Он еще пару мгновений смотрел на экран, затем оскалил зубы.
— Советую вам отнестись к этому предупреждению очень, очень серьезно. Мерфи, конец сообщения.
* * *
Лейтенант Маркони бежал по узкому переходу широкими, подпрыгивающими шагами. Толстые трубы, электрические кабели и плазмопроводы устилали переход, и его ноги лязгали по голой металлической решетке каждый раз, когда он касался ее. Разреженный воздух был ледяным, а под мостками в бездну уходило внутреннее ядро центрального шпинделя станции Джалал. Длинные магистрали с мигающими огнями обозначали логистические пути, по которым персонал и материалы доставлялись вверх и вниз по всей станции.
Термоядерные реакторы станции и основные экологические установки были расположены в ее шпинделе, чтобы использовать преимущества здешней микрогравитации. Гравитация была лишь немного сильнее у внешней переборки самого внутреннего жилого кольца, где был установлен мостик, что позволило ему быстро преодолеть расстояние, но, в отличие от первого реактора, здесь не было искусственно поддерживаемого избыточного давления. И, наряду с более низким атмосферным давлением, уровень кислорода также был ниже. Обычно это не было проблемой, но "обычно" не включало в себя человека, бегущего, спасая свою жизнь, и перед глазами у него замелькали звезды, а уровень кислорода в крови снижался с каждым тяжелым вдохом.
— Вернись, центральник! — крикнул позади него шеф Наронг, и Маркони выругался с горькой, безмолвной злобой.
Между ним и Наронгом всегда существовало определенное напряжение из-за явной ненависти последнего к "центральным", которых он обвинял во всех бедах своего родного мира, но главстаршина никогда не позволял этому перерасти в нечто, что можно было бы назвать откровенным неуважением. Маркони никогда бы не заподозрил в шефе потенциального предателя, и ему стало интересно, скольких еще людей он недооценивал таким же образом.
По-видимому, очень многих.
Он отчаянно пытался воспользоваться своим личным коммуникатором, чтобы найти кого-нибудь — кого угодно! — кого он мог бы предупредить о резне в первом реакторе. Но ни от службы безопасности станции, ни от командной палубы не последовало ответа, и после того, как в четвертый раз его чуть не подстрелили, он понял, что преследователи отслеживают его сигнал связи. Как только он это понял, то выбросил коммуникатор в огромную пустоту ядра.
Такой беспорядок был серьезным нарушением протоколов станции. Офицер мог лишиться командования из-за сообщения о серьезном повреждении оборудования посторонним предметом. В данный момент это волновало его меньше всего.
Еще одна пуля просвистела у него над головой и пробила дыру в корпусе магнитного регулятора. По всему штабелю пронесся механический скрежет, поскольку протоколы безопасности блокировали все больше и больше внутренних механизмов огромной платформы.
Маркони спрятался за силовым реле с более надежной броней и попытался отдышаться.
— Сдавайтесь!
На этот раз это был голос энсина Сун, и по другим мосткам загрохотали сапоги, перекликаясь с сигнальными сиренами.
— Черт возьми, не стреляйте в меня! — крикнул Маркони. — Если... если я умру... то не смогу ничего исправить из этого безобразия!
— Ты нам не нужен! — крикнул в ответ Наронг. — Тупой гребаный центральник! Думаешь, что мы только кучка тупоголовых придурков и ничего не можем сделать без твоего вмешательства?
По мосткам над ним и под ним раздалось еще больше шагов, и он понял, что Наронг пытается выиграть время, заставить его говорить, пока мятежники занимают позиции вокруг него.
Маркони в отчаянии огляделся. Переход Р-37 был всего в паре десятков метров от него... через открытый проход. Если бы он смог добраться до него, то смог бы обесточить весь этот сектор ядра. Это отключило бы все освещение и все логистические линии, а если бы они отключились, то он смог бы использовать темноту в качестве укрытия и проникнуть внутрь одного из штабелей, не будучи раздавленным движущимися подъемниками...
Шансов было немного, но "совсем немного" было куда лучше, чем "совсем никакой надежды".
— Что я тебе такого сделал, Сун? — крикнул он, приседая и готовясь к броску.
— Сколько десятилетий вы, ублюдки из Ядра, профукали из-за...
Маркони бросился вперед, не отрывая взгляда от панели управления. Чтобы добраться туда, ему придется пересечь открытое пространство, но как только он это сделает, у него будет чертовски хорошее укрытие, по крайней мере, до тех пор, пока они не смогут занять новые позиции. Это заняло бы время, а ему понадобилось бы всего несколько секунд, чтобы отключить питание, затем выдернуть модуль управления и выбросить его в ядро вслед за коммуникатором.
Удачи в восстановлении работоспособности, пока я еще жив, предатели, подумал он. И как только я выйду из...
Он успел сделать три больших шага, когда в левой икре вспыхнула боль. Он двигался слишком быстро, чтобы среагировать, и его левая нога, зацепившись за мостик, тут же подломилась. Простое падение, возможно, и не было таким уж страшным, но его инерции было более чем достаточно, чтобы компенсировать низкую гравитацию, и перед глазами вспыхнул свет, когда он со всего размаху ударился головой о рабочую станцию. Затем впечатался лицом в решетку подиума и перелетел через нее.
К нему приближались сапоги, и он попытался хотя бы перевернуться. Он не успел этого сделать, как на нем сомкнулись жесткие, зверские руки.
Он был ошеломлен, обмяк, не мог сопротивляться, но боль от сломанного носа и пулевое ранение в ногу были двумя сигналами. Они не давали ему потерять сознание, и его сердце стучало у него в ушах, когда его тащили прочь.
* * *
— Вы, блядь, поосторожнее со своей задницей, сэр, — прорычал голос главного сержанта Логана в наушнике Каллума Мерфи по выделенному командному каналу. — Одному богу известно, что за дерьмо происходит, и мне лучше не видеть, как вы встаете между охраной и какими-нибудь плохими парнями. Черт возьми, это касается не только охраны, но и всех остальных! Вы поняли это... сэр?
— Понял, главсарж, — ответил Каллум. — Поверьте мне, я понял!
— И я, черт возьми, прикажу Эйре прострелить вам ногу, если забудете.
Рычание Логана стало, по крайней мере, чуть менее напряженным, и губы Каллума растянулись в улыбке. В этом не было ничего смешного. Не сейчас, когда его штурмовой шаттл находился всего в двенадцати минутах полета от станции Джалал.
Визуальный дисплей был усеян разбитыми и поврежденными кораблями. Мусором, спасательными капсулами, обломками и дрейфующими телами. Каллум Мерфи посмотрел на дисплей, и его карие глаза были мрачными и жесткими, и не только из-за того, что он мог видеть.
За шестнадцать месяцев, прошедших с тех пор, как он впервые посетил станцию Джалал, он многое узнал о себе. И в некотором смысле, он узнал еще больше о своем отце, потому что сначала ему пришлось забыть очень многое о Терренсе Мерфи. Ему пришлось осознать, что человек, которого, как ему всегда казалось, он знал, которого он любил, был всего лишь внешней оболочкой, защитным фильтром между его отцом и остальным миром. О, родитель, который любил его, отец, который, по крайней мере, пытался — с некоторым успехом, должен был признать Каллум, — помочь своему сыну понять, что быть мужчиной — это нечто большее, чем просто привилегированная жизнь одного из отпрысков пятисот самых богатых семей, — это было по-настоящему. Отец, который читал ему лекции об ответственности, когда ему хотелось пойти в клуб. Отец, чьим странным стремлением было вернуться в разведку и исследовать новые звездные системы. Отец, который был настолько аполитичен, насколько это вообще возможно. Который соглашался с политическими амбициями и планами своего тестя только потому, что это нравилось маме Каллума.
Этот человек был настоящим, но он также был маской. За последние два года Каллум разглядел за маской человека, который верил в честь. Верил в обязанность Земной Федерации защищать всех своих граждан. Верил в права Окраины. Верил, что неправильно платить за бесконечную войну кровью жителей Окраины, в то время как Пятистам текут рекой прибыли от бесконечных военных контрактов.
Верил, что это его работа, его долг — его ответственность — сделать что-то с мерзостью, в которую превратились Пятьсот и Федерация, которую они контролировали.
По пути Каллум Мерфи обнаружил, что, хотя он всегда любил своего отца, это было не так, как он любил, восхищался и глубоко уважал человека под маской Терренса Мерфи. Человека, за которым он последует до самых врат Ада. Похожим на которого, как он надеялся, когда-нибудь, каким-то образом, сможет стать он сам.
И этот человек наблюдал, как мятеж окутал станцию Джалал в ореоле огня, обломков и выброса атмосферы. Видел это, знал, что это результат его действий, хотя и не потому, что он приказал или захотел этого. И не потому, что он создал напряженность, ненависть, которые породили это. Но он был здесь, он и его корабли, и мужчины и женщины, которые управляли ими. Именно это разожгло искру и дало волю ненависти.
И поскольку Каллум узнал его поближе, он понял, насколько глубока была боль его отца.
Но еще одну вещь он узнал о Терренсе Мерфи: тот никогда и на сантиметр не отступал от своих обязанностей. Когда взрывы испещрили внешнюю оболочку огромной станции, словно крошечные раскаленные булавочные уколы, а субсветовые военные корабли уничтожали друг друга на дистанциях всего в сотню километров, он сделал — как делал всегда — то, что должен был сделать.
Люди, убивавшие друг друга, либо не услышали, либо не поверили его первоначальному предупреждению, когда снова ускорились Касур-когейды. Дроны Альфа уже были далеко внутри платформ Кавача. Если на то пошло, они находились внутри периметра точечной обороны станции. Когда они открыли огонь, даже у кибернетически управляемой обороны не было времени среагировать до того, как ракеты попали в цель, и линкоры "Страж", "Освободитель" и "Чемпион" превратились в искореженные, осыпающиеся остовы. Это был единый, скоординированный, жестокий удар молота, а не распространяющийся хаос мятежа, и в результате почти наверняка погибло более двух тысяч человек.
Обе стороны это заметили.
И они также заметили Фаланги, когда те сметали платформы Кавача с пути, расчищая путь для внезапно набравших скорость Касуров Бейкер, которые должны были приблизиться к станции и военным кораблям, находящимся на орбите вместе с ней. Но хотя сражение между кораблями, возможно, и ослабло, оно не прекратилось.
И поскольку этого не произошло, половина беспилотников Бейкер выстрелили шестью минутами позже... и уничтожили линкор "Паладин" и линейные крейсера "Алжир" и "Нигерия".
Другая половина резко снизила скорость, удерживая позицию вне зоны досягаемости корабельного перехвата, и третья волна Касуров направилась за ними. На этот раз их было не двести шестьдесят четыре, а более шестисот. До старта третьей волны оставалось добрых тридцать минут, но ничто больше не мешало им добраться туда, и они поняли, что он имел в виду. Ему было все равно, кто это начал; ему было все равно, поддерживают они его или выступают против. Если они продолжат стрелять, он убьет их всех.
Более двух десятков кораблей было уничтожено — три четверти во взаимных схватках, — прежде чем до них дошло это сообщение, и в три раза больше было повреждено, многие из них тяжело, но выжившие наконец перестали стрелять друг в друга. По крайней мере, так было на кораблях; Каллум даже не хотел думать о том, что могло бы происходить — что почти наверняка происходило — в проходах и отсеках некоторых из этих уцелевших судов.
Даже при ускорении 900 g сверхсветовым кораблям ФЗФ "Эрешкигаль" и "Ниншубур" потребовался час, чтобы подойти достаточно близко к станции Джалал для сброса своих наездников и шаттлов космодесанта. Его отец хотел ввести также "Иштар" с собой, но О'Хэнрати быстро отговорил его от этой идеи.
— Если здесь и есть корабль, который может убедить какого-нибудь несгибаемого лоялиста, что ради его захвата стоит умереть, то это "Иштар", — категорично заявил капитан. — Если убьют вас, то все это дело развалится, и они это знают. Так что "Иштар" не пойдет... и вы тоже, Терри.
— Я должен идти! Это моя вина. Даже если бы это было не так, я должен быть там, на месте, когда нужно будет принимать решения. Я не могу находиться на другом конце провода из-за четырехминутной задержки связи!
— Сможете. — О'Хэнрати не мигая смотрел Мерфи в глаза, и Каллум почувствовал молчаливое согласие всех остальных мужчин и женщин на флагманском мостике. Не потому, что они боялись, что в них самих будут стрелять, а потому, что их откровенно пугала мысль о том, что они могут потерять его.
— Пойду я, — продолжил О'Хэнрати. — Я перейду на "Эрешкигаль" до того, как туда прибудет капитан Юргенс. Мы оба знаем, что если дело дойдет до настоящих боевых действий на борту станции, командовать будет Аткинс, так что вам точно не обязательно присутствовать при этом. Если возникнут другие вопросы, я могу выступить в качестве вашего заместителя, и четыре минуты — это не такой уж большой срок для принятия большинства решений, которые вам все равно придется принимать.
— Они будут так же стремиться убить вас, как и меня, — заметил Мерфи.
— И у них будет гораздо меньше шансов попытаться это сделать, если они будут знать, что вы все еще здесь, чтобы надрать им задницы!
— Но если они подумают, что я отступаю, они все скажут, что это часть моего поведения "военачальника". Что я готов проливать кровь других людей — как и любой другой член Пятисот, — но когда дело доходит до того, чтобы рисковать собственной задницей, у меня есть дела поважнее. Я не могу донести это до Пятисот... и мы сможем позволить себе еще меньше, если это начнет распространяться с периферии.
— Пошлите меня, — сказал кто-то, и Каллум понял, что это был он.
Его отец и О'Хэнрати одновременно повернулись к нему, и он пожал плечами.
— Капитан О'Хэнрати прав, папа. Ты не можешь уйти. Я знаю, что у тебя хватит мужества настоять на своем — знаю это, папа, — но он прав. Мы не можем позволить себе потерять тебя. Но я тоже Мерфи. И кое-чему научился за последний год или около того. Отправь меня с одной из абордажных групп. Не думаю, что смогу принимать решения, которые он может принять за тебя, но могу, по крайней мере, показать твой флаг, — он заставил себя улыбнуться. — Ты прав. Нам нужно поставить Мерфи на стол, папа. Просто это не обязательно должен быть ты.
И вот так он обнаружил, что сидит на борту штурмового шаттла, снижающего скорость в направлении станции Джалал, и изо всех сил старается не думать о том, что он, вероятно, найдет на борту. Если боевые действия между военными кораблями были тяжелыми, то что тогда...
— Каллум, мне нужно, чтобы ты свернул к грузовому отсеку Джулиет-Один-Девять, — раздался в наушниках твердый, как сталь, голос отца. — У нас по-прежнему нет четкой картины того, что происходит на борту станции, и мы ничего не слышали от вице-адмирала Портье с тех пор, как началась стрельба. Но у нас достаточно Хеймдалларов, чтобы внимательно следить за происходящим, и один из них только что подслушал какой-то разговор по ближней связи. У Аткинса будет полно дел, связанных с запланированными целями "Лепанто". Мы не можем привлекать к этому никого из его людей. Кроме того, мне нужны вы — конкретно ты — и Логан как можно скорее.
