— Я ведь был с вождем на переговорах. Тот старик... Он сказал, что его зовут Красс. Я не знаю, кто такой Красс, но Рицимер знал. Он будто сломался, думал, никто не слышит, но я-то был рядом, когда он прошептал: "Это кара небес".
— Да кто же это?! Скажешь ты, наконец? Потом хоть все тут сожри!
Ала откашлялся.
— Эта армия не из нашего мира. Красс жил пять веков назад, когда у римлян была великая империя, а наши предки-германцы и думать не смели, что когда-нибудь будут в Риме. К стенам Рима пришли легионы той древней империи. Но это не призраки, они из плоти и крови. Такие же солдаты, как мы.
Одоакр вертел в руках кубок, вглядываясь в лицо Алы.
— Не веришь? Я тоже не верил. Как, почему? Я не знаю. А только каждое мое слово правда. Мы сражались с предками нынешних римлян. А они — не то, что теперешние неженки. Эти римляне — прекрасные бойцы, да ты и сам это знаешь.
— Но это же... чудо. Выходит, попы правы и чудеса бывают?
— Выходит так.
Они помолчали. Ала унял голод и теперь отдавал должное вину и фруктам.
— Сколько их? Какие у них планы?
— Точно не знаю. Пробираясь сюда, я видел их армию на марше. Не меньше тридцати тысяч, да еще в Риме сколько-то осталось.
— Говоришь, на марше? Они идут сюда?
— Нет. Встанут у Нарни. Там хорошая позиция, Гундобаду не пробиться. Надо сказать ему, чтобы сворачивал с этой дороги, лучше их обойти. Сколько здесь людей?
— Около двадцати тысяч. Это с моими федератами.
— С твоими? Так ты теперь вместо Рицимера?
— Солдаты признали меня.
Одоакр выжидательно поглядел на Алу, тот неспеша потянулся.
— Спрашиваешь, признаю ли я тебя? Да, признаю. Сейчас не время чтобы выяснять, кто главней. А из тебя выйдет хороший вождь. Думаю, Синдила в Равенне тоже не будет против. Так что я на твоей стороне, и потому повторю — надо обойти римскую армию, здесь нам не победить.
— Не спеши, Ала. Гундобад — просто наглый щенок, и я не уверен, что нам с ним по пути. Может, не так уж и плохо если он по своей тупости попадется в ловушку. Это собьет с него спесь.
— Вот как? Хочешь избавиться от бургундов?
— Я еще не сказал, чего я хочу. Но ты не видел, что они творят в здешних городах. Им все равно, но нам-то еще жить здесь придется. Так что не будем говорить Гундобаду, что его ждет впереди. Пусть узнаёт сам. Если он вообще знает, что такое разведка.
— Что ты задумал? Уж не хочешь ли ты договориться с римлянами?
Одоакр поставил кубок на стол.
— Я должен подумать. Прости, что не даю тебе толком отдохнуть, но будь готов вскоре выехать из города. Гундобад пока не знает, что ты прибыл, а доверять я могу только тебе.
Алый отблеск зари заиграл над цепью невысоких гор на востоке. Утро вступало в свои права, и предрассветный сумрак быстро рассеивался.
Фульциний потер руки, покрывшиеся "гусиной кожей", и постарался встряхнуться. Хотелось спать. "Скорее бы солнце взошло", — подумал он, поднимаясь на холм. Даже сверчки и цикады, донимавшие своим пением всю ночь, казалось, разделяли его ожидания. Они примолкли, затаившись в траве, и вокруг стояла звенящая тишина.
Марк быстро взбежал наверх, упал на колено и посмотрел вниз. Фламиниева дорога, огибая холм, бежала на север через широкую долину, посреди которой стоял городок. Карсулы. Даже отсюда было видно, что город не обитаем. Над крышами домов не курились дымки очагов, не перекликалась городская стража, рабы, встававшие раньше своих господ, не спешили к колодцам набрать воды для утренних омовений. Город был мертв, и лучше всего об этом говорила сама дорога, густо заросшая травой, а кое-где на ней даже пробивались молодые деревья. Легкий утренний туман не мешал разглядеть низкие осыпавшиеся стены, пустую арку ворот и заросший плющом забитый грязью акведук в южном конце города.
Услышав за спиной чье-то пыхтение, Фульциний обернулся. Ну конечно! Жрец, не утерпев, решил присоединиться к нему. Марк нетерпеливо помахал рукой, показывая, что нечего маячит на фоне неба. Феликс послушно присел.
— Карсулы. Добрались, наконец-то! Тяжеловато в мои-то годы совершать ночные прогулки.
— Где твоя обитель? — Фульциний вновь обернулся к городу.
— Обитель не моя, но достойных сестер-врачевательниц. Святой Дамиан, который когда-то жил здесь...
Фульциний нахмурился.
— Да, понимаю... Обитель на той стороне. Смотри — вон амфитеатр, за ним рыночная площадь, вон те развалины — базилики и храмы, а за ними — видишь высокий дом, окруженный стеной? Вот это она и есть, обитель Святого Дамиана.
— Не вижу там никакого движения. Хотя далековато. Да и рано еще.
— Нет, ты прав! Сестры обыкновенно встают рано. Это странно. Впрочем, всякое может быть. Поедем, посмотрим?
— Опасности вроде бы нет... Но надо сделать все быстро. Идем.
Обернувшись, Фульциний бросил взгляд на дальний конец города, где Фламиниева дорога вновь исчезала среди холмов. В любой момент из-за этих холмов могла появиться армия Гундобада.
Спустившись с холма, Фульциний молча указал рукой в сторону города, и маленький отряд тут же последовал за ним. Галл, Проныра и Сальвий вели в поводу пять оседланных коней, предназначавшихся для монахинь. Феликс не знал есть ли у сестер собственные лошади, а оказаться на пути наступающей армии никому не хотелось.
Миновав пустой проем ворот, загроможденный парой каменных блоков, свалившихся прямо на дорогу, они вошли в город. Копыта коней мерно цокали по камням, их шаги легким эхом разносились среди покинутых зданий, приглушенные захватившей дорогу травой. Никто не разговаривал. Мертвый заброшенный город производил неприятное впечатление.
Обогнув старый амфитеатр, они увидели обитель, огражденную стеной сухой кладки высотой футов пятнадцать. Даже отсюда было видно, что ворота закрыты.
— Добрый знак, — произнес Феликс. — Кто-то там определенно есть.
"Вот только кто?" — подумал Фульциний, но ничего не сказал. Их было всего четверо. Пятеро, если считать жреца, хотя какой от него в бою толк? — и встреча с противником в планы Фульциния не входила. Но время не оставляло иных способов узнать, кто расположился в обители. Поэтому, приказав своим людям сесть на коней и быть готовыми удирать, он постучал в ворота.
— Эй, есть кто живой? Открывай!
Некоторое время ничего не происходило, потом где-то скрипнула дверь, послышались шаркающие шаги.
— Погодите, добрые люди, — донесся из-за ворот женский голос. — Такой ранний час, и мы...
В створке ворот открылось маленькое зарешеченное окошечко, на миг мелькнули заспанные глаза, и окошко тотчас затворилось.
— Вы воины? Что вам нужно? Здесь святая обитель, солдатам с оружием нет здесь места.
Голосу явно пытались придать уверенность, но дрожь выдавала испуг. Фульциний пожал плечами и ожидающе посмотрел на жреца. Тот соскочил с лошади и подошел к воротам.
— Это я, Феликс, смиренный служитель Христа из Рима, — мягко произнес тот. — А солдаты всего лишь сопровождают меня. Мы вам ничем не грозим. Здесь ли сестра Зенобия, настоятельница обители?
Окошко опять открылось. Глаза глядели изучающее.
— Я позову мать настоятельницу. Уж извините, устали мы все, столько народу вчера прибыло, столько народу... Пойду разбужу.
— Эй, а нам что, здесь торчать что ли?!
Но окошко захлопнулось вновь. Фульциний сплюнул и спешился, остальные последовали его примеру.
— Сальвий, а ты куда? Давай-ка обратно на-конь и дуй к северным воротам, смотри за дорогой. Если что — мчись сюда.
Сальвий кивнул и ускакал.
Тем временем обитель пришла в движение. Хлопали двери, слышались голоса, где-то раздался детский плач.
— Это еще что такое? — Фульциний посмотрел на жреца, но тот лишь помотал головой.
— Сам не знаю. Но сестра что-то говорила про прибывших людей, возможно...
Послышался скрежет засовов, ворота со скрипом отворились.
— Здравствуй, Феликс. Рада вновь тебя видеть.
Перед ними стояла высокая матрона средних лет, облаченная в черный балахон с капюшоном. В молодости она явно была красива, да и теперь ее красота еще не поблекла, но с годами аристократическое лицо приобрело печать внутренней силы и некоторой надменности. Ее взгляд скользнул по солдатам и вернулся к Феликсу.
— Здравствуй, Зенобия. Сколько лет прошло. Не думал увидеть тебя когда-нибудь вновь.
Фульцинию показалось, или на миг ее губы дрогнули?
— И я рада тебе. Входите.
Она отошла в сторону и все четверо вошли во двор, ведя за собой лошадей. Фульциний огляделся. Встречать их, похоже, высыпало все население, а людей тут и вправду оказалось немало. Вокруг Зенобии собралось еще четыре сестры разного возраста, все в одинаковых балахонах. У старого колодца посреди двора стоял пожилой мужчина в помятой тунике и дорожном плаще, возле него застыли двое подростков лет четырнадцати. У входа в дом расположились три молодых женщины, две из них баюкали на руках младенцев, закутанных в чистые пеленки. Оба мирно сопели, плач же доносился из дома, значит, был там и кто-то еще. Заспанные люди, оторванные от сна их прибытием, смотрели настороженно и испуганно.
— Вчера мы легли поздно и не ждали гостей. Завтрак еще не готов, но если вы подождете...
— Некогда ждать, Зенобия. Мы явились за вами. Сюда идет армия Гундобада. Римские войска ждут их у Нарни. Мы отвезем вас в наш лагерь. Собирайтесь немедля.
При этих словах жреца одна из женщин вскрикнула, прижав ребенка к груди. Сестры растерянно уставились на настоятельницу, а мужчина у колодца аж присел.
— Мы знаем о них. Эти люди беженцы. Они остановились в обители по дороге в Нарни, и , видно, сам Господь послал вас сюда. Под вашей защитой они будут в безопасности. Но мы не покинем обители. Варвары не посмеют коснуться чад Христовых и святых стен.
— Что ты такое говоришь, Зенобия? Варвары на то и варвары. Тут и речи быть никакой не может. Ты поедешь с нами. Вернетесь в обитель после сражения.
— Но...
— Я знаю, ты ничего не боишься, и вера твоя крепка. Но подумай о сестрах. К вечеру или, самое позднее, завтрашним утром, здесь пройдут бургунды. Дикие варвары, не верящие ни в Бога ни в Дьявола, что они сделают с вами?
— Господь защитит нас.
— Как бы не так! — звонкий голос принадлежал юноше, только что вышедшему из дома.
Юноше? Фульциний вгляделся и удивленно покачал головой. То была девушка в мужской тунике и коротком плаще. Ее светлые волосы были коротко срезаны неумелой рукой, на поясе болтался меч.
— Никого он не защитит. Как не защитил моего отца. Как не спешил защитить и меня. Бургунды — дикие звери, они понимают только вот это! — тонкая рука стиснула рукоять меча.
Фульциний невольно залюбовался ею. В ее серых глазах не было страха. Только ненависть и стремление любой ценой отомстить. "Интересно, как она выглядит, когда улыбается", — подумал Марк неожиданно для себя.
— Ливия! — настоятельница едва не задохнулась от возмущения. — Что ты говоришь?! В этих стенах...
Ее прервал громкий стук копыт. Марк, разом освободившись от наваждения, бросился к воротам.
— Варвары! — выкрикнул Сальвий, на ходу спрыгивая с коня. — Большой отряд. Не меньше пятидесяти солдат. Все верхами, скачут во весь опор. Будут здесь через четверть часа.
Фульциний грязно выругался.
В наступившей тишине было слышно, как капает вода у колодца. Да еще шепотом молилась одна из сестер. Фульциний облизнул пересохшие губы, и тут же Сальвий потряс его за плечо:
— Ты что, не слышал меня?! Варвары! Надо бежать!
Марк медленно обвел глазами двор. Люди, простые люди, не воины. Женщины, грудные младенцы, даже мужик этот перепуганный насмерть... У них нет лошадей, да если б и были — далеко ли они уйдут?! Внезапно он ясно увидел, что будет здесь через полчаса. Огонь и пепелище. И трупы. Изнасилованные женщины, надетые на копья младенцы... Нет! Сбрасывая наваждение, он помотал головой и стряхнул руку Сальвия.
— Мы не уйдем.
Проныра и Галл, уже успевшие подскочить к лошадям, остановились и удивленно воззрились на командира. Сальвий побледнел.
— О чем ты говоришь, Марк? Нам не остановить их. Варваров слишком много! Что толку погибать здесь, с этими.., — тут он закашлялся и осекся.
— Пусть нас мало, но мы — солдаты Рима. Наш долг защитить этих людей. Если придется, мы встанем между ними и варварами.
— Ты сошел с ума, — еле слышно проговорил Сальвий. — Ты не можешь приказать нам умереть ради... Ради чего?!
— Может быть. Но я остаюсь. Хотя... Ты прав в одном, я не могу приказать вам остаться. Поступайте, как считаете нужным.
Проныра пожал плечами и встал рядом с Фульцинием.
— Ты командир, Марк. Если ты говоришь, что надо остаться, я остаюсь.
Галл посмотрел в небо, коснулся рукой гривы лошади и молча отошел от нее.
Сальвий хотел что-то сказать, но, посмотрев в лица друзей, опустил глаза.
— Я хочу жить. Если вы... Если.., — махнув рукой, он отвернулся.
— Я не осуждаю тебя. Иди. И удачи тебе.
Сальвий поднял глаза, впервые в жизни Марк увидел в них слезы.
— Я поскачу в лагерь Октавия. Он ближе всех отсюда. Помчусь как ветер. И клянусь тебе, Марк, через два часа я приведу помощь! Если придется — сам подниму кавалерию. Держитесь, ребята! Два часа...
Фульциний шагнул вперед и порывисто обнял Сальвия.
— Мы будем ждать. Скачи во весь дух!
— И возьми мою Эпону, — добавил Галл. — Во всей армии нет лошади быстрее.
Сальвий кивнул и вскочил в седло. Внезапно он сорвал с себя перевязь с мечом и протянул Марку.
— Вам он будет нужнее.
Едва Фульциний взял меч, Галл свистнул и крикнул что-то на своем языке. Белая кобыла рванулась с места, обдав всех мелким щебнем из-под копыт.
Никто не проронил ни слова и не двинулся с места. Люди глядели на Фульциния, ожидая приказов, безоговорочно вверяя свои жизни в его руки. Сальвий дал им надежду, но такую призрачную, что полагаться на нее было нельзя.
"Ну, что тут можно сделать?"
Фульциний еще раз оглядел обитель. Высокий дом, больше похожий на башню, полукругом охватывала стена почти двадцати футов высотой.
"Влезть на нее без лестниц будет трудновато. Ворота... Ничего, крепкие такие ворота. Тому, кто захочет их выбить, придется повозиться. А это что там такое?"
В дальнем конце двора громоздилась куча битого камня. Какая-то пристройка, то ли амбар, то ли конюшня. И ее разломали для каких-то надобностей. "Это нам может пригодиться. Так..."
— Женщин и детей в башню! Запритесь там и чтоб носа не высовывали! Эй, а вы куда?! Да, ты! Как звать?
— Анк Плоций, господин! Я мирный торговец из Мевании, я всего лишь...
— А эти?
— Мой сын и племянник, господин солдат. Спурий и Секст. Мы здесь...
— Галл! Бери себе этого Плоция и его ребят. Вон те камни тащите на стену, туда где ворота. Валите как придется, но чтоб их было много!
Плоций пытался что-то сказать, но Галл заорал на него не хуже центуриона, и дело пошло. Видя, что у женщин от страха ноги приросли к земле, и в дом никто не спешит, Марк обратился к Зенобии.
