Аластер Рейнольдс "Вечная мерзлота"

— Тогда, возможно, она все еще где-то там.

* * *

Должно быть, я была одной из последних, кто сошел с "Адмирала Нервы". Я не стала спускаться прямо на лед, а вместо этого перешла на "Ваймир", а затем двигалась за последними, кто отстал от массы эвакуирующихся, когда они выходили наружу. Я спустилась на шесть палуб ниже уровня льда, догнала небольшую группу техников, которые направлялись к тому же выходу, что и я, и затем снова оказалась в ее голове.

Она стояла рядом с самолетом, прислонившись к борту кабины, и собиралась с силами. Я была в ней и смотрела вниз. Коробка с семенами была воткнута в землю, прямо между ее ботинками.

Татьяна? Я рада, что вы выбрались.

Я тоже. Голова ужасно болит, и я не уверена, что швы не разошлись.

Кроме этого, вы в состоянии ходить?

Немного. Почему бы мне не остаться с обломками? Рано или поздно кто-нибудь придет сюда, не так ли?

Да, и когда они найдут семена, они сразу же отправят их обратно в финское хранилище семян, где их нашел Антти. Мы не можем этого допустить. Вам нужно отойти подальше от места крушения. Вы ранены?

Я думала, что со мной все в порядке, только немного ушибла бедро, но теперь начинает сильно болеть бок.

Ваш правый бок?

Вы тоже его чувствуете?

Нет, это вы меня чувствуете. В кабинете директора Чо произошла потасовка. Его пистолет выстрелил и... в общем, попал в меня. Это была не вина Чо. Я даже не думаю, что он понял, что произошло. Просто скользящий выстрел, сквозь плоть.

Ладно, не обращайте на меня внимания — с вами все будет в порядке?

Да, мне не хуже, чем вам. Идет эвакуация, массовый выход на лед. Мы пытаемся отделить "Вечную мерзлоту" от ее собственного будущего, чтобы предотвратить любое вмешательство со стороны тех, кто находится выше по течению. Но сначала вам нужно кое-что сделать, чтобы убедиться, что ситуация не станет еще более запутанной. Нужно отправить сообщение Чо.

Тогда отправьте ему сообщение.

Нет, это должны сделать вы. Внутри самолета, должно быть, сломался один из высотомеров. Найдите какую-нибудь бумагу, что угодно, и напишите записку директору Лео Чо из Всемирного здравоохранения. Все, что ему нужно, — это три слова и набор координат.

Мне нужно двигаться, пока я снова не потеряла сознание.

Да, но не раньше, чем вы это сделаете. Вы знаете, где мы остановились. Спишите координаты с GPS-устройства, точное конечное положение, и отправьте их Чо, сопроводив тремя словами.

Татьяна обошла машину со стороны второго пилота и рывком открыла дверь, прогнувшуюся от удара. Наклонилась внутрь, отводя взгляд от мертвого человека на соседнем сиденье, избавляя нас обоих от этой неприятности. Онемевшими пальцами она отстегнула расположенный над консолью модуль GPS. Я с облегчением увидела, что он пережил аварию, его дисплей все еще светился, дальность и время до места назначения все еще колебались, когда он пересчитывал наш курс, по-идиотски сбитый с толку нашей неподвижностью.

У меня есть цифры. Просто нужно их записать. Где-то в этой штуке должна быть ручка...

Проверьте куртку Антти. Кажется, я видела, как он сунул туда ручку, когда возвращался из офиса на взлетно-посадочной полосе.

Она наклонилась, поморщившись, когда призрачная боль от моей травмы проникла в ее мозг, и я вздрогнула в ответ, когда отголоски этого фантома вернулись ко мне.

Поняла. У меня также есть клочок бумаги. Альтиметр разбит, он весь в крови Антти. Вы хотите, чтобы я поместила это сообщение туда?

Татьяна уронила GPS-навигатор. Он с грохотом упал на пол кабины, его дисплей мгновенно погас. Она подняла его и попыталась вернуть к жизни. Но устройство отключилось.

Татьяна закрепила его обратно на месте. Теперь она держала в руке раскрытый листок бумаги, над которым зависла ручка Антти. На ней не было перчаток, и пальцы уже дрожали.

Я потеряла его. Я потеряла эти чертовы координаты.

Нет, вы видели их несколько секунд назад. Я надеюсь, вы их помните. Просто запишите то, что вы видели.

Ручка заплясала, приближаясь к бумаге. Она начала вписывать цифры широты и долготы, но зафиксировала только наше общее местоположение, прежде чем заколебалась.

Я не уверена, что будет дальше.

Запишите это. Вы помните, что видели.

Я наклонилась и подобрала коробку с семенами, сделав свой первый решительный шаг в сторону от обломков.

В тот же миг, находясь не слишком далеко, я огляделась, внезапно потеряв ориентацию. "Ваймир" находился примерно в пятистах метрах от меня, но возвышающийся перед ним гребень скрывал от меня нижнюю часть его корпуса, а также любую подсказку о том, что случилось с другими эвакуированными. Мои следы вели прочь от меня, огибая вершину гребня. Я ничего не помнила о той прогулке; ничего, кроме того момента, когда все еще находилась внутри ледокола. Неужели я все это время ходила во сне, мой разум был погружен в сон, а тело продолжало поддерживать во мне жизнь?

Еще одно подергивание.

За гребнем "Ваймир" замерцал и уменьшился примерно вдвое. Остальная часть кордона тоже уменьшилась, включая "Адмирала Нерву". Это было похоже на фокус с объективом, внезапный переход от крупного плана к широкоугольному. Теперь я была гораздо дальше — по крайней мере, в километре.

Вы это видите?

Да. Что случилось? Что происходит?

Думаю, мы ошиблись с координатами, с последней цифрой или около того. Мы не могли быть далеки от истины, но этого достаточно, чтобы все изменить. Проект меняется, мы пытаемся найти какое-то новое равновесие.

Едва эти слова слетели с моих губ, как с "Адмирала Нервы" сорвалась беззвучная белая вспышка, больше похожая на резкий выдох, чем на взрыв. За вспышкой последовал фонтан обломков, большие куски палубы и корпуса взлетели на сотни метров в воздух, а затем поднялось облако, за ним — звуковая волна от первого взрыва — авария на реакторе Чо.

— Молодец, Чо, — сказала я, на этот раз вслух.

Был ли он хорошим человеком?

Да, он был таким. Очень хорошим человеком. Он приносил большие жертвы, а также совершал большие ошибки, но все это время только пытался сделать все лучше. До самого конца.

Обломки начали падать. Более крупные куски упали в пределах периметра кордона, но некоторые мелкие предметы пролетели дальше, с глухим стуком пробивая лед при каждом столкновении. Теперь я наблюдала, как из разрушенной палубы "Адмирала Нервы" вырываются языки пламени, как искаженный тепловой мираж.

У меня перед глазами все поплыло, стало двоиться. Двойные участки льда, двойные скалы, двойные холмы — более отдаленные объекты почти сливались воедино, но более близкие разделялись, как пара стереоскопических изображений одной и той же сцены, но снятых под немного разными углами.

Я повернулась лицом к кораблям "Вечной мерзлоты". К тому времени я поднялась на некоторую высоту и могла видеть почти все оцепление, включая нижнюю часть "Ваймира" и другие вспомогательные суда.

Небо заволокло сажей. "Адмирал Нерва" теперь пылал вовсю, в центре кольца горел маяк. Он превратился в продолговатую оранжевую массу, извергающую в воздух дым и пламя. Надстройка напоминала огненную башню. Соединяющие мосты либо горели, либо уже рухнули. Внешние корабли казались темными силуэтами, наложенными на этот яркий свет, как железные экраны, расставленные вокруг очага. Я была уверена, что рано или поздно пламя коснется и их. Лед мог начать таять, что позволило бы кораблям вернуться на воду, но было бы слишком поздно для кого-либо из них спасаться, если предположить, что они все еще способны самостоятельно передвигаться. Я не думала, что это возможно. Думаю, что они были доставлены сюда для выполнения одной цели, а затем медленно погружались в лед. Если бы они преуспели, мир больше не нуждался бы в таких чудовищах. Если бы они потерпели неудачу, то тем более не были нужны.

Люди все еще спасались бегством с внешних кораблей, покидая их через двери, прорезанные в корпусах на одном уровне со льдом, или спускаясь по раскачивающимся лестницам и веревочным мостам. Торопливый, похожий на бегство пингвинов поток инженеров, ученых и вспомогательного персонала, сотни человек разбегались из-за кордона во всех направлениях. Некоторые из них, должно быть, проигнорировали первоначальный приказ об эвакуации, оттягивая момент, когда они бросят великую работу.

Сбоку авианосца прогремел мощный взрыв. К небу взметнулась масса расплавленных искр, формой напоминающая мозг. За ним последовал еще один, приглушенный, потому что он исходил из глубины корпуса, но, несомненно, самый мощный на данный момент. Весь корпус авианосца содрогнулся, и я почувствовала, как по льду подо мной пробежал отзвук этого содрогания, когда сто тысяч тонн металла и топлива задрожали в удерживающем их трюме.

Пейзаж снова стал двоиться, затем снова стал четким.

Татьяна?

Мне показалось, что она ощущалась слабо, как будто мы перебрались из соседних комнат в более отдаленные друг от друга места.

Все еще здесь. Но я чувствую, что мы отдаляемся друг от друга.

Я остановилась и положила руки на бедра, чувствуя, что близка к изнеможению. Как далеко я продвинулась? Если и так, то едва ли на километр. Снова двоится в глазах. Пейзаж изменился в пространстве и во времени. Два вида холода, две разные разновидности усталости — каждая из них сильна, но одна гораздо глубже другой.

Мы видим почти одно и то же... значит, мы не можем быть далеко друг от друга. Вы можете продолжать?

На время.

Проблески появлялись реже и были менее продолжительными, больше напоминая вспышки стробоскопа, чем продолжительные эпизоды совместного восприятия. Братья уже не действовали, но пока они были с нами и были готовы скорее помогать нашим усилиям, чем мешать им, они сыграли жизненно важную роль в победе над парадоксальным шумом. Теперь мы были во власти более простых алгоритмов, выполнявшихся на резервных компьютерах, и они были гораздо менее успешны в поддержании контакта.

Видите ту скалу впереди нас, Вэл, похожую на голову акулы, выступающую изо льда?

Это был валун размером с автомобиль, с выпуклостью, похожей на глаз, и угловатой трещиной по всей длине, которая делала его похожим на ухмыляющуюся акулу.

Да. Я вижу ее.

Вам далеко идти?

Нет.

Ее ответ, когда он пришел, был слабее, чем когда-либо прежде.

И мне тоже. Но нужно немного передохнуть.

Я добралась до скалы с акульей мордой. Спряталась от ветра и стояла на коленях, пока не оказалась почти на земле. Крошечные вихри ветра кружились у моих ног, частицы льда кружились, как звезды на орбите. В полутора километрах от нас, а если быть щедрой, то и в двух, флот был полностью охвачен пожаром. Авианосец превратился в пылающий костер, и пожары охватили несколько периферийных судов. Я знала, что ждать осталось недолго.

Я посмотрела вниз, и мой взгляд привлек какой-то отблеск формы и темноты, проступающий из-под снега всего в нескольких метрах от скалы-акулы.

Вот тогда-то я и поняла, что добралась до нее.

Я заставила себя встать, достала топор Чо и направилась к тому участку земли, где, как я полагала, все еще лежала она. Опустилась на колени, не обращая внимания на холод, который пробирался сквозь брюки. Смахнула верхний слой снега косящими движениями топорика, затем начала откалывать более твердый лед под ним. Он был похож на стекловидный камень, тверже, чем могла быть замерзшая вода. На каждый выбитый мной осколок при следующем ударе лед отражал удар топора. Я удвоила усилия, понимая, что должна справиться с ним, прежде чем холод возьмет свое.

Топор выскользнул из перчаток. Моя хватка становилась все менее уверенной.

Валентина.

Я приостановила раскопки.

Да, Татьяна?

Теперь я чувствую себя лучше. Мне просто нужно немного отдохнуть. Мне просто нужно закрыть глаза на несколько минут.

Я начала рубить лед с новой яростной решимостью, высоко поднимая топор и с силой опуская его вниз. Теперь я могла ясно видеть очертания ее тела, все еще одетого и, по-видимому, хорошо сохранившегося, несмотря на десятилетия, отделявшие ее смерть от настоящего момента. Однако подо льдом были две вещи. Примерно в полуметре от верхней части ее тела — там, куда она протягивала руку, — виднелась более мелкая и компактная форма. Я направила свои усилия в направлении этого предмета, лед скалывался чистыми, похожими на сахарную пудру осколками, пока топор не коснулся чего-то такого же твердого, но с совершенно другим резонансом: звон металла о металл, а не металла обо лед.

Едва переводя дыхание между ударами, я начала обнажать корпус. Я откалывала лед по бокам, пока не смогла просунуть топор между льдом и корпусом и использовать рычаг. Наконец что-то поддалось. Я продолжала работать топором, лед трещал и хрустел, когда я заставляла его отдать свою добычу. Когда футляр в конце концов освободился, он свалился так внезапно, что я упала на спину, а футляр полетел за мной и сильно ударил меня в грудь.

Я, должно быть, застонала.

Вэл?

Я достала. У меня есть коробка с семенами.

Откройте ее.

Нет, не раньше, чем мы окажемся в безопасном месте.

Ее голос — ее присутствие — теперь было слабым, не более чем дуновение ветра, которое могло быть как воображаемым, так и реальным.

Нет, откройте это. Для меня.

Начнем с того, что корпус не открывался. Он был запечатан, и кодовая панель не работала. Но я стерла наледь и продолжала тыкать в клавиши, снова и снова, пока они не начали слабо мигать красным. Даже спустя пятьдесят два года в ней все еще была какая-то сила, какая-то продуманная избыточность.

Я ввела код, который сказал мне Антти: Два, ноль, восемь, ноль.

Футляр щелкнул, и я с усилием открыла крышку. Внутри оказался второй футляр, точно такой же, как и в фермерском доме. То же запотевшее окно, стеклянные капсулы с пробками внутри, на каждом штрих-коде — обещание на будущее. Я смотрела на них достаточно долго, чтобы поверить, что они настоящие, а не фантомы, а затем снова закрыла крышку.

Я полезла в карман за перчатками и как раз вытаскивала одну из них, когда ветер подхватил ее, и она, закружившись, исчезла из виду за скалой-акулой.