Считавший ворон, а точнее глазевший на погрузку десанта, вахтенный все-таки не вовремя оглянулся, а когда в неверном свете фонаря он разглядел страшную, черную фигуру ДЕМОНА БЕЗ ЛИЦА, то естественно заорал, что было мочи: "А-А-А-А-А-А-А-А-А-А-А!" Тигриный прыжок Дениса оборвал этот ужасный крик, но дело было сделано — присутствие компаньонов на борту галеона перестало быть тайной, и превратилось в секрет Полишинеля. Эта горькая пилюля была слегка подслащена тем, что к этому моменту верховный главнокомандующий успешно справился с открытием сундука.
Этот вопль, полный леденящего кровь ужаса, привлек внимание всех столпившихся на корме моряков и десантников, еще не успевших спуститься на ялик по штормтрапу, сброшенному с кормы. Погрузка происходила довольно медленно, так как помимо людей нужно было отдельно спускать доспехи и оружие в лодку, "гуляющую" на мертвой зыби. Если массивный галеон почти не реагировал на пологие, длинные волны, то легкий ялик раскачивался на них вполне ощутимо, что создавало дополнительные, хотя и естественные, трудности. Конечно, полностью экипированных и вооруженных солдат можно было бы погрузить на лодку гораздо быстрее, но для любого сорвавшегося с неверной, шаткой верёвочной лестницы c деревянными балясинами, это означало верную гибель в морской пучине, и по "Уставу военно-морского флота Высокого Престола", погрузка солдат с одетыми доспехами и оружием была запрещена.
Оцепенение среди экипажа продлилось недолго, всего несколько мгновений, после чего из темноты раздался спокойный голос, привыкший повелевать и привыкший, что его повеления выполняются:
— Убить демона!
"Сразу убить! — с нарастающей злостью подумал Денис. — Не взять в плен, а убить!.. Ладно, сучьи дети — вы меня разозлили..." — он активировал шкиру и вышел в кадат.
— Дэн, тащи сюда фонарь, а потом займись ими, — раздался в наушниках голос главкома. — Когда скажу: "Прыгай" — сразу прыгай за борт и плыви к "Морскому коньку".
— Понял.
В следующее мгновение Денис с быстротою молнии метнулся к палубному арсеналу, где передал фонарь в руки верховного главнокомандующего, а затем так же быстро, черная металлическая статуя, вооруженная двумя не менее черными мечами, крайне зловещего вида, оказалась посреди безоружной толпы, скопившейся на корме. Лишь немногие, наиболее опытные войны, успели вытащить мечи из мешков, где они хранились вместе с остальными доспехами.
И доспехи, и мечи, и копья, да и весь остальной инвентарь у каждого солдата был подобран "по руке", как клюшки и ракетки у нынешних спортсменов, но в неверном свете фонарей и факелов далеко не каждый из ветеранов сумел добраться именно до своего мешка, что снизило и так невысокую боеспособность растерянного и напуганного отряда. Лучше всего возникшая ситуация описывается словами: "Волк в овчарне"...
Денис и раньше на память не жаловался, а уж после встречи с любимым руководителем вообще забывчивостью страдать перестал — себе дороже. Приказал мудрый руководитель непрерывно помнить о восходящем и нисходящем потоках, а Денис на минутку забыл... что ж — выражение лица Шэфа, а особенно его глаз, когда он напомнил, навсегда запечатлелось в памяти Дениса — больше не забывает. Намекнул верховный главнокомандующий, что во время "работы" с мечами надо направлять часть восходящего потока в оружие — значит надо направлять! И что характерно, лезвия в разрубленной плоти стали застревать меньше, чем раньше — нельзя сказать, что входили и выходили словно горячий нож в масло, но прогресс был налицо.
Происходящее на корме битвой не было — это было избиение младенцев. Защитой Денис не заморачивался — этим занималась шкира. Он только рубил, резал и колол. Шаг вперед, выпад — правый "Черный коготь" входит в чей-то живот, одновременно взмах левым "когтем", который взрезает руки, животы и грудины, оказавшиеся у него на пути, правый "коготь" возвращается в исходное положение, разворот на месте, шаг влево, выпад, удар в грудь, взмах левым "когтем", правый "коготь" легко скользит обратно из полумертвого тела, разворот на месте, шаг вправо... Неудержимая машина смерти вырезает экипаж "Эскортера", наивно поведшийся на провокационный приказ своего капитана: "Убить демона!"...
Толпу на корме галеона охватывает паника. Это скопище людей уже не является структурированной воинской единицей, это уже не военный отряд, это сборище насмерть напуганных людей. Некоторые, не растерявшие остатков соображения, прыгают за борт, чтобы найти спасение на борту ялика, или, если умеют плавать, на берегу, некоторые ныряют в открытые люки, чтобы спрятаться в самых дальних и укромных уголках трюмов, населенных только корабельными крысами, а большая часть толпы просто бросается в бегство в сторону носа, но там их ждет второй демон... Паника нарастает.
"Интересно... — успевает подумать Денис, преследую бегущего врага и разя его в беззащитные спины, — почему тех, первых двух, был жалко, а этих нет?"
"А потому, балда, — менторским тоном сообщает внутренний голос, — что те не собирались тебя убивать, а эти собирались!"
Ответить Денис не успевает, потому что ситуация резко меняется — убегавшая толпа вдруг останавливается, разворачивается и кидается обратно, грозя растоптать Дениса или же, по крайней мере, погрести его под грудой тел. На него несутся люди, на лицах которых не осталось ничего человеческого: выпученные глаза, без малейшего проблеска мысли; открытые в безумном крике рты со стекающими струйками слюны; сопли, висящие на бородах и усах... Денис успевает убраться с дороги этого стада бизонов, спрятавшись за массивную грот-мачту, а когда выходит из-за нее, нос к носу сталкивается с любимым руководителем, держащем в одной руке "Черный коготь", а в другой факел, зажженный от фонаря, добытого Денисом.
