Прайд, Книга 6. Маятник исхода.

Вот, например, "шедевр":

Этот город серых камней,

Меня окружил, не давая уснуть,

В череде проносящихся дней,

Так хочу в глаза твои снова взглянуть.

А пока что, чужие дома,

Из окон за мной неотрывно следят.

Вроде — лето, но в сердце — зима,

Мы навеки расстались — так чувства твердят.

В небе пыльном повисла тревога,

Тени молча стоят у ворот,

Потерялась домой та прямая дорога,

Видно нужный давно пропустил поворот.

Странное дело, но когда я пытался вспомнить девушку, которой посвящал рифмованные строки, в памяти поочерёдно мелькали лица сегодняшних незнакомок: мотоциклистки, сестры охранника и ещё одной. Чепуха каая-то!

Покачав головой, я немного отпил из стакана и перелистал несколько страниц, остановившись на стихотворении, которое чёткостью написанных слов, выгодно отличалось на фоне остальных. Если перед этим непонятные ощущения приносили образы, вызванные прочитанным, то здесь я совсем перестал понимать, кому и при каких обстоятельствах мог такое написать.

Проклятие, да здесь даже почерк не походил на мой прежний!

Деревья шелестят вокруг листвой,

Как будто бы о чём-то говорят,

Их головы склонились над тобой

И ночь сквозь них течёт густой рекой,

А в листьях задержался звездопад.

Костёр танцует пьяно на дровах,

Зудит над головою мошкара,

Забудь про беспокойство, выбрось страх,

Позволь тебя согреть в моих руках,

Здесь не найдут тебя холодные ветра.

Смотри: среди стволов плутает тьма,

Испуганно глядит на наш костёр,

Как непривычно ночь сейчас нема,

А ты сегодня снова не сама

Отправишься, под утро, в свой шатёр,

Мог ли я писать стихи кому-то, кроме Марины и Оли? Кому-то, с волосами цвета живого серебра? Кому-то, у кого есть сёстры, с волосами такого же удивительного окраса?

Почти испуганно, я отложил тетрадку в сторону и задумался, поигрывая бокалом. Нет, понятное дело, по причине несчастной любви частенько приходилось употреблять горячительные напитки, причём иногда, до полного беспамятства, но такое...

Теперь три дряхлых тетрадки, с торчащими наружу листами, вызывали не приступ ностальгии, а излучали непонятную угрозу, словно внутри каждой притаился хищный зверь, готовый, в любую секунду, вырваться наружу.

Плюнув на всё, я поставил полупустую бутылку рядом с собой и некоторое время задумчиво барабанил пальцами по столу. Потом взял телефон и позвонил куму. В ухе некоторое время пульсировала бездонная тишина, а потом мне коротко брякнули про "вне зоны" и отключились. Ладно, не один Витёк способен прояснить ситуацию.

Позвоним Илье.

В этот раз тишины не было. Появилось другое. Тихие голоса шептали непонятное, временами прорываясь совершенно чётким: "Где ты?" и вновь сливаясь в глухое бормотание. Подождав пару минут, я обнаружил, что с точки зрения оператора веду активную беседу с абонентом и нажал кнопку отбоя. Творилась непонятная чертовщина.

Влив в себя полбокала коньяка, вкус которого почему-то сменился мерзким ощущением множества ядовитых игл, пронзающих нёбо, я взял последнюю, ещё непросмотренную тетрадь. Запах клопов начал вызывать отвращение, поэтому пришлось убрать и бутылку и бокал.

Странная тоска плотно сжала горло, когда я уставился на прыгающие буквы, разбежавшиеся по серой бумаге, подобно львиному прайду на охоте. В верхнем левом углу темнели бурые мелкие пятна и теперь я чётко вспомнил ту ночь, когда испуганная Олька застала меня над тетрадкой. В одной руке я держал ручку, в другой — опасную бритву, с явным намерением приложить лезвие к горлу.

Тогда, по просьбе жены, я не пил несколько месяцев, даже не в силах вспомнить, что произошло. Осталась лишь глухая печаль, которая скребла сердце тупыми когтями.

Тьма подступает,

Ночь наступает,

Душа, перепуганной птахой,

Прочь отлетает.

Звёзды истлели,

В сердце метили,

Птицы, весенние песни,

Давно уж отпели.

Тени повсюду,

Магия вуду,

И никогда уж не статься,

Новому чуду.

Тесная клеть,

Песни не спеть,

Воду из Леты испить,

Уснуть, умереть...

Строчки плыли в глазах и это было совсем не из-за выпитого коньяка. Слишком мало я его выпил! Сейчас встану, умоюсь и займусь чем-нибудь позитивным.

Рука соскочила с подлокотника кресла и я рухнул обратно в его мягкие объятия, а потом — ещё дальше, в глухой мешок мрака, который всё это время таился за спиной.

Очнулся я от свежего дуновения воздуха и ощущения чего-то твёрдого под левым плечом. Вокруг стояла непроглядная тьма и я медленно приподнялся, нащупав пальцами что-то непонятное. Сухие листья? Мелкие сучья? Земля, чёрт побери? Откровенно говоря, сначала я решил, что уснув в кресле, просто свалился на пол, как это уже бывало, но откуда тогда весь этот мусор?

Налетевший ветер охладил горячее лицо, взъерошил волосы и заставил потрескивать ветви деревьев...Деревьев? Мать моя женщина! Зрение успело немного адаптироваться ко мраку и теперь я чётко понимал: вокруг поднимаются деревья, а над головой — определённо звёздное небо. М-да.

Чтобы окончательно удостовериться, встав на ноги, я подошёл и коснулся пальцами ближайшего ствола: кора, как кора, шершавая и прохладная. На сон не похоже совсем. Неужели я, допив коньяк, отправился куда-то путешествовать и пришёл в себя только сейчас? В таком случае, память превратилась в настоящую чёрную дыру, поглотившую воспоминания о последних часах без остатка.

Тем не менее, стоять на месте и дожидаться наступления рассвета не имело ни малейшего смысла. Поэтому я осторожно двинулся вперёд, помогая глазам руками, предусмотрительно выставленными перед собой. Это уберегло от пары столкновений с низко опущенными ветвями, но один раз я всё же упал, угодив босой ногой в небольшую яму, засыпанную сухой листвой.

Чтобы не стукнуться головой, я опёрся на руки и тут же вогнал острый шип в правую ладонь. Ещё парочка таких же уже сидела в пятке левой ноги и возвращение домой обещало превратиться в настоящее приключение, с его непременными атрибутами: синяками, ссадинами и порезами. Ни телефона, ни бумажника — двух предметов, способных значительно сократить путь домой — при мне, естественно, не оказалось. Правильно, моё пьяное подсознание, ни к чему облегчать задачу своему незадачливому владельцу! Надо было его ещё голышом сюда отфигачить. Вот тогда бы мы повеселились по-настоящему!

Тем не менее, и в падении нашёлся свой положительный фактор: стоя на коленях, я заметил в просвете между кустами слабое голубое мерцание. Свет оказался не сильным, но его источник, вроде бы, находился не слишком далеко. Да и чёрт возьми, не мог же я удрать куда-нибудь в центральную Сибирь!

Прорвавшись сквозь плотно сплетённые ветви, объединившиеся в едином стремлении преградить мне путь, я вышел на открытое пространство, оказавшись на грунтовой дороге, изрядно позаброшенной и поросшей высокой травой. Даже в слабом свете звёзд, усыпавших тёмное небо, я узнал, куда меня занесло и сообразил, почему нахожусь именно здесь.

Моё "супер я" своеобразно отреагировало на дневную беседу с Ильёй и чтение старых любовных стихов. Я находился около обрыва, нависавшего над той самой речкой, где последнее время находили трупы несчастных мужиков. Свет, кстати, шёл именно оттуда, синей полосой обозначая неровную линию спуска к тихо булькающему ручейку.

Проклятие! Я остановился, раздираемый противоречивыми желаниями. С одной стороны хотелось немедленно бежать прочь, благо я понимал, что на выходе из лесополосы мне непременно помогут патрульные полицейские. С другой — безумно хотелось узнать, что там так светится. А вдруг, это — и есть разгадка тайны?

Ладно, пойду отсюда...Но сначала — одним глазком!

Со всей осторожностью, едва не на четвереньках, я подполз к обрыву, попытавшись укрыться за сухим стволом упавшего дерева и посмотрел вниз, ожидая увидеть всё, что угодно: летающую тарелку, рогатых демонов и радиоактивного скорпиона.

На берегу журчащего потока, бессильно пинающего овальные камешки, сидела длинноногая блондинка невероятной красоты и запрокинув голову, смотрела в ночное небо. Ни свет, исходивший от идеального и абсолютно обнажённого тела; ни мужской труп рядом, не поразили меня так, как выражение тоски и печали на прекрасном лице. Казалось, незнакомка переживает утрату всех утрат и уже ничто не способно ей помочь.

Сам не понимая, почему, я встал и начал медленно спускаться вниз. Сухая глина осыпалась под ногами, угрожая падением, но я смотрел только в это печальное лицо, ведь во вселенной существовало только оно. Оно и было всей вселенной.

Когда до девушки осталось несколько шагов, она опустила голову и внимательно посмотрела на меня. Её пухлые губы слегка шевельнулись. Вероятно, это были очень тихие слова, но они раскатывались вокруг, подобно оглушительному грому.

— Это место находится так далеко, — незнакомка покачала головой, — Здесь даже нет дождя. Почему я здесь?

В голове метались тысячи мыслей, но они тотчас разлетелись прочь, стило прозвучать тихому вопросу. А девушка уже успела подняться на ноги и оказаться рядом, всматриваясь в меня так, словно пыталась разглядеть нечто, глубоко внутри. Потом показала пальцем на мёртвого мужчину.

— Это сделала я. Выпила его без остатка. Скажи: ты боишься смерти?

В этот момент я и сам не знал, чего хочу и чего боюсь, но в голове, среди абсолютной пустоты внезапно возникло нечто и я озвучил его. Фраза, которую произнесли мои губы, казалась странно знакомой, словно я уже говорил её... Когда-то, очень давно. Кому-то, очень похожему на эту незнакомку.

— Мы не боимся смерти, — она замерла и глаза её вспыхнули тёплым жёлтым светом, — Мы просто не желаем умирать.

— Да, — девушка улыбнулась и в её руке появился странный клинок, с лезвием, напоминающим древесный лист, — Но иногда приходится. Если мы собираемся вернуться вместе.

И в ослепительной вспышке боли я исчез.

НУЛЕВАЯ ТОЧКА

Я лежал на твёрдой поверхности камня и силился понять: что происходит? Между тем моментом, когда я сдёрнул с запястья подарок Вершителей и этим мгновением тишины и покоя, лежала настоящая бездна. В ней не было ничего: ни воспоминаний, ни желаний, ни ощущения прошедшего времени. Так люди рассказывают про свои сны. Вероятно такое же мог бы рассказать мертвец, вернувшийся из-за черты.

Глаза ещё не открылись, но уже возникло ощущение некоего дискомфорта. Во-первых, недоставало чего-то привычного, успевшего стать моим постоянным спутником, за последнее время. Мысли ворочались тяжело, словно сонные львы, но вдруг до меня дошло: исчез стук капель по стеклу, шум ливня, к которому я успел привязаться, сроднившись с ним. Что это означало? Ничего, кроме того, что даже самый продолжительный дождь — не вечен и когда-нибудь закончится.

Кроме того, мне почему-то оказалось непривычно лежать на боку, обнимая...

Я открыл глаза и тут же встретился с тёплым взглядом ласкающим меня, подобно нежному ветерку на берегу солнечного побережья.

— Проснулся, соня? — спросила Зара и мягко коснулась моих губ своими, — Спящий Лев — экая невидаль!

Я ничего не мог сказать, только смотрел в её жёлтые глаза, пытаясь напиться, впитать в себя, утонуть в этом безграничном океане. Счастье и безграничный покой — вот, что это.

— Не помешаем? — а вот и знакомые голоса. В этот раз могли бы и подольше поискать, — Вижу: тут всё в порядке.

— Поднимаемся, — шепнула Зара и мы одновременно сели, продолжая сжимать друг друга в объятиях.

Подбежавшая Леся опустилась на колени и обняла ноги Зары, прижавшись к ним щекой. Здесь всё было понятно без слов: мои любимые никогда не ссорились. Кукловод со своим Веередом остались в дверях. Оба помахали нам руками и мы ответили, щека к щеке. Такое забытое ощущение...

Учёный оказался в своём репертуаре. Внимательно осмотрел нас обоих, заработав рекомендацию Зары про свечку побольше и вышел центр комнаты, точно собирался читать лекцию. Солнечные лучи из двух, открытых настежь, окон сошлись на нём, прибавив пафоса в разы.

— Итак, — физиономия товарища выглядела так торжественно, словно он в едином лице представлял весь встречающий комитет, — Вы — очень вовремя. Ты, конечно, не в курсе, но нас заперли в замке и непрерывно штурмуют.

— Прости, — согласился я, не в силах сдержать глупую ухмылку, — Как-то выпустил из виду.

Учёный отмахнулся.

— Теперь это не имеет ни малейшего значения. Ключник способна провести нас к Сердцу и ты наконец, — он поперхнулся и принялся пучить глаза, — А НУ, НЕМЕДЛЕННО ВСТАЛИ!

Таким рёвом можно запросто остановить лавину и погасить цунами. Леся испуганно обернулась, а мы просто переглянулись и дружно пожав плечами, встали на ноги. Учёный, в один прыжок, оказался рядом и тупо уставился на чёрную плиту, вот уже четвёртый раз служившую мне ложем, при возрождении.

— Как помрачение нашло! — бормотал товарищ и вдруг, вцепившись в моё плечо, развернул, — Ты хоть в курсе, что это?

Я внимательно осмотрел абсолютно чёрный камень, на гладкой поверхности которого вспыхивали, слабо светящиеся, линии и точки. Кажется, именно такой, мне показывала Вершительница, перед вторжением охотников в Сердце.

— Это — твоя часть Пророчества! — почти простонал Лев и схватился за голову, — Всё это время...Вот я идиот!

— Он — умён, как и прежде, — тихо бросила Зара, а Леся хихикнула.

Кукловод с Волком, недоумевающе смотрели на это представление, явно не понимая, в чём его суть.

— Погоди, — Учёный уже направился к двери, — Сейчас я принесу одну штуковину. Она поможет расшифровать видения. Иначе картинка получится слишком расплывчатой.

Лев уже стоял на пороге, когда я окликнул его. Учёный обернулся.

— Дружище, — я тёр лоб, — Чепуха какая-то...Ты уж прости, наверное с головой что-то...Пожалуйста, напомни своё имя.

Учёный задержался, уставившись в пол. Потом бросил на меня короткий выразительный взгляд и вышел вон.