Ар Мегиддо 1. Река вечности

— Что случилось? — нахмурился фракиец.

— Случилось вот... Этот город заброшенный... Не заброшен он вовсе. И даже больше за ночь стал. И стены целые, никакие не развалины. А под стенами — войско и палисад осадный.

— Ты чего несёшь? — протянул агрианин, снимавший доспехи, — в уме повредился?

— Не вру я! — заорал Аристомен, — войско там. Сюда идёт! Те, с которыми вы бодались — передовой отряд.

Начальник подошёл к Аристомену, поманил ладонью, дабы тот нагнулся.

— Ну-ка, дыхни.

Разведчик выругался. В его говоре эллин без труда опознал бы грубоватую дорийскую речь. Фракийцы большими языковыми познаниями не отличались. Меж собой они болтали на своём варварском наречии, а с македонянами общались на жуткой смеси македонского и того диалекта эллинского, что в ходу у фессалийцев.

— Дыхни, говорю!

Аристомен дыхнул.

— Да не пьяный я! Не вру! Правда, там войско! Большое! Сюда идёт! За нами колесничие гнались, моего товарища стрелой сняли. Время дорого! Мне к царю надо!

— А ведь не врёт, — сказал ещё один агрианин, — смотрите!

Аристомен повернулся. Из левого бедра его лошади торчало древко стрелы. Она вошла неглубоко, в ране виднелся бронзовый наконечник.

— Дай-ка, выну. Сошёл бы ты, парень, на землю. Умучишь кобылку...

— Мне к царю надо, — набычившись, повторил разведчик, — спешить надо.

— Не знай, не знай, как ты теперь царя найдёшь... — покачал головой начальник, — видал, что тут творится? Царь в битве сейчас.

— Где ещё наши?

— Вон там фалангу давят, — указал начальник, — нас "друзья" поддержали. Вперёд ушли с частью щитоносцев. Там, позади обозные и две-три сотни наших. Царь видать, на правом крыле.

— Фалангу давят?! А вы здесь прохлаждаетесь? — возмутился Аристомен.

— Ты за языком-то следи! Прохлаждаетесь... Мы своё уж отмахали! — с вызовом бросил фракиец с мешком, — эти псячьи дети наших положили без счёта, так мы за кровушку пролитую себе сверх платы возьмём!

Он встряхнул увесистый мешок.

— Дурни! — возмутился Аристомен, махнул рукой себе за спину, — там силы свежие стоят, пока вы тут трупы обираете! И ещё по вашу душу вороватую идут!

— Ты говори, да не заговаривайся! — прикрикнул фракиец с ромфайей.

Аристомен застонал и выразился семиэтажно, помянув чью-то мать, прелести блудливых лесных девок и охочий до них сатиров приап. Закончил невнятно про Тартар и тамошних сидельцев.

— Ладно, отпусти его, — распорядился начальник, — а ты, парень, лошадку-то поберёг бы. Гнать будешь, царя точно не догонишь.

Аристомен его уже не слушал.

— Хей! Пошла, родимая!

Фракийцы смотрели ему вслед.

— А вы ноги уносите! — донёсся до них крик удаляющегося разведчика.

— Проведать решил? — презрительно усмехнулся Аттал, поглядев снизу вверх на Лисимаха, — неужто царь так за меня переживает?

Сын князя Лангара сидел на земле. Рядом лежало обугленное бревно, но Аттал побрезговал пачкать об него свой дорогой нарядный плащ.

Подле стояли четыре невозмутимых щитоносца, а чуть в стороне толпились десятка два агриан, поглядывавших на своего бывшего предводителя, но не решающихся ослушаться царского приказа и освободить его.

Конь Лисимаха затанцевал возле вытянутых ног агрианина, но тот даже не подумал отодвинуться. Так и сидел, опёршись на руки, жуя травину. Запрокинув голову, рассматривал проплывающие редкие облака и щурился от солнечных лучей.

— Хорошо здесь. Не то, что вчерашние пустыни. Лес, полянка. Птички поют. Железки звенят... Прямо как у нас. А, Лисимах?

Гетайр скривился.

— Железки тебе слух ласкают? Волчья душа...

— Не, — возразил Аттал, — не волчья. Волчья — у гетов. Они вот совсем дикие. Мы, агриане — нет.

— Ишь ты, — усмехнулся Лисимах, — думаешь, раз царь к твоему отцу благоволит, то ты и варваром перестал быть?

— А ты? — парировал Аттал, — перестал быть варваром? Я по-эллински почище тебя говорю, македонянин. Ты может софистов слушал? А в театре хоть раз бывал? Так кто из нас варвар?

— Ну, хватит, — отрезал царский телохранитель, — Александр велел освободить тебя и вернуть оружие.

Он бросил к ногам князя агриан маленький круглый щит-лазейон, прямой меч, шлем с высокой тульёй и личиной, изображающей Ареса. А может фракийского бога войны Кандаона, поди, разбери, что на уме у чеканщика было.

— Да ты что! — в притворном изумлении прикрыл рот Аттал, — простил меня царь?

— Не знаю! — рявкнул Лисимах, — хватит тебе тут прохлаждаться! Бери своих головорезов, строй обозных и вперёд! Фаланга тебе путь откроет. Убираться надо с этого поля. Эти египтяне покруче персов оказались. Как спарты[59] дерутся и такие же неуязвимые, даймоны чернозадые!

[59] Спарт (греч.) — "посеянный". Спарты — неистовые в бою воины (не путать со спартанцами), выросшие из зубов дракона, посеянных героем Кадмом, легендарным основателем Семивратных Фив. Согласно Павсанию, из рода спартов числил себя знаменитый фиванский полководец Эпаминонд.

— А, напинали вам, македоняне? — усмехнулся Аттал, — сбили спесь?

— Выполняй приказ! — раздражённый Лисимах стегнул коня, — щитоносцы, за мной!

Четверо гипаспистов бросились бегом за царским телохранителем.

— И на кого ж вы нас покинули! — всплеснул руками Аттал, поднимаясь с земли.

Он сбросил с лица маску зубоскала, разом посерьёзнел. Окинул взглядом воинов. Подобрал оружие.

— Ну что? Придумает судить меня сынок змеюки, найдётся, что ответить. Уж войску-то точно найдётся. А сдохнуть здесь всяко не лучше. Стройся!

Протяжно заревел навьюченный осёл, перекрывая шум битвы, гремящей всего в пятистах шагах к северу.

Всё-таки до царя Аристомен не доехал. Лошадь споткнулась и разведчик, перелетев через её голову, пропахал носом землю. Хорошо хоть не сломал себе ничего.

Он поднялся. Прихрамывая, подошёл к кобыле. Та косила на него глазом, возле рта пузырилась пена. Бедро в крови.

Аристомен потянул за узду.

— Ну, ласковая, вставай. Ещё немного. Там отдохнёшь.

Лошадь дёрнулась, заржала, но не поднялась.

За кустами явственно различалось движение, топот ног, фырканье лошадей и мулов, окрики обозных. Воняло свежим конским навозом. Роились тучи слепней.

Ветки качнулись и оттуда показались двое фракийцев.

— Гонец к царю! — крикнул им Аристомен, — лошадь есть?

Агриане подошли, не говоря ни слова.

— Лошадь есть? — повторил разведчик.

— Ты кто такой борзый? — пролаял один из фракийцев.

Аристомен скрипнул зубами.

"Ну, сколько можно..."

— Гонец к царю со срочными вестями.

Эти агриане оказались не такими тугодумами, как предыдущие.

— Пошли.

За кустами двигалась колонна. Она уже почти вся миновала это место, Аристомен наткнулся на её хвост.

Царь Филипп отучил македонян пользоваться обозом. Воины в походах всю поклажу тащили на себе в плетёных из лозы заплечных корзинах или кожаных ранцах. Каждой декаде полагался слуга и мул для перевозки палаток и тяжестей, вроде жерновов для ручных мельниц, котлов, кирок и лопат. Каждого гетайра так же сопровождал слуга-оруженосец, ходивший за лошадью. Все эти люди, рабы, отпущенники и свободные из бедняков, в бою шли позади войска, выносили раненых, а иногда сами вступали в сражении, прикрывая крылья фаланги, для чего им давалась праща и короткий меч.

Обоз македонян, по мере их продвижения вглубь Азии, постепенно увеличивался. Особенно он разросся после Исса, где была захвачена богатая добыча. Теперь войско сопровождали сотни телег. Впрочем, в набег на варваров, живущих в отрогах Антиливана, Александр взял только лёгкие части, способные передвигаться быстро. Телег в отряде насчитывалось не больше десятка. А мулов, заводных и вьючных лошадей сотни четыре.

После того, как лохаг Менесфей, принявший фалангу, разделил её на две колонны, обоз с охранением из агриан двинулся через поле смерти.

Две трети обоза уже находились внутри коридора, образованного колоннами щитоносцев. Аттал, шедший во главе последней трети, отставал. Именно на него наткнулся Аристомен.

Князь агриан, не задавал много вопросов. Он не стал интересоваться, кто перед ним, ибо, вхожий в свиту царя, каждого разведчика из команды Никанора знал в лицо.

— Войско, значит, подходит? Опоздал ты, парень. Нам и так здесь уже хорошо врезали. Видишь, какая тут заруба?

Аристомен видел. Они подходили к месту, где на фалангу обрушился первый залп египтян. Последствия впечатляли...

Раненых, кто мог идти, взяли с собой. Некоторых положили на телеги и волокуши, посадили на мулов, с которых без жалости скинули все лишнее. Ночь-другую можно и без палатки скоротать, а в главном лагере под стенами Тира новых нашьют. Тяжёлых, безнадёжных, милосердно прикончили. Всё равно им бы никто не смог помочь. Македоняне прекрасно понимали, что это поле за ними не останется...

— Лошадь тебе? А раненых я куда дену?

— Приказ, — процедил Аристомен.

— Да срать я хотел на его приказы! — вскипел Аттал.

Аристомен опешил.

— Ты чего, фракиец? Кругом народу тьма. Донесут, голову царь снимет.

— А он и так мне её снимет! Бабу трахнули, видите ли... Сам вдову Мемнона приневолил, на ложе себе кинул! Галикарнас со Старым Тиром по кирпичику разнёс! "Друзья" в золото оделись, Птолемей себе вон, целый гарем уже набрал на манер персидских! А тут бабу одну огуляли... Может она сама хотела... Воинов обуздай... Своих пусть обуздает, змеёныш!

Аттал совсем разошёлся и не замечал, что движение колонны замедлилось и на него недоумённо смотрит сотня глаз.

Аристомен стоял спиной к сражению. Сзади нарастал шум, топот копыт, скрип боевых повозок. Агриане закричали все разом, заржали лошади, заревели мулы.

Лазутчик обернулся. Сплюнул.

— Ты чего на меня-то орёшь, придурок? Накопилось, так вон на них выплесни!

Аттал выглянул из-за его плеча, охнул.

— Рассредоточиться!

Да уже некуда. Отряд Сехмет врезался в толпу агриан и обозных. Топча конями и пронзая копьями, египтяне почти мгновенно прекратили существование обозного охранение, как боеспособной единицы.

— Не стой! — Аристомен в прыжке сбил Аттала с ног.

По тому месту, где только что стоял князь, промчался всадник на вороном коне. Лазутчик отскочил в сторону, потеряв шляпу. Выхватил из-за спины меч (всегда в разведке его там крепил, так сподручнее, иной раз ведь и по земле проползти надо). Вскочил.

Вокруг творился хаос. Египтяне, закованные в бронзу, на столь же надёжно защищённых колесницах, копьями гоняли агриан, которые пытались огрызаться дротиками. Кто-то раскручивал пращи, и от них в этой свалке оказалось больше пользы: метко пущенные увесистые снаряды сбили нескольких Хранителей на землю. Кому попали в голову, тот не встал. Одному из упавших Аристомен помог отбыть в Аид (или куда там попадают души этих варваров).

Избиваемые фракийцы жутко вопили, разбегались, но кое-кто ещё сопротивлялся. Аттал, придя в себя, кинулся к одной из остановившихся колесниц. Князь ловко увернулся от копья и ударил мечом воина, стоявшего на площадке. Бронзовая чешуя выдержала, но тот всё равно упал: клинок, не добравшись до плоти, сломал ему ключицу.

— Фракиец! — заорал лазутчик, — да хрен с ним, с царём, о наших товарищах подумай! Там войско на подходе! Похоронят здесь всех!

Прямо перед разведчиком египтянин, спрыгнувший на землю, надел на копьё агрианина, вооружённого ромфайей. Падая, тот выронил оружие, а Аристомен немедленно его подхватил, отбросив свой меч. Увернулся от следующего удара, перекатился по земле, и в выпаде снизу вверх поддел длинным узким клинком чешую египтянина, пронзив его насквозь.

К Атталу подлетел конный фракиец.

— Князь, руку давай!

Тот послушался и фракиец рывком забросил его себе за спину.

— Аттал! — кричал Аристомен, — забудь обиду, предупреди царя!

— Амадок, гони к Александру!

— Ты что?! Он же...

— Гони!

Воин повиновался. Аристомен бросился за ними по направлению к укрытому кустами неглубокому оврагу (он ещё не знал, что там овраг, но знал фракиец, подобравший Аттала). Ему тоже не улыбалось погибать в этой бойне.

Мимо свистнула стрела. Потом ещё одна. Прямо на них, вдоль зарослей неслось несколько четырёхконных колесниц.

Ранефер и Анхнасир, выбравшиеся из пекла на простор, били из луков. Конь с двумя седоками споткнулся и они полетели на землю. Поднялся только один.

— Амадок?!

Фракиец не отозвался. Он лежал лицом вниз, на спине под рубахой что-то подозрительно топорщилось. Вокруг расплывалось тёмное пятно.

— Бежим! — закричал Аристомен и они с Атталом нырнули в заросли.

Аннуи, мчавшийся на выручку Ранефера, видел, как щитоносцы врага, всем своим видом выказывая презрение к смерти, деловито шли к северной дороге. Он не пытался атаковать их. Дорогу чужакам ещё преградят Хранители и Нейти-Иуни. Да и хабиру встретят. Хотя насчёт боеспособности последних он сильно сомневался. Но должна же быть хоть какая-то польза от этих аму, возлюбивших овец больше жены[60]! Себя Аннуи, обласканный при дворе, к презренным скотоложцам причислять не желал.

[60] Аму — овцевод. Собирательное древнеегипетское название кочевников. Ещё во времена XII династии приобрело инвективное значение — "зоофил".

Нет, нечего ему связываться с этими копейщиками, надо найти Ранефера.

Первую группу легковооружённых акайвашта, грабивших убитых, Сехмет разметали в клочья. Никто живым не ушёл. Воины Аннуи заплатили за удачу немногими.

Чуть поодаль виднелись ещё люди. Аннуи повёл отряд прямо на них. Он издали разглядел (а с возрастом зрение вдаль стало у него острее, чем ближнее), что это обозные. Здесь заросли становились гуще, поэтому он до сих пор не видел колесницы Ипи.

"Ладно, разберёмся сначала с обозом. И как бы не завязнуть в кустах".

Удар вышел предсказуемо сокрушительным. Акайвашта в панике разбегались, сопротивлялись немногие. В круговерти драки Аннуи заметил, наконец, приближающиеся хевити и сердце его преисполнилось радостью.

"Вырвались! Только бы он был жив!"

Однако прежде встречи с Верховным Хранителем предводитель Сехмет увидел несущегося коня с двумя всадниками. Один из них одет богато. Командир? Командира надо бы пленить. Аннуи поворотил коня и поскакал следом.

Догнать беглецов не успел, чья-то стрела поразила их коня. И, верно, одного из седоков. Второй бросился в заросли. За ним нырнул ещё один воин. Куда они побегут? Могут, конечно, на все четыре стороны, но скорее всего к северной дороге, туда же, куда рвутся все акайвашта.

Скача по кустам, Аннуи никогда бы не догнал беглецов. Но овраг извилист, можно срезать путь, пока они пробираются по его дну. Военачальник натянул поводья. Его захватил азарт охоты.

Аттал и Аристомен продирались через кусты. Лазутчик не бросил длинный клинок и рубил им заросли.

— Слышь, князь, тут дело серьёзное. Там не просто войско египтян. Куда хуже дело.