— Я понимаю, что все еще осваиваюсь, — продолжила она, — но не могу отделаться от подозрения, что мне следовало бы позаботиться о том, что бы вас ни задержало.
— По большей части это был просто сбор документов, миледи. — Клинкскейлс поморщился. — И, как я вам уже говорил, это был скучный процесс. Я переложил всю бумажную работу на Артура, чтобы он присматривал за нами. Однако завтра утром мы с вами проведем марафонскую автограф-сессию, чтобы согласовать все детали. Уверен, — сухо добавил он, — это будет так же скучно, как и собирать их.
— Я едва могу дождаться, — тон Хонор был таким же сухим. — Подписывать документы для нового командования — это уже само по себе плохо. Я подозреваю, что завтра будет еще хуже.
— О, я думаю, что могу это гарантировать, — ответил Клинкскейлс, и Хонор усмехнулась. Затем она грациозно помахала охранникам, которые последовали за ним в кабинет.
— Почему я не думаю, что вы привели этих джентльменов с собой только для того, чтобы защитить себя от моего гнева, когда предупреждали меня об этом?
— Потому что я не тот, кого они здесь должны защищать, миледи, — сказал Клинкскейлс, и глаза Хонор сузились от его неожиданно серьезного тона.
Она пристально посмотрела на него, затем подняла бровь в молчаливом вопросе, и высокий, все еще дородный регент оперся на свой посох.
— Ваша светлость, я знаю, как вы были заняты. Тем не менее, я также... сильно подозреваю, что есть по крайней мере несколько ваших обязанностей, которые вы откладывали до сих пор. К сожалению, вы больше не можете этого делать.
Он замолчал, и Хонор склонила голову набок, ощущая его искреннее раздражение и скрытую за ним серьезность.
— И какие же из этих "обязательств" вы имели в виду, Говард?
— Миледи, грейсонские законы очень специфичны в отношении некоторых юридических обязательств землевладельца. И одно из них, как я уже упоминал вам в нескольких письмах, — это требование о том, чтобы любого землевладельца сопровождали его или ее личные телохранители. Как вы, возможно, помните, я несколько раз предлагал вам найти время для визита на Грейсон, чтобы мы могли позаботиться об этой незначительной детали.
— Говард, я служу в военном флоте и сорок стандартных лет сама о себе забочусь. Мне не нужно...
— Простите меня, миледи, — прервал ее Клинкскейлс, — но на самом деле дело не в этом. Это чистая правда, что вы офицер военного флота, к вам предъявлялись другие требования, и до сегодняшнего дня эти требования были важнее ваших обязанностей здесь, на Грейсоне. Но сегодня вы официально присягнули на верность и заняли свое место во главе землевладения Харрингтон. А это значит, что закон больше не может смотреть в другую сторону и идти на уступки, чтобы освободить вас от обязательств землевладелицы Харрингтон.
Он пристально посмотрел ей в глаза, и она почувствовала укол стыда, потому что в его словах был смысл. Она знала, что он прав. Она использовала свои флотские обязанности, чтобы оттянуть этот момент, отчасти потому, что знала, что Клинкскейлс справится с управлением лучше, чем она когда-либо смогла бы. Но также и из-за его необратимости. Сейчас она призналась себе в этом. Она откладывала это, потому что возвращение на Грейсон, принесение присяги, официальное принятие всех "обязательств землевладелицы Харрингтон" заставило бы ее собственную упрямую честность и чувство долга действительно принять на себя эти обязательства.
— В равной степени, — продолжил Клинкскейлс через некоторое время нарочито легким тоном, — хотя я вполне готов признать, что в прошлом вы прекрасно "присматривали" за собой, я лично считаю, что пришло время нанять кого-то еще для выполнения этой небольшой рутинной работы. Кого-то, кто, возможно, будет рядом, чтобы оказать небольшую помощь в следующий раз, когда, скажем, вы решите в одиночку справиться с целой группой вооруженных убийц. Это определенно важный фактор в моем мышлении по этому вопросу.
Он бросил на нее очень серьезный взгляд, напомнив о том, как они с Нимицем защищали Бенджамина Мэйхью и его семью.
— Но мои личные чувства также не имеют отношения к делу, — продолжил он. — Во-первых, таков закон, действующий со времен гражданской войны и гибели Пятидесяти Трех. И, во-вторых, позвольте мне отметить, что с сегодняшнего утра вы официально являетесь землевладелицей Харрингтон. Это делает вас главой землевладения, а главы землевладений несут ответственность за защиту линии наследования.
Хонор открыла рот, но он вежливо оборвал ее поднятым жестом.
— Миледи, как вы только что отметили, вы офицер флота, и, как признал конклав, ваши обязанности перед королевством, в котором вы родились, и вашей королевой предшествуют вашим обязанностям перед Грейсоном и вашим ключом землевладелицы. Я принимаю это, как и конклав. И это означает, что все мы согласны с тем, что вас вполне могут снова призвать к военным действиям, где вы будете подвергаться риску серьезных травм или смерти. Но у вас нет наследника, и это совсем новое землевладение. Это означает... хрупкость, и если есть что-то, что я или кто-то другой может сделать, чтобы свести к минимуму вероятность того, что с вами что-то случится и разрушит эту хрупкость, мы несем ответственность за это, а вы несете ответственность за то, чтобы позволить нам это сделать.
Он пристально смотрел ей в глаза, и Хонор ощутила стальную решимость в его взгляде. И, как она поняла, против своей воли, он был прав. Точно так же, как капитан корабля ее величества не имел права руководить наземными атаками на что-то вроде базы "Блэкберд", у землевладельца — любого главы землевладения — не было иного выбора, кроме как принять защиту своей собственной службы безопасности, по крайней мере, когда он находился на земле в своей роли землевладельца. На борту корабля или на действительной флотской службе — это может быть по-разному, но в данный момент она не была ни на борту корабля, ни на действительной службе, не так ли?
— Хорошо, Говард, — вздохнула она. — Я действительно не пытаюсь ставить препятствия или прогуливать занятия. Просто...
— Просто вам все еще трудно смириться с тем, что вы землевладелица, миледи. — Клинкскейлс покачал головой. — Я надеюсь, что вы поймете это до того, как Испытующий прижмет меня к своей груди, но до сих пор мне не удавалось убедить букмекеров Остин-Сити дать мне очень хорошие коэффициенты.
— Я не настолько плоха, Говард! — запротестовала она, заливаясь смехом.
— При всем моем уважении, миледи, вы не "настолько" плохи — вы еще хуже.
Хонор громко рассмеялась, затем снова посмотрела мимо него на двенадцать мужчин, которые последовали за ним в ее кабинет. На том, что стоял в центре первого ряда, были парные нашивки майора с серебряными мечами на воротнике, и, когда он стоял там, зажав фуражку с козырьком под левой рукой, она поняла, что он показался ей знакомым. Она не могла вспомнить, кто именно...
Затем до нее дошло, и ее миндалевидные глаза потемнели, когда воспоминания всплыли из глубин ее сознания.
— Майор Лафолле, — тихо произнесла она.
— Миледи. — Он щелкнул каблуками и снова поклонился в знак признательности.
— Я и не знала, что вы ушли из дворцовой охраны, — сказала она.
— Протектор согласился на мой перевод, как только я попросил об этом, миледи.
— Это не совсем то, к чему я клонила.
— Миледи, Аллен погиб рядом с вами. — Лафолле твердо встретил ее взгляд. — И вы убили человека, который убил его. А потом вы с Нимицем, — он мотнул головой в сторону древесного кота, не отводя взгляда от Хонор, — продолжили защищать моего протектора и его семью от людей, которые пришли, чтобы убить их. Которые чуть не убили вас. — Он едва заметно покачал головой. — В тот день, когда была утверждена охрана землевладения Харрингтон, я понял, куда меня направляет Испытующий.
Нимиц издал тихий звук из-за угла одного из офисных столов, и Хонор, не задумываясь, раскрыла объятия, когда он легко прыгнул в них. Ее связь с котом и его чуткостью все еще росла, все еще углублялась, но все же она была более чем достаточно сильной, чтобы она почувствовала железную искренность Лафолле.
И решимость.
Она на мгновение закрыла глаза, вспоминая тот ужасный ужин, звуки дисраптеров, кровь, ужас, чувство отчаяния, когда она поняла, что они с Нимицем — это все, что у нее осталось, и агонию от разряда дисраптера, который ослепил ее, повредил нервы на половине лица и швырнул ее парализованное тело на пол. И когда она посмотрела на Эндрю Лафолле, то снова увидела залитое кровью лицо отчаянно решительного лейтенанта, возглавлявшего дворцовую охрану, который с боем пробивался сквозь все, что могли подстроить предатели-маккавеи, чтобы добраться до своего протектора.
Лейтенанта, который нашел своего брата мертвым среди павших защитников Мэйхью.
Она видела его лишь мельком, через плечо Бенджамина, когда пистолет павшего оруженосца в руке протектора убил стрелявшего в нее убийцу, который собирался сделать следующий выстрел на поражение. Но она помнила каждую отвратительную деталь той ночи и снова встретилась с Лафолле — ненадолго — на маленьком частном ужине, на который Бенджамин пригласил ее перед возвращением на Мантикору. Она вспомнила, что тогда он был капитаном и состоял в личной охране Бенджамина. Осознание того, что он оставил подобную должность, чтобы присоединиться к охране самого нового, бедного и младшего землевладения Грейсона...
— Я не могу говорить за Бога, майор, — сказала она, наконец. — Но знаю, что не могу представить никого, кого бы я предпочла видеть во главе своих охранников.
Он снова наклонил голову, и она ощутила сдержанное удовольствие — удовлетворение, — которое охватило его. Затем она снова посмотрела на Клинкскейлса.
— Итак, Говард! — сказала она намеренно бодрым тоном. — Принимая во внимание, что я совершенно новичок во всех этих делах о сеньоре и верности, как это работает?
— Миледи, я знаю, что отправил вам организационную схему.
— Да, вы это сделали, — признала она с искренним раскаянием. — И я положила это куда-то в папку, точно! Но это произошло примерно в то время, когда я пыталась ввести "Нику" в эксплуатацию, и, ну, в общем, одна вещь встала на пути, а затем на пути встала другая вещь, и...
Клинкскейлс посмотрел на нее так, как смотрят учителя начальной школы на учеников, которые "не справились с домашним заданием", и Хонор улыбнулась ему. Затем он покачал головой.
— Очевидно, моя работа не для меня, — сухо сказал он. Его губы дрогнули в ответ на ее сдавленный смешок, но затем он расправил плечи.
— На данный момент, поскольку в землевладении есть только один город, в нем нет муниципальных полицейских сил, — сказал он. — На данный момент все полицейские функции возложены на охрану землевладения Харрингтон. Со временем, по мере роста и расширения числа муниципалитетов, за соблюдение местного законодательства будут отвечать их отдельные полицейские подразделения, в то время как охрана вернется к соблюдению законов о землевладении.
— Как землевладелица Харрингтон, вы командуете всей охраной, которая может быть увеличена в зависимости от потребностей владения. Например, численность охраны землевладельца Мэйхью превышает семь тысяч человек. На данный момент численность охраны землевладения Харрингтон составляет всего около четырехсот человек.
Хонор кивнула с серьезным выражением лица и, слушая, ругала себя за то, что до сих пор не уделила больше внимания докладным запискам Клинкскейлса на эту тему.
— Несмотря на то, что вы командуете всей охраной, существуют значительные юридические ограничения на приказы, которые вы можете ей отдавать. Когда-то давным-давно каждый оруженосец в охране землевладения был подотчетен исключительно своему землевладельцу в его собственном лице, но это было до гражданской войны и принятия Конституции Бенджамином Великим. Теперь, хотя полицейские силы землевладения по-прежнему известны как "охрана землевладельца", существуют строгие конституционные ограничения на приказы, которые землевладелец может законно отдавать своим охранникам. Однако, в рамках охраны землевладения землевладелец имеет право на личную охрану численностью не более пятидесяти человек, которая подотчетна исключительно ему. Или ей. Чьим телохранителям он (или она) может на законных основаниях отдать любой приказ, не нарушающий Конституцию. И из чьих телохранителей, согласно грейсонским законам, формируется постоянно сопровождающая его (или ее) служба безопасности. Другие оруженосцы в охране любого землевладения приносят присягу сначала Конституции, а только потом землевладельцу, которому они служат. Ваши личные телохранители присягают только вам.
Хонор мгновение смотрела на него, затем на двенадцать мужчин, стоявших позади него. Часть ее — большая часть ее — боялась самой мысли о том, что кто-то может принести клятву, которая давала ей такую неограниченную власть над ними. Если она правильно поняла Клинкскейлса, а она была совершенно уверена, что правильно поняла, то он хотел сказать, что она может отдать этим людям любой приказ, какой пожелает, и они будут обязаны ему подчиниться. С одной стороны, это ничем не отличалось от полномочий, которые она получила вместе с назначением офицером ее величества, но с другой — это было совершенно по-другому. Как офицер короны, она стояла в цепочке командования и власти, которая простиралась от самой младшей гардемаринки до самой королевы. На Грейсоне — в Харрингтоне — она сама была короной, и странным образом мысль о принятии личной клятвы верности "своих" оруженосцев убедила ее в этом, чего не было в ее собственной клятве Бенджамину Мэйхью.
— И я никак не могу выбраться из этого, верно? — спросила она, лишь отчасти капризно.
— Нет, миледи. Не можете.
Сочувствие окрашивало и тон Клинкскейлса, и эмоции, которые она ощущала от него, но это сочувствие не сопровождалось ни малейшей надеждой на то, что она каким-то образом сможет избежать принятия этих клятв и связанных с ними взаимных обязательств. Ответственность, которая была бы такой же непосильной для нее, как и для ее будущих оруженосцев. И от которой ее собственное чувство долга не позволило бы ей уклониться, как и их чувство долга не позволило бы им уклониться от своих обязанностей.
— Тогда ладно, — тихо сказала она, встретившись взглядом с серыми глазами майора Лафолле. — Если кто-нибудь скажет мне, как мы это сделаем, мы должны этим заняться.
— Вот, миледи. — Клинкскейлс передал ей наладонник. Она взглянула на дисплей, и ее глаза потемнели, когда она прочитала условия клятвы личного телохранителя. Затем она посмотрела на требуемый от нее ответ. Это было именно так ясно, именно так жестко, как она и ожидала, и она запомнила формальные слова, одновременно осознавая всю ответственность, которая с ними связана, до глубины души.
— Вы готовы, миледи? — спросил Клинкскейлс официальным тоном.
— Да, — ответила она так же официально.
— Тогда, пожалуйста, протяните руки. Ладонями вверх.
Она подчинилась, и Клинкскейлс отступил в сторону.
