Менталисты и Тайная Канцелярия. Жаркая зима

— Э-э, уж не влюбились ли и вы, ваше высочество?

— У меня к барышне фор Циррент исключительно дружеские чувства, — спокойно ответил Ларк. — Иначе я бы уже на ней женился. Если, разумеется, она согласилась бы, в чем я вовсе даже не уверен.

Кто-то присвистнул. Кто-то протянул:

— Даже так...

— Однако я по-прежнему закоренелый холостяк, — Ларк широко улыбнулся и потянулся за бутылкой. — Тост, господа.

— За прекрасных дам?

— За то, чтобы прекрасные дамы любили кавалеров!

Снова грянул смех, вино полилось в бокалы.

— Тост, — повторил Ларк. — За то, чтобы осажденные форты, видя перегруппировку, принимали ее за отступление и выводили свои войска на вылазку, — он отсалютовал бокалом фор Виттенцу. — За ответный интерес, граф.

Нико выпил и решился.

— Будь по-вашему, мой принц. Только какая уж тут ничья, по состоянию на сегодня мой проигрыш, увы, очевиден.

— Ничья. Давайте, граф, пожмите мне руку и выкиньте из головы мысли о проигрыше. Хочу верить, что в итоге выиграют все заинтересованные стороны.

На том и закончили. И, если уж быть с собою честным, Нико был, пожалуй, рад. Джегейль фор Циррент — интересное знакомство, но не тот случай, когда уместно торопиться. К тому же один раз принц уже оказался прав, и нет причин думать, что второй раз он ошибется. Нико фор Виттенц очень не хотел бы, чтобы Джегейль, узнав о пари, почувствовала себя оскорбленной.

Пожав руку фор Виттенцу, Ларк с трудом скрыл облегчение. Все же дипломатическая стезя — не его призвание, и сейчас, добившись нужного решения не приказом, а в дружеском разговоре, он чувствовал себя куда более уставшим, чем после самого тяжелого боя.

Но, пожалуй, настолько же удовлетворенным. За свою жизнь принц Ларк успел заключить немало глупейших пари, но никогда еще не мучился от этого угрызениями совести. Или, может быть, страхом? Так или иначе, потерять дружбу Жени-Джегейль он не хотел. А между тем, прекрасно зная, с какой скоростью по столице разносятся слухи, почти не сомневался, что если не сама Джегейль, то ее тетушка уже знает пикантную новость. И как прикажете смотреть барышне в глаза при встрече? Особенно учитывая, что встречи с ней не протокольно-формальные? Да что говорить, самое интересное всплывает, когда она заводится и начинает или спорить, или о чем-нибудь рассказывать, но вот деда, например, она почему-то стеснялась. Или боялась — Ларк не мог понять, а дед не говорил, только сказал, что придется, видно, познавательные беседы взять на себя Ларку, раз уж ему девушка доверяет больше.

Извиниться перед ней все равно придется, но теперь Ларк сможет это сделать с чистой совестью. Да и для Виттенца так будет лучше. Вдруг и впрямь сложится...

На самом деле Джегейль фор Циррент была сейчас для принца Ларка наименьшей из причин тревожиться. Донесения с южных границ и от агентов в Одаре четко и однозначно указывали на скорую войну, времени на подготовку оставалось — пара месяцев в самом лучшем случае, мечты перетрясти генштаб, отправив на заслуженную пенсию всех старых ослов и маразматиков, оставались мечтами, а следовательно, о полной реорганизации южной армии тоже оставалось лишь мечтать. Радовало, что флот теперь можно было отдать в надежные руки фор Гронтеша, но это была единственная хорошая новость.

В Офицерское Собрание Ларк явился прямиком из дворца, а если точнее — из дедова рабочего кабинета. Выдержав очередной спор с дедом по поводу штабных маразматиков, Ларк на сей раз сумел пробить удовлетворивший его компромисс: вывел оба полка горных стрелков под свое личное руководство. Так, по крайней мере, он получит пространство для маневра...

Почти все офицеры обоих полков зимовали в столице, и самая, на взгляд Ларка, вменяемая их часть пила сейчас с ним вместе, но радовать боевых товарищей новостями принц не спешил. Есть новости, которые следует обсуждать не просто за закрытыми дверями, но и с полной магической защитой от прослушки. Он соберет совещание завтра обычным порядком, а сейчас можно расслабиться, порадоваться удачному разговору с дедом и столь же удачному — с Нико фор Виттенцом, посетовать, что Рени все еще не выходит из дома, и аккуратно свести разговор на предстоящий уже на той неделе бал городских старшин.

— Между прочим, Никодес, барышня фор Циррент там наверняка будет. И на что я точно готов заключить пари — она будет благодарна тому, кто предложит ей беседу как альтернативу танцам.

— Она не любит танцевать?! — кажется, бедняга фор Виттенц ужаснулся вполне искренне. Впрочем, он тут же объяснил: — Признаться, беседы с ней мне самым досадным образом не удаются.

Ларк рассмеялся, припомнив любимые темы для разговоров барышни фор Циррент:

— Понимаю. А знаете что, граф, присоединяйтесь ко мне, я как раз собирался поболтать с нею в непринужденной обстановке.

— Это будет удобно?

— Вполне. Вы даже обяжете нас: мы не будем казаться влюбленной парочкой. Мне-то не привыкать к подобным слухам, но я не хочу вмешивать в подобное барышню фор Циррент. Ладно бы между нами и впрямь что-то могло быть, но ведь наши ревнивые змеищи возненавидят ее совершенно на пустом месте!

Никодес невесело рассмеялся:

— За ваше внимание ее невзлюбят в любом случае, даже если все внимание будет заключаться в единственном поклоне. Я воспользуюсь вашим приглашением, мой принц. Благодарю.

Женя отложила пачку очередных досье из дядюшкиной коллекции, потянулась, выгнувшись и запрокинув голову, и пожаловалась:

— Как можно это все не просто запомнить, а в нужный момент удачно применить?!

Вопрос был риторическим: услышать ее жалобы было некому. Женя сидела в своей комнате, за окном сумерки плавно перетекали в ночную темень, от лампы на столе падала дрожащая тень. Лампа была масляная, довольно яркая, но все же не сравнить с нормальной электрической, а дядюшкин почерк отличался редкостной убористостью, так что Женя потерла глаза и решила прекращать на сегодня с чтением.

В целом день оказался очень даже неплох. Театр ее развлек, если не спектаклем, так обществом — и то сказать, Нико фор Виттенц со своими залихватскими усами и неловкими ухаживаниями был по-своему забавен, а тетушкины приятельницы со своей любовью к сплетням вызывали на удивление мало раздражения. К тому же ей давно не дарили цветы, обязательная мимоза на восьмимартовском корпоративе не в счет, а розы она любила. Женя осторожно потрогала нежные лепестки, вдохнула насыщенный запах. Оказывается, розы в этом мире пахнут намного сильней, чем дома. Хотя и дома у свежесрезанных аромат ярче, чем у привезенных откуда-нибудь из Голландии.

Хорошо, что этот цветок ни к чему не обязывает ни ее, ни фор Виттенца. Простой знак внимания, ничего больше. Тетушке Гелли он тоже подарил, та еще посмеялась потом: "Какой коварный юноша, сейчас бы пошли с тобой в кондитерскую, но такие чудесные цветы нужно побыстрее отвезти домой и поставить в воду!".

Так что вместо кондитерской чай пили дома, но так вышло еще и лучше — тетушка вволю посплетничала обо всех встреченных в театре знакомых, а после Женя пересказывала ей "Летучую мышь". Посмеялись вволю.

Женя подумала вдруг, что стала часто смеяться с тех пор, как приехала тетушка Гелли. Даже чаще, чем дома. И давно уже перестала делать внутреннее усилие, чтобы называть домом не квартирку в родном мире, а дом фор Циррентов.

Ее здешней семьи.

Лишившись интернета и прочих благ цивилизации, она приобрела не меньше. А может, и больше. Если рассудить, что там было, кроме ненавистной работы?

За окном внизу простучали копыта и стихли. Женя накинула шаль поверх домашнего платья и сбежала вниз, в большую гостиную — как раз вовремя, чтобы встретить входящего графа. Улыбнулась:

— Дядюшка! Вы сегодня поздно. Все в порядке?

— Не спрашивай, — тот махнул рукой. — Лучше расскажи, как тебе понравился театр.

— Заварить вам чаю? Тетя, наверное, уже приказала накрывать к ужину. Театр, — она пожала плечами, — познавательно.

— Замечательное было представление, — вошла тетушка. — Особенно в антракте. Голодный? Пойдем в столовую. Ты будешь есть, а мы тебе все расскажем.

Рассказывала в основном тетушка; граф отказался от чая и пил вино, но чай Женя все равно заварила, и сидели втроем долго, совсем допоздна. Жене было хорошо. До боли, до щемящей нежности хорошо ощущать себя членом семьи, любимой племянницей, не чужой и не одинокой. Да и к черту этот интернет, в самом деле. Все равно, если в целом, жизнь здесь складывается куда более интересно.

— Деточка, что стряслось?! Все было так хорошо, а ты вдруг плачешь?

Женя торопливо вытерла слезы:

— Нет-нет, все в порядке. Я просто... просто, ну...

— Снова дом вспомнила?

— Нет, — Женя покачала головой. — По-моему, наоборот... Я вдруг поняла, что больше не хочу вспоминать дом. Поняла, что мой дом теперь здесь, с вами. Ой, вы только не думайте, что... В общем, все правда хорошо, честно, — Женя махнула рукой, запутавшись в несвязных объяснениях. — Просто вы на самом деле стали мне семьей, и...

Тетушка Гелли обняла ее и почему-то поглядела на дядюшку укоризненно.

— Так, деточка. Ты, главное, ерунды себе какой-нибудь не надумай. О чем вы с братцем по его государственным делам договаривались — это одно. А то, что ты наша племянница — совсем другое, поняла?

— Но это же не на самом деле, — прошептала Женя.

— А какая разница? Если ты так чувствуешь и мы так чувствуем, если мы все хотим быть семьей, кто нам помешает?

— А вы хотите? Правда?

— Еще слово, и я сочту твое недоверие весьма обидным, — проворчал дядюшка. — Знаешь, Джегейль, твоя тетка Гелли не ошибается, когда дело касается семьи.

Он поставил на стол полупустой бокал с темным, почти черным вином, обошел стол и остановился у Жени за спиной, положив ладони на спинку ее стула. Вздохнул:

— Твое появление в нашем мире было вполне невероятным событием, но то, кем ты стала для нас, наверное, еще невероятнее.

— В нашем мире это называется "оперативная легенда", — проворчала Женя, и вдруг сама заметила, что ее интонации довольно похоже повторяют дядюшкины.

— Знаю, — отозвался тот, — ты рассказывала. — Ну так вот, дорогая племянница, поздравляю — я не просто поверил в собственноручно состряпанную оперативную легенду, мне все чаще кажется, что весь наш мир в нее поверил. И я вовсе не людей имею в виду, а сам мир. Ткань бытия, как выражаются наши маги.

— Это плохо? — тихо спросила Женя. Ей мучительно хотелось посмотреть графу в лицо, в глаза, но страх мешал, и она замерла в объятиях тетушки Гелли, чувствуя себя почему-то очень несчастной.

— Это замечательно, — снова вздохнув, ответил граф. — И не обращай внимания на мой мрачный вид, причины моей злости никак с тобой не связаны. Просто дело не складывается.

— В общем, выбрось глупости из головы и возьми еще печеньице, — подытожила тетушка Гелли.

Глава 12, в которой Джегейль фор Циррент наконец-то знакомится со своей второй тетушкой

Несколько дней прошли так спокойно, что впору было заподозрить скорые неприятности. В окно нудно стучал дождь пополам с ледяной крупой, высовывать нос на улицу решительно не хотелось, и Женя засела в библиотеке. Отобранные для нее Ланкеном записки путешественников и географические заметки она отложила на будущее, решив, что подшивки столичных газет, дополненные тетушкиными комментариями, будут пока что куда полезней для ознакомления с новым миром.

Сплетни, скандалы, перемывание косточек всем мало-мальски известным лицам — оказывается, этого хватало не только по гостиным, но и в "Столичном вестнике". "Желтая пресса как она есть, — фыркала Женя, перелистывая страницы. — Надо спросить у дядюшки, что там обо мне пишут".

Граф дома почти не появлялся, а газеты за последний месяц хранились у него в кабинете, а не в библиотеке, поэтому о себе Женя пока почитать не могла. Впрочем, было у нее подозрение, что это даже к лучшему...

Очередные платья портной привез на дом, Женя прослушала еще одну лекцию о том, куда какие наряды надевать и с какими аксессуарами, и ностальгически повздыхала по засунутым в самую глубину шкафа родным джинсам. Она уже не путалась в юбках, даже походка изменилась, утратила непринужденность и раскованность, стала плавной и мягкой.

— Сама себя не узнаю, — призналась Женя, отвернувшись от зеркала.

— Разве тебе не нравится? — спросила тетушка.

Женя пожала плечами:

— Даже не знаю. Нравится, наверное. Но немножко пугает. — Тетушка вопросительно подняла брови, и Женя пояснила: — Вот дядя сказал: "ткань бытия", и мне оно как-то в голову запало. Как будто меня что-то переделывает под этот мир. Дома я бы от таких нарядов шарахалась, может даже, со скандалом. И здесь поначалу дико было, что приходится все эти юбки на себя напяливать и как-то в них еще ходить умудряться. А теперь — как будто так и надо!

— Деточка, — тетушка покачала головой, — одежда, конечно, важна, но не одежда делает человека. Разве что в чужих глазах.

— Понимаю, но... — Женя беспомощно пожала плечами. Не могла она внятно объяснить, сама в собственных ощущениях путалась!

— Вот и не бери в голову. Во времена моей юности, кстати, случился как-то отменный скандал с переодеванием, рассказать? Только без имен и между нами, а то, видишь ли, участники того скандала еще вращаются в обществе, может получиться не вполне прилично, если вдруг припомнить их былые шалости. Собственно, героине этой истории ты уже была представлена, это Нелль ди Тонншэре. — Женя кивнула, вспомнив миловидную пожилую даму. Однако веселое у тетушки "без имен"! — Так вот, в юности Нелль считалась первой столичной красоткой и перебирала кавалеров, как какая-нибудь зеленщица — овощи.

Тетушка несколькими точными жестами изобразила, как некая гипотетическая зеленщица с брезгливой гримаской отбрасывает в сторону гнилье и раскладывает по кучкам остальной товар — мелкий к мелкому, средний к среднему... Женя расхохоталась.

— О, ты не представляешь, какие кипели страсти, — тетушка довольно прижмурилась, — какие пари заключались на имя счастливчика, который завоюет ее сердце! А в итоге неприступную Нелль похитил никому не известный капитан из провинциального гарнизона, навещавший в столице свою престарелую двоюродную бабку.

— То есть как — похитил?!

— А как оно бывает, сначала — сердце, потом — все остальное, а там и до свадьбы дошло. А так как уважающую себя барышню не похитят, ежели она сама того не захочет, наша Нелль, чтобы без помех выйти из отчего дома, переоделась в гвардейский мундир своего младшего брата. Благо, была зима, и вполне женскую фигурку легко удалось скрыть под плащом, а волосы — под шапкой. И пока спохватились, что комната барышни пуста, пока кинулись искать — пожалуйте, уже готова замужняя дама!

Женя рассмеялась:

— Такие страсти! А теперь по ней и не скажешь, такая спокойная дама.

— Спокойная, потому что вполне счастлива. Брак получился весьма удачным, знаешь ли. Хотя капитан ди Тонншэре, казалось бы, не выдерживал никакой конкуренции с прочими претендентами!