Напряжение растет

Основную угрозу от Максима он убрал, мягко и ненавязчиво подтолкнув Михаила к очевидной мысли о смене школы. А в стенах обычного заведения бояться совершенно нечего — там не будет родовитых, не будет их семей, а значит и конфликтов хоть сколько бы значимой величины. Даже если Максим все там сожжет, семья с легкостью откупится.

Хватит с него двух месяцев в отрыве от клана и рода. Свой долг он выполнил с довеском, начиная учебой, завершая прикрытием в порту. Сила вернулась в прежнем объеме, а уж это — надежный показатель. Можно уходить. Совесть чиста. Но раз так, то почему он раз за разом пытается себе это доказать?

Старик присел на кровать рядом с распахнутым, словно пасть бегемота, чемоданом, и незряче уставился в темноту дальнего угла. Да, у Максима остались проблемы. И наверняка будут новые — так всегда бывает в этом возрасте, когда Кровь, голосами предков, говорит сильнее, чем собственный разум.

Там, в веренице благородных предшественников, не было ни одного, кто сомневался бы в своем праве затопить два корабля за оскорбление. И уж тем более никто из них не ставил под вопрос свои решения, всегда считая их истинно верными и правильными. Другое дело, что у предков был разум взрослого, образованного человека, сила за плечами и наработанное десятилетиями мастерство интриги. Мальчику же пока достались только порывы. Дело известное, изученное, оттого в его возрасте пережидаемое в удаленном дворце, под надзором наставников и воинов рода, которые и обучить могут, и по шеям надавать, пока дворец окончательно не разломали. Хотя даже так совершенно не понятно, откуда эта мания стать императором...

Выходит, что винить во всем Максима — нельзя. Рассказать правду, забрать к себе и помочь — тоже нельзя, политика-с. Оставаться здесь? Но он ведь не может бросить весь род ради одного юного и непоседливого представителя? Не может. Он все сделал, что мог? Все.

Раздраженно дернувшись от вновь закруживших по кругу мыслях, старик выудил из подкладки чемодана тонкий прямоугольник ноутбука и распахнул, расположив прямо поверх сложенных стопкой вещей.

Мягко вжикнули вентиляторы, разгоняя сон спящего режима операционной системы. Блеклый свет экрана отразился в противоположной улице стене — не следовало никому даже случайно подглядеть его содержимое. Плотно закрыв и зашторив окно, старик потянул из боковой панели ниточку наушника с микрофоном, вызвал программу-терминал шифрованной связи и... С легкой неуверенностью нажал на вызов.

— Мы спим, — после нескольких гудков раздался недовольный девичий голосок. — И ты спи, деда.

— Тьфу, нашел, у кого совета спрашивать, — чертыхнулся старик, сматывая наушник и упаковывая аппаратуру обратно.

Затем посмотрел на распахнутые чемоданы, разложенную то здесь, то там одежду — стопками, на вешалках, на спинках стульев. Аккуратно все сгрузил на пол, зарылся прямо как был, в одежде, под одеяло и закрыл глаза.

— Завтра все решу, — недостойное его статуса решение принесло настолько сильное облегчение, что обернулось в сон за единое мгновение.

Глава 9

Бывают в конце осени тихие, яркие дни — с чистым небом и добрым солнцем, покрывалом золотых листьев, с ветром, что затаит дыхание, глядя на такую красоту. Особенно прекрасен такой день ранним утром — без спешки, шума автомобилей и людской суеты. Не каждому доведется шанс таковое увидеть, но тем, кто сподобился встать еще до рассвета — определенно с этим повезет.

На окраине города, посреди малоэтажной застройки, огороженной невысокими заборами, в утренний час медленно катили две машины, непохожие друг на друга, как богатство и бедность — черный лимузин против видавшего вида белого грузовика. Но и через тонированные стекла, и сквозь лобовое стекло с паутинкой трещин одинаково внимательно всматривались в указатели на домах, запутанные и совершенно бестолково развешанные, как это частенько бывает, когда очень старые дома соседствуют с новостроем.

Однако каждому поиску суждено завершиться, и вскоре странная пара синхронно нырнула на съезд к огороженной территории, остановившись прямо посреди большой, но неглубокой лужи — памяти от ночного дождя. Вода шарахнулась испуганной волной под колесами, но тут же замерла в спокойствии, отразив хромированный диск длинной машины, а затем, на фоне неба, распахнутые двери. Из первой мощно вышагнули военные берцы, из другой же для начала показалась массивная трость темного дерева, а после и лакированные туфли ее хозяина, что не спешили касаться воды.

Ко второму мужчине тут же подскочил молодой помощник, предложив руку опереться — ибо тот носил трость не просто так, а, судя неловким движениям и подволакивающейся левой ноге, действительно в ней нуждался.

— Так постою, — отмахнулся тот от помощи и с неприкрытым интересом принялся изучать невысокое, в два этажа, здание за изящным забором и яблоневым садом в десяти метров перед собой.

Двери автомобиля так и осталась открытыми. Впрочем, будь они оставлены такими даже без присмотра, опасности для хранимого имущества практически не было — номера длинной машины работали лучше всякой охраны и замков. Вернее, их отсутствие — ни цифр, ни букв. Один лишь герб из потемневшего дерева, с чуть грубоватой резьбой. Редкое явление, для людей простых означающих только одно — лучше не связываться. Людям же служивым герб терпеливо давал ответы на все возможные вопросы: да, мы провозим оружие; да, может быть мы даже нарушили закон; нет, вы не можете нас остановить. А еще вы не можете останавливать плохонькую Газельку, что прикорнула в пяти метрах за роскошным лимузином, потому что она под нашей защитой.

Разумеется, сиятельные князья, владельцы земли, а так же их слуги, могли бы останавливать, обыскивать и вообще вести себя по-хамски с владельцами любых гербов, но как-то глупо для собственного здоровья ссориться с крупнейшей в Империи частной армией одаренных. Древичей не особо почитали, но вы ведь не отвешиваете поклонов ядовитой змее, будучи встретив таковую в лесу? Вы просто обходите ее широким кругом... Хотя желающих прибить тоже может оказаться не мало, но то — одну, да с палкой или огнем в руках. А если, убив полоза, привлечешь сотню кобр?

Из Газели тем временем выбрался высокий юноша, с хозяйственной заботливостью оглядел неказистый транспорт и для порядка простучал колесо носком штиблет. Тут же спохватился и протер замшевой тряпочкой обувку, проверил стрелки на выглаженных брюках, огладил белоснежную рубашку и слегка поправил лепесток красной бабочки .

— Куртку накинь, — бросил ему мужчина с тростью, не оборачиваясь.

— Ага, — подбежал тот к лимузину и с благодарным кивком принял недостающую деталь костюма у другого водителя — такого же молодого, как он сам, в схожем наборе одежды, но в очках.

— Идем, — сделал мужчина первый короткий шаг и тут же замер.

Его взгляд наткнулся на металлический прямоугольник с княжеским гербом над калиткой и изрядно потемнел

— Один пойду, — изменил он решение. — Толик, Семен, по машинам и моторы не глушить.

Ребята коротко кивнули и отступили назад. На лицах их, правда, мелькнуло желание оспорить приказ, но исчезло столь же быстро. Мужчина же в берцах оправил мешковатого вида коричневую куртку, накинутую поверх белой водолазки, и молча развернулся, оглядывая подходы.

Конец трости вдавил звонок справа от двери, и из глубины дома донесся еле слышный перелив мелодии. Оставалось только ждать, на всякий случай готовясь к худшему. Потому как еще никогда княжеское внимание, выраженное щитком над дверью, и просьба срочно привезти очень много денег, не означали вместе ничего хорошего.

Но вопреки недобрым мыслям, первыми из двери показались любопытствующие мордашки двух девчонок лет по семи, которых тут же оттеснил их ровесник, а затем вся малышня и вовсе пропала, дабы уступить место чуть растрепанному на вид старику в помятом костюме.

— Чем обязаны? — Грозно спросил он с порога, оглядывая через голову мужчины лимузин и грузовик.

— Нам бы Максима, уважаемый, — дружелюбно ответили ему.

Старик порывисто вздохнул и привалился к двери, заодно пресекая новую попытку любопытства юных обитателей дома.

— Что он опять натворил?

Мужчина озадаченно оперся на трость.

— Я вот хотел узнать то же самое.

Дверь вновь отворилась, выпуская еще одного жителя дома — лет сорока на вид, в брюках, тапочках и рабочем фартуке поверх рубашки.

— Это к Максиму, — сообщил ему старик, указывая на гостей.

— Что он опять натворил?!

Гость растерянно оглянулся назад.

— Мы просто его старые друзья!

— То есть, он ничего не сжег, не сломал, никого не побил? — Не поверили ему.

— И не утопил? — добавил старик.

— Нет! — Мужчине отчего-то подумалось, что ему ни на грамм не поверили. — Он просто попросил нас приехать!

К его счастью, в окне первого этажа показалось знакомое лицо.

— О, это ко мне, — раздался довольный и звонкий голос.

Тут же из раскрытой рамы немного неуклюже показалась нога в гипсе, а затем и молодой парень целиком.

— Максим, упадешь! — Ахнули с крыльца.

Но тот уже повис на руках, удерживаясь за карниз, и аккуратно спустился на землю.

— Там у дверей пробка, — чуть смущенно ответил он всем и активно заковылял на негнущейся ноге к дорогим гостям. — Очень рад. Пап, идите все сюда — мои приехали!

— Не знаю, какие-такие 'мои', — заворчал старик с крыльца и скрылся внутри дома, щелкнув замком напоследок.

Из-за дверей раздался разочарованный стон на три голоса.

— Вырос-то как, — приобняв рукой, оглядел Максима старший гость.

— Пап, знакомься, это Николай Иванович. Мой... Первый учитель, — отступил тот на шаг, представляя незнакомца хозяину дома. — Дядь Коля, это Михаил Александрович.

— Очень приятно. А вас я, кажется, знаю, — осторожно подержавшись за руку, повернулся Михаил ко второму взрослому. — Это ведь с вами мы в Багиево...

— Именно, — пресек тот ритуал узнавания и отметил новую встречу крепким рукопожатием.

Тут и водители машин, повинуясь разрешающему кивку, подошли, чуть робея. И столь же неуверенно потянули руки к Максиму.

— Приве-ет! — ответил тот объятием, умудрившись сжать обоих, а потом уже, уловив нотку недовольства на лице дядь Коли, степенно раскланялся.

Заодно и молодые люди довольно раскраснелись, растеряв прежнюю неловкость.

— А я вот тут живу, — махнул рукой Максим в сторону дома и повел друзей за собой, умудряясь на одной здоровой ноге двигаться быстрее, чем остальные на двух. — А вы как? Вижу, неплохо, — остановился он возле лимузина и, посерьезнев, повернулся назад.

Друзья резко отшатнулись.

— Максим, — кашлянул Николай Иванович, вышагнув вперед. — Все, что тебе принадлежит — на месте. Просто мы поменяли часть наличных на счет в банке. Бумажные и цифровые деньги стоят по-разному, и это, — качнул он тростью в сторону машины, — часть разницы.

— Неплохое отличие, — задумчиво ответил Максим и направился к грузовику. — И сколько?

— Два процента. Почти настолько же отличаются наличные от золота.

— А алюминий? — Заинтересовался он, даже приостановившись на секунду.

— Думаю, сравнимо, — осторожно ответил дядя Коля, продолжая удерживать остальных за своей спиной.

Молодежь и сама остерегалась приближаться, а вот Михаил очень даже заинтересовался беседой, явно имея несколько важных вопросов, но подойти, увы, не удавалось — вниманием полностью завладел старый знакомец, словно специально оттянув на пару шагов назад, задавая пустячные вопросы про дом и сад.

— Тогда отлично, — вновь расцвел улыбкой Максим.

— Оставить тебе его? — Чуть замешкавшись, кивнул в сторону лимузина Николай.

— Нет. Он ведь не просто так? — Внимательно посмотрели на него снизу вверх.

— Меня восстановили в организации. Моей.

— Где они были раньше? — в ленивом тоне проступили стальные ноты.

— Хм... — Задумался тот на пару шагов. — Вот представь, человек находится под водой и тебя не слышит. Можешь ли ты с ним говорить?

— Так пусть вынырнет и поговорим?

— А если он... Не хочет выныривать? — С затаенной грустью спросил Николай. — И сам заливает себя, стремясь пойти на дно?

Максим с несвойственной возрасту серьезностью выслушал и понимающе качнул головой.

— С твоей помощью, я... выплыл. Со мной поговорили, дали работу в соответствии с опытом и возможностями. А тут такая удачная акция на лимузины, — со смешинкой завершил дядь Коля.

— Ясно. Для работы — можно, — заключил Максим и с мгновенно вернувшейся улыбкой развернулся к остальным. — Толик, показывай, что привез.

Контраст настроений явно сбил того с толку — к фургону парень приближался с некоторой робостью. Но пломбу с гербовым узором (как на номерах) срезал уверенно и двери отворил сноровисто.

— Вот, — набравшись храбрости, гордо выпятил он грудь, показав рукой внутрь кузова.

Там, где в самом центре, на пьедестале из деревянной подставки, накрепко закрепленной дощечками по бокам и парой строп к бортам, крепился стеклянный куб с гранью в полметра. А в том кубе платиной подмигнула заглянувшему из-за спин солнцу банковская карточка. И более ничего в кузове, кроме этого.

— А... Зачем грузовик? — Растерянно произнес папа-Миша, окончательно запутавшись в громадье вопросов и паутине мыслей.

— Максим сказал — на Газели! — Фанатично ответил Толик.

— О, — удивился Максим, глянув на товарища. — А позвонить?

— Мы хотели! Даже кидали монетку, кому звонить, — поведал Семен.

— Хм? — с любопытством повернулись все к нему.

— Так он не показал что выпало, а монету проглотил. — Обвиняюще тыкнул он пальцем в товарища.

— И все не так было! — Возмутился Толик. — И вообще! Я тебе сразу говорил — ему деньги ради денег, а не для того, чтобы в них с разбегу прыгать!

— О-о, — задумчиво протянул Максим.

— Не советую. Я пробовал — больно.

— Тогда ладно, — милостиво махнул тот рукой и попытался взобраться внутрь. — Лестницу бы.

— Я могу залезть! — Пискнули сзади голосом Федора.

— И мы! — Поддержали девчонки.

— Вы-то как выбрались?! — С показной строгостью всплеснул руками Михаил. — Я же сказал — ни шагу за дверь!

— А мы через окно, — тоном опытного крючкотвора ответил Федор. — Я держался, а они по мне слезли. Только уху больно...

— Потом и попе будет больно! А если бы ты сорвался?!

— Не, там хватка, как у сварки, — прижал Максим к себе Федора и с гордостью показал остальным. — Знакомьтесь — мой брат, Федор, великий мастер, между прочим. А это Тоня и Катя, сестры, частные инвесторы.

— Кто? — Не понял папа.

— Не важно, слово-то хорошее, — отмахнулся Максим. — Так кто полезет?

— Да я мигом, — взлетел вверх Толик, отвинтил что-то на стойке и ловко выудил из прозрачного куба карточку вместе с десятком подшитых документов, до того лежавших на дне. — Вот, двести миллионов. — протянул он все Максиму.

— С-сколько? — Поперхнулся Михаил, ошарашенно переводя взгляд с карты на Максима и обратно.

— Ну, там двести три, — поправился Толик. — Вдруг комиссия.