Только через месяц с лишним, после двадцати трёх занятий меня вдруг послушался самый бесполезный палец на двух руках — левый мизинец. В какой-то момент я почувствовал, что я могу его приподнять и поставить на соседнюю клавишу, не дожидаясь, пока своими руками его переставит Людмила Михайловна. Нет, она точно святая женщина. Больше двух суток, если считать непрерывное время наших занятий, она терпеливо и спокойно переставляла мои пальцы, не разрешая двигать ими мне самому, нажимала соответствующие клавиши в понятном ей порядке и так за разом, от занятия к занятию. Иногда она прерывалась и разглядывала мои руки, словно это было какое-то диковинное растение или шедевр неведомого ювелира. И только благодаря моему запредельно острому слуху я слышал, как она тихо бубнила себе под нос: "Ну, ведь совершенно нормальные пальчики, тонкие, длинные, чувствительность хорошая, почему же вы играть то не хотите? Но, ничего! Мы ещё поборемся! Вернуть, то, что уже было, всегда легче, чем из нуля шедевр тесать... Бедная девочка"...
И так день за днём, раз за разом, она брала и ставила мои пальцы туда, где им надлежало быть, а я старался не напрягать руку, а дать ей возможность вспоминать забытые ощущения или вырабатывать новые правильные. Окажись я на месте Людмилы Михайловны, я бы так не смог, терпенья бы не хватило. Я бы такого тупого ученика прибил бы, чтобы не мучился и другим жизнь не портил. Впрочем, я наверно ещё со школы знал, что учителем быть не смогу. И совсем не по детской шутке: Почему учитель — это самая глупая профессия? Потому, что сам всё знает, а спрашивает. И хоть для нас — филологов мест переводчиков гораздо меньше, чем мест учителей языка, но я всегда был уверен, что в школу преподавать языки я не пойду ни при каких раскладах, уж лучше буду фасовать заказы на каком-нибудь складе, чем вколачивать в головёнки подрастающей поросли чудеса иноязыкой фонетики. А вот она возится со мной и хоть и устаёт чисто от монотонности занятия, но ведь находит в этом какое-то моральное удовлетворение. От денег она сразу отказалась, и по интонациям понял, что настаивать — обидеть её очень сильно. Но, ничего, придумаю что-нибудь, найду, как отблагодарить, особенно если будет какой-нибудь результат, чтобы она не обиделась...
О том, как обострился мой слух, я уже рассказывал, а то, что благодаря этому я теперь почти не имею проблем с ориентированием в темноте, я просто слышу всё помещение или открытое пространство. А на улице я слышу столько всего, что хоть уши затыкай. Но к счастью, наши уши, вернее, мозг, ведь слышим мы на самом деле не ушами, как и видим не глазами. Уши просто фиксируют определённую интенсивность звуковых вибраций механизмами барабанной перепонки, слуховых костей и каналов улитки, как и глаза, просто фиксируют на какую колбочку или палочку глазного дна упал луч света и его интенсивность.* А уже потом клетки мозга фактически занимаются дешифровкой этих сигналов, и мы осознаём звуки или видимые картины окружающего мира. И мозг устроен довольно хитро и запросто может отфильтровывать не важные для него сигналы. Кто из нас не сталкивался с "эффектом тишины", когда в привычных условиях иногда очень интенсивный привычный звуковой фон нами воспринимается как тишина, но мгновенно реагируем на даже малейшие изменения в этой привычной звуковой какофонии. Так, что, как в больнице, затыкать уши мне уже не нужно. Да, я могу, не напрягаясь расслышать даже то, как прогревает двигатели самолёт на рулёжке перед взлётом в аэропорту Кольцово, до которого от нашего посёлка больше десяти километров. Но мне эти звуки не так интересны как, к примеру, звуки окружающего леса. Или по характеру пыхтения я не только знаю, где сейчас Хрюша, а даже то, чем примерно она занята. И кто бы мне раньше сказал, что в лесу столько разных интересных звуков. Я не мог их раньше не слышать, просто мне это было совершенно не интересно...
Людмила Михайловна с конца июля уже не ездит к нам четыре раза в неделю, появляется раз-два в неделю, но звонит регулярно. Своего эта великая удивительная подвижница добилась. Руки мне на клавиатуру поставила. Это безумие, когда она мои пальчики по одному переставляла раз за разом, не ругалась, когда они дёргались не туда, а просто возвращала на правильную позицию и я очень медленно, страшно медленно, безумно неповоротливо избавлялся от внутреннего одеревенения пальцев. И больше всего бы мне сейчас хотелось сказать, что всё восстановилось, и стало, как было или даже лучше. Но, увы. Пальцы у меня сейчас уже не как деревяшки, а скорее сосиски. В том смысле, что они теперь имеют чувствительность, вполне достаточную, чтобы покрошить морковку в салат и не отрезать ничего лишнего. Вот только для игры на пианино этого катастрофически мало. Да и стена между мной и моими руками никуда не делась, правда она теперь не такая кондово бетонная, а вполне себе прозрачная и даже кажется порой, что вот ещё одно усилие и мои руки ко мне вернутся. Вот только это состояние длится уже второй месяц и ничего не меняется. Я старательно учу самые простые пьесы, которые мне задаёт Людмила Михайловна. Они, правда, не сложные и я справляюсь с ними даже своими сосисками. Но каково это видеть и понимать, что это уровень второго класса музыкальной школы. Наверно подобные ощущения были бы у Шумахера, который на вокзальном багажном электрокаре выехал бы на трассу "формулы один" и попробовал пройти хотя бы один круг. И стоит он на приступочке в своём красивом красном гоночном комбинезоне, жмёт единственную педаль, а рычагом меняет направление рулевых колёс. Внизу под ним тоскливо воет заюзанный электромотор, чтобы придать платформе бешеную скорость в пятнадцать километров в час. А по трассе видны накатанные следы от сожжённых покрышек настоящих гоночных болидов, по бокам размалёванные и просто чёрные стопки покрышек, способные хотя бы частично погасить скорость вылетающего с трассы неудачника и спасти ему жизнь. И как матёрый и бывалый мастер, Шумахер отлично видит, что здесь следы шин гуще и сочнее, из-за того, что перед очередной шиканой все тормозят, подстраивая скорость к оптимальной для прохода сложного участка, а вот за ней снова густо исчерчено шинами, здесь все дают газу, но ровно настолько, чтобы не сорвать колёса в юз и не потерять на этом драгоценные сотые доли секунд. Вон следы, уходящие в сторону, здесь кто-то с более новыми покрышками и лучшим сцеплением решил воспользоваться этим и пошёл в обгон на прямом участке, а может наоборот, его на старой резине просто вынесло немного в сторону... Шумахер старательно ведёт кар по самой правильной траектории, даже наклоняется в поворотах, хотя здесь нет тех нескольких "Же" вжимавших его в тесные стенки капсулы, не вжимает его в спинку ускорение разгона, а есть тоскливое завывание электромотора и громыхание чего-то во внутренностях несчастной железяки. Не знаю, о чём в такой ситуации думает Шумахер, но у меня, понимающего как и что нужно делать, но не способный достучаться до своих сосисочных пальцев волнами по очереди накатывает то злость и я только сильнее стискиваю зубы, то отчаяние и безнадёга, когда готов всё бросить, но я ещё сильнее стискиваю зубы и тупо долблю наивные переборы учебных пьес... Как там нас учила старинная корейская мудрость, что трудом и старанием можно добиться всего? Вот и проверю её на практике. А ещё, теперь уж точно никто не сможет сказать, что мне это далось легко и без труда... Причём я бьюсь уже даже не с целью что-то сделать. Мне просто стыдно перед Людмилой Михайловной. Всё-таки она уже не юная девчонка и эти изнуряющие занятия ей давались далеко не так легко, как я это описывал. И если бы она курила, я даже мог бы представить, как после занятия она подрагивающими пальцами достаёт из пачки тонкую сигаретку и в первую затяжку, словно пытается выдавить в дым накопившуюся усталость. Для полноты картинки ей нужно сидеть в кресле с высоким подголовником, чтобы прикрыв глаза откинуться на спинку и тихо выпускать струйку прозрачного дыма, а сигарету держать между указательным и средним пальцами на отлёте в стороне, чтобы пепел даже случайно не упал на красиво раскинутое платье...
* — На самом деле так и есть. На добровольцах проводили эксперименты, когда они круглосуточно носили очки определённым образом искажающие изображение окружающего мира, к примеру, в перевёрнутом виде. И первые дни испытуемые даже ориентироваться не могли, но довольно быстро мозг подстраивал кодировку сигнала от зрительных анализаторов и человек переставал испытывать неудобство от наличия очков. То есть, когда говорят, что новорожденные видят мир перевёрнутым — это враньё, дети видят просто кучу цветных пятен, пока их мозг не сумеет сигналы от клеток сетчатки свести в систему, и не научится из получившейся топографии извлекать целостные изображения.
Глава 27
Мы теперь каждый день гуляем. Часто целой гурьбой, мы с Алей, Ленуська с мамой или бабушкой, а иногда с обеими и папой-Васей до полного комплекта, а впереди гордо переваливается на своих толстеньких лапах довольная Хрюша, которой всё вокруг так интересно, что это её непроходящее восхищение окружающим миром даже нам передаётся. В первый раз я вышел на прогулку с Хрюшей в конце мая. Хотел бы сказать, что был удивительный солнечный радостный день. А вот фиг! С утра и правда было солнышко и ничего не предвещало, а к моменту, как собрались и вышли на крылечко, набежали тучки, и потянуло довольно холодным ветром. А стоило сделать первые шаги по земле, как начался дождик. Не летний шумливый и радостный, торопящийся скорее вылиться на сухую землю, чтобы уступить небо солнцу. Нет, дождик пошёл холодный неторопливый, даже тягучий осенний. Впрочем, никому из нас он настроение испортить не смог. Да прогулка. Это скорее название громкое. На самом деле я тогда потихоньку дошёл до дороги, которая ведёт от ближайшего въезда в центр посёлка, минут пять постояли там с Алей обнявшись и тихо пошли обратно. Благодаря такой неспешности Хрюша сумела нарезать вокруг нас несколько кругов, сделать все свои дела и даже попрыгать вокруг нас, приглашая с ней побегать под таким замечательным дождём, которому мы, вот ведь странно, совершенно не радуемся... И кому бы ещё рассказать, как это классно. Мы с Хрюшей наверно очень похоже по сути изучали этот мир, она впервые в своей щенячьей жизни и для неё на первом месте были запахи и куча того, что встречается на недоступном мне уровне нескольких сантиметров у самой земли, а я заново впитывал то, что доступно мне.
Теперь неспешным шагом я могу выдержать уже больше получаса прогулки. Почему-то в начале каждой прогулки вспоминается, как выйдя на крылечко у меня в голове навязчиво вертелся дурацкий детский стишок, как "заяц вышел на крыльцо, почесать своё..." Ну, пусть будет, лицо... Как будто для этого нужно обязательно выходить на крыльцо, словно от места осуществления чёса изменится эффект от действия. Откуда же такая привязчивость и радость в детстве от этого стишка? Может от яркости и звучности рифмы? В детстве вообще странные стихотворные пристрастия. Чего только стоит серия припевок про "Тихо в лесу..." только вот не спится то дроздам, то барсуку и ещё кому-то. А уж про серию садистских стишков вроде: "Звёздочки, бантики, косточки в ряд. Трамвай переехал отряд октябрят", я вообще лучше помолчу. Но вот ведь прилипло и каждый раз, выходя, теперь вспоминаю про зайца и крыльцо, и смешно почему-то...
И одновременно с этим мы идём с моей Алей, наши руки переплелись на уровне локтей, мы придерживаем друг дружку за талии и я чувствую её упругое бедро сквозь тонкую ткань наших платьев. Мы с ней гораздо больше, чем подружки, но так ходить могут и просто подруги, то есть ничего провоцирующего и эпатирующего в наших, почти объятиях, нет. Вот, ведь, тоже странно, у парней допустимое контактное расстояние гораздо больше и стоит кому-то так прильнуть друг к другу, то можно не сомневаться, что они любовники. Прислушиваюсь к себе, возмущает ли меня такая половая дискриминация? Вроде как должна, я ведь всё-таки мужчина и во мне просто обязана вскипать возмущённая несправедливостью мужская солидарность. А ей совершенно всё равно. Ну, не ходят парни, обнявшись и даже взявшись за руки, если им больше шести лет, да и по фигу. Пытаюсь всё-таки чего-то этакого в себе шевельнуть, дескать, вот сейчас я просто наслаждаюсь, когда едва уловимый ветерок доносит до меня сладкий и такой родной запах её волос и кожи, и я в нём купаюсь, млею от наслаждения, по всему телу словно разливаются тёплые нежные волны радостного удовольствия. И хитрая память мне тут же подсказывает, что никто мужчинам не мешает, ходить вот так обнявшись с любимыми девушками и так же купаться в любимых запахах. Разница только в том, как держаться при этом, девушка может нежно прижиматься взяв кавалера под ручку, парень может собственнически обнимать любимую за плечи или за талию, обычно это очень высокий уровень доверительности и близости... Со мной под ручку так ходила мама, а обнявшись я ни с кем никогда не ходил. Даже обидно как-то стало...
Вспомнилась песня Далиды на немецком "Am Tag als der Regen kam", которая в начале шестидесятых буквально покорила Германию, её диск в Германии стал четырежды "золотым", а упомянутая песня больше полугода продержалась на первой позиции популярности, чего кажется не было ни у кого больше ни до, ни после (Хотя, по чести, дотошности ради, наверно, в процентных соотношениях населения и количества граммофонов, у "Lili Marlen" популярность была в разы больше и дольше). А песенка, в моём понимании совсем не песня, песенка "В день, когда пошёл дождь", простая и милая, сентиментальная немного "...Und du, ja, du. So weit, so weit..." (...А ты, да, ты. Так далеко. Так далеко...) и Далида спела и даже не словами и музыкой, а голосом. Словно именно этому слушателю прошептала прямо в душу, что горячая солнечная девчонка пришла именно к нему в тот самый день, когда пойдёт дождь. Которому здесь и цены то особенной нет, ну, дождь, подумаешь, сырень с неба сыплется, а для этой южной удивительной девушки — это чудо, подарок, ведь она из выжженных солнцем пустынных мест, где дождь — это чудо. Своего рода даже философский посыл, на переосмысление простейших ценностей, если хотите. И ведь, проняло тевтонов, до самых пяток достало... Подаренная Богиней идеальная до мельчайших подробностей память старательно выдаёт, всё, что я где-то или как-то слышал про Далиду. Вспомнилось, как в детстве слушал Далиду, маме и бабушке она очень нравилась, а я тогда ещё не изучал языки, и для меня смысла в песне на чужом языке не было совершенно. Но в одной песне я услышал странное сочетание звуков, которое складывалось в совершенно не понятное из двух слов "снего ручка", я тогда пытался понять, что это за ручка такая, что про неё в песне поют, но так ничего внятного и не придумал, хотя там ещё пара русских слов в песне было. Как же я потом про себя смеялся, когда в более взрослом возрасте услышав, понял, что это певица так пыталась выговорить трудное для неё русское слово "Снегурочка". От этого мысли как-то скользнули дальше в совершенно неожиданной плоскости...
