Марина кивнула на ручную мельницу, установленную в углу комнаты. — Нам нужна мука. Позже я буду печь хлеб. Ты знаешь, как пользоваться мельницей?..
И вот Регина, следуя указаниям Марины, села на пол и начала молоть пшеницу. Знакомые, вечные запахи и звуки кухни вскоре поглотили ее, и ее мышцы покалывало от непривычных усилий при работе с мельницей, она чувствовала, как ее навязчивые мысли рассеиваются.
Она едва заметила, как на глаза навернулись слезы.
Марина, однако, видела это. Служанка подошла обнять ее, похлопала по спине, следя за тем, чтобы не испачкать несколько пригоршней муки, которые уже удалось намолоть.
* * *
На следующий день Караузий повел Регину на прогулку по городу. Они должны были отправиться за покупками на форум.
Они отправились в путь ранним утром — это был холодный, ясный, бодрящий октябрьский день, — но Караузий предупредил Регину, что она должна быть начеку. — На своей вилле и даже на Стене ты была защищена. Но в городе все по-другому. Люди ведут себя не очень вежливо. Есть много таких, кто ради выгоды срежет твой кошелек или перережет тебе горло...
Регина послушалась. Но она ориентировалась в бедном городе и с семи лет терпела подобные предупреждения от Аэция.
Окруженный стенами город имел форму ромба. Его пересекала сетка улиц, доминировала дорога с севера, которая проходила через город к Лондиниуму на юге. Дорогу пересекала большая арка. Регина уставилась на этот памятник из резного мрамора, украшенный более богато, чем любое другое сооружение, которое она видела в своей юной жизни. Но плющ и лишайник облепили его фасад, стирая надпись на перемычке, а на покрытой пометом облицовке прыгала скучающего вида ворона.
Рядом с аркой дорога проходила мимо очень странного здания. Это было открытое пространство, ограниченное полукруглой стеной в несколько раз выше ее самой, со ступенями, ведущими к парапету. По словам Караузия, это был театр. Когда она спросила, может ли она подняться по ступенькам, он согласился, снисходительно улыбаясь.
Ступени были деревянными, старыми и сломанными. У парапета она обнаружила, что смотрит вниз, в чашу. Наклонные террасы были покрыты полукруглыми рядами деревянных сидений, теперь сломанных и покрытых пятнами. Впереди была сцена, похожая на маленький храм, с четырьмя тонкими колоннами. Единственными артистами на сцене сейчас были мыши, пара которых перебегала от колонны к колонне.
Караузий последовал за ней, слегка пыхтя от напряжения. — Здесь могли бы разместиться четыреста человек. И пьесы — некоторые из них были выше моего понимания, но мне нравилась гражданская история, комедии, такие как "Обвинение" и "Что пожелаете". А потом были фарсы — моя покойная жена особенно любила сборщиков винограда — как мы смеялись над тем, где парень с корзиной винограда падает, и...
Все это мало что значило для Регины. Она знала, что такое пьеса, только благодаря чтениям со своим дедушкой. Театр был заполнен мусором, компостом из гниющих пищевых отходов, щебнем, битой керамикой и даже чем-то похожим на раздутый труп осла, все это было завалено опавшими осенними листьями. Мусор поднимался, словно медленный прилив, вдоль ряда сидений, и когда ветер переменился, до нее донесся запах гниения.
Караузий вздохнул, дернул ее за рукав и повел вниз по лестнице.
Они свернули в переулок, направляясь к форуму. Вдоль этой улицы тянулись магазины. Это были длинные узкие здания, расположенные очень близко друг к другу, с мастерскими и жилыми помещениями в задних частях. Заглянув внутрь, Регина узнала мясную лавку, столярную и слесарную по металлу; в мясной лавке шел самый оживленный бизнес. Но несколько магазинов были закрыты.
Караузий с сожалением сказал: — Всего несколько лет назад здесь можно было купить лучшую керамику — импортную, если было нужно, даже самийскую, но изделия из западной части страны и с севера были ничуть не хуже и намного доступнее. Теперь нельзя купить новые кастрюли, сколько ни предлагай; нам просто приходится обходиться старыми и чинить их, пока император не разберется сам. — Он пристально посмотрел на нее. — А как насчет тебя, Регина? Ты думала, чем бы хотела занять себя, когда станешь старше? Возможно, ты могла бы научиться гончарному делу. Держу пари, эту лавку можно было бы купить за бесценок...
Регина понятия не имела, как изготавливается керамика, но предположила, что это, должно быть, связано с вязкой глиной и большим количеством тяжелой работы. Она вежливо сказала: — Не думаю, что я была бы достаточно хорошим художником для этого, Караузий.
Они добрались до форума. Это была открытая площадь, заставленная лотками из парусины и дерева. Люди толпились, покупая и продавая, погруженные в мутную вонь специй, мяса, овощей и навоза животных. Куры бегали, кудахча, за ними гнались чумазые дети.
Но вокруг этой свалки форум был окружен с трех сторон небольшими храмами и проходами с колоннадами. А с четвертой стороны находился большой зал, построенный из кирпича, кремня и известкового раствора и крытый красной черепицей. Он возвышался над остальным городом. Регина разинула рот. Если не считать самой Стены, она никогда не видела ничего, построенного в таком масштабе.
Караузий нежно коснулся пальцем ее подбородка и закрыл ей рот. — Теперь ты должна быть осторожна, потому что, если злодеи увидят, что ты отвлеклась...
— Это храм?
— Нет, хотя в базилике действительно находится святилище Аэда, племенного бога, а также святилища Христа и императора. Смотри — ты можешь прочитать надпись там, наверху?
Она прищурилась, пытаясь разобрать выщербленные латинские слова: "ИМПЕРАТОРУ ТИТУ ЦЕЗАРЮ ВЕСПАСИАНУ, СЫНУ ОБОЖЕСТВЛЕННОГО ВЕСПАСИАНА..."
— Это базилика. Именно здесь заседает городской совет, суд разрешает споры, работают налоговые службы и бюро переписи населения — здесь также есть школьные классы.
При императорской администрации города были центрами местного самоуправления. В наши дни, хотя налоговая система в значительной степени рухнула после восстания со времен правления Констанция, местные землевладельцы поддерживали судебную систему и обсуждали способы повышения сборов, чтобы поддерживать городские удобства, такие как канализация, бани и сама базилика, которые постепенно приходили в упадок. Конечно, все это будут временные меры, продолжал настаивать Караузий, до тех пор, пока император не разрешит свои трудности.
— Но люди должны проявлять немного больше гражданской ответственности, — посетовал он. — В наши дни они вкладывают бесконечные суммы денег в свои виллы или городские дома, в то же время позволяют канализации Веруламиума разрушаться. В твоем Риме всегда существовало противоречие между гражданской ответственностью и почитанием семьи, живой и мертвой. Видишь ли, в трудные времена все возвращаются к семье. Но как, по их мнению, можно платить солдатам, которые их защищают, если не из налогов, и как будут собираться налоги, если не в городах? А, а? И именно поэтому я плачу за содержание канализации, водопроводных труб и всего остального. Я знаю, в чем заключаются мои интересы...
Регину это не очень интересовало.
Караузий и Регина прошлись по форуму, проверяя киоски. В частности, они искали специи, оливковое масло и, прежде всего, керамику. Но, кроме местных продуктов, почти ничего не попадалось. Большая часть торговли велась натурой — мясо в обмен на овощи, немного подержанной керамики в обмен на несколько гвоздей для обуви, — хотя некоторые люди, включая Караузия, использовали рукописные записи.
Фрукты и овощи, выставленные на витрине, показались Регине убогими. Она потрогала пучок тонкой, обесцвеченной моркови. Караузий пренебрежительно сказал: — Видишь, когда люди из города переезжают на поля, которые не возделывались с тех пор, как были живы их прадеды. Они понятия не имеют. И вот результат... — Регина виновато отложила морковь. Они отошли от ларька, которым управляла худая женщина с желтоватой, грязной кожей и торчащими зубами. За ее ногу цеплялся ребенок с раздутым животом.
Когда они сделали свои немногие покупки, Караузий повел ее обратно по дороге в Лондиниум, и они пошли прочь от форума, направляясь дальше на юго-восток.
Они подошли к храму. Он был расположен в месте, где разветвлялась главная дорога, и из-за своего расположения имел форму буквы V, с треугольным двором перед зданием, выкрашенным в фиолетовый цвет.
Чувствовался запах, похожий на древесный дым. Регина принюхалась. — Это мило.
— Сожженные сосновые шишки. — Караузий внимательно наблюдал за ней. — Ты знаешь, что это за место? Что насчет надписи? — Установленная над главным входом во внутренний двор, она была посвящена дендрофорам города. — Это слово означает "несущие ветви"...
— Не понимаю.
Караузий коснулся ее плеча. — Дитя, Картумандуа рассказала мне, что стало с твоим отцом.
Она почувствовала, как ее лицо заливает краска.
— Это храм Кибелы, которая здесь популярна. Я сам прихожу сюда поклоняться... Если ты хочешь зайти внутрь...
— Нет, — отрезала она.
— Ты должна примириться с богами — и с памятью своего отца — и с самой собой.
— Не сегодня.
— Что ж, возможно, это мудро. Но храм всегда будет здесь, ожидая тебя. Пойдем посмотрим, что Марина приготовила на ужин? И нам еще нужно принести воды...
Он взял ее за руку, и они вместе пошли обратно через грязную суету Веруламиума к дому.
* * *
По настоянию Карты она захватила со Стены свои свитки и таблички. Карта сказала, что ей следует попытаться продолжить учебу, поскольку это, несомненно, было то, чего хотел бы Аэций.
Сначала она пыталась. Она занималась во дворе дома или в своей комнате, когда Марина работала. Но ей приходилось учиться одной. Здесь не было никого, кто мог бы обучать ее. Несмотря на всю свою очевидную деловую хватку и твердое понимание людей, Караузий был образован не больше своей племянницы, и, кроме как рассказывать анекдоты из полузабытых пьес десятилетней давности, он ничем не мог ей помочь. Он, конечно, не мог позволить себе нанять репетитора.
Постепенно ей наскучило заниматься в одиночестве. И по мере того, как проходили недели, а дни становились короче с приближением зимы, занятия начинали казаться все менее и менее стоящими. Кого вообще будет волновать, помнит ли она списки императоров и даты их восшествия на престол или нет? Никто в Веруламиуме не был уверен, кто нынешний император.
А потом появился Аматор, чтобы отвлечь ее.
Однажды, когда она пыталась заниматься в своей комнате, туда забрел Аматор. — Учись, учись, учись, — поддразнил он ее. — Все, что ты когда-либо делала. Ты такая скучная.
— А ты ленивый болван, которому нечем заняться, кроме как раздражать людей, — выпалила она в ответ, повторив одну из колкостей его отца.
Он подошел к лежанке Марины. Улыбнувшись ей, он встал на колени и пошарил в пространстве под матрасом. — Ага! — торжествующе провозгласил он и вытащил кусок окровавленной тряпки. Это была одна из набедренных повязок, которыми Марина обтирала себя во время месячных. Он понюхал засохшую кровь и вытер ее о щеку. — Ах, запах женщины...
Регина смеялась и была возмущена. Она отложила свой папирус и пошла за ним. — Это отвратительно! Отдай это обратно...
Но он не отдал, и она некоторое время гонялась за ним по комнате. У них выработался способ преследовать, не прикасаясь, подходить близко, но не совсем соприкасаться, игра с тонкими, невысказанными правилами.
Наконец он сдался, бросился на лежанку Марины и спрятал окровавленную маленькую реликвию туда, откуда она появилась.
— Она узнает, — сказала Регина.
— Ну и что, если узнает? Это всего лишь Марина. — Он снова встал и подошел к ее ларариуму в углу. — Я никогда раньше не рассматривал это как следует. — Он взял одну из матрон. — Клянусь левым соском Кибелы, как некрасиво.
— Поставь это.
— И как дешево.
— Поставь это.
Он поднял глаза, пораженный ее тоном. — Хорошо, хорошо. — Он поставил маленькую статуэтку не на то место; она пообещала себе, что исправит это позже. Он сказал: — Итак, каждый день ты тратишь хорошую еду и вино на эту ерунду... — Он пристально посмотрел на нее. — Но ты когда-нибудь видела настоящего бога?
— Что ты имеешь в виду?
Вместо ответа он поманил ее и на цыпочках вышел из комнаты. Конечно, она последовала за ним.
У Аматора были свои дела по дому. Караузий пытался научить его управлять виллой, что было причиной многочисленных конфликтов между ними. Но у него, казалось, всегда было много свободного времени, и он, казалось, был рад проводить большую его часть с Региной. Когда он обнаружил, что ей нравятся "солдатики", он объявил себя знатоком, откопал старый набор из какого-то угла дома и установил его во дворе, где они могли играть. Или он играл с ней в игры по ловле мяча, или просто гонялся за ней по колоннадам, или по открытым пространствам за городскими стенами. Постепенно, почти неуверенно, между ними установились отношения.
Но у Аматора было преимущество. В восемнадцать лет он был намного старше ее. Возможно, ей нравилось ощущение скрытой опасности, которое она ощущала в нем, юноше, который знал гораздо больше, чем она, наверняка сделал гораздо больше, и все же был так необъяснимо заинтересован в ней. Аматор был загадочным, тревожным, в чем-то очаровательным — но, прежде всего, он был веселым, и, казалось, всегда одевался ярко и стильно, в отличие от серых горожан.
Картумандуа хранила ледяное молчание по этому поводу.
Они шли по двору, пока не подошли к началу каменной лестницы, которая вела к святилищу Караузия.
Она отступила назад. — Нет. Я не должна туда спускаться. Караузию бы это не понравилось.
— Ну, Караузию не нравится быть лысым, толстым и старым, но ему приходится с этим жить. Давай, если только ты не боишься. — Он ступил на одну ступеньку, затем на другую и внезапно побежал вниз и скрылся из виду.
Поколебавшись мгновение, она последовала за ним.
Святилище было просто ямой в земле. Она услышала, как шуршит Аматор, а затем он поднял свечу. Его лицо, казалось, маячило в темноте.
В неверном свете она смогла разглядеть, что над каменной кладкой этого маленького подземного святилища был слой более темной земли. Когда она потрогала его, он осыпался и оставил на ее пальцах черный след, похожий на сажу. Позже она узнает, что дважды за свою короткую историю Веруламиум был сожжен дотла, и эти сгоревшие слои пепла были реликвиями тех катастроф.
В стене было вырублено арочное углубление. В нем стояла маленькая статуэтка, по-видимому, бронзовая, человека верхом на лошади. На его непропорционально огромной голове был шлем с гребнем. Перед ним были разложены небольшие подношения, возможно, кусочки пищи.
— Смотри, — сказал Аматор притворно замогильным голосом. — Марс Тутатис, бог-воин катувеллаунов. Считался Марсом Рима, когда это было политически удобно. Что теперь — ты думаешь, он станет Христом? Нам придется вырезать хи-ро над его головой?
— Ты не должен так говорить, — прошептала она.
— Или что? Его лошадь собирается помочиться мне на ногу?
