— Кожу сняли заживо, — добавил енот. — Наверное, чтобы мягче была.
— Совсем интересно, — голос Аделаиды Аксиньевны не изменился. — И когда же это случилось?
— Очень давно, — сказал Жора. — Двести лет как минимум.
— Я же говорила! — крикнула Капкейк.
— Жорик маленький хороший, ты не ошибся? У тебя твои способности в порядке? — тем же специальным голосом для заняшенных спросила Аделаида Аксиньевна.
Енот ещё раз залез ручками в короб.
— Всё так, хозяюшка! — уверенно сказал он. — Я же чувствую... да как я могу... да ежели чего... — принялся он за обычное для заняшенных лепетливое нытьё.
— Заткнись, — приказала преподша эмпату и тяжко вздохнула. — Дай-ка я сама посмотрю. Жора, достань этот пергамент. А вы посветите, — сказала она лемурам.
— Гм, — сказала она минут через пять. — Да, это похоже на подлинник. Я, конечно, так себе палеограф, но это чертовски хорошая подделка.
— Там на последней странице надпись, — сказала Капкейк. — С отпечатком зубов. И подписью Рейнбоу Дэш. Той самой.
— Никакой Рейнбоу Дэш никогда не существовало, — скучным лекционным голосом сообщила преподавательница. — Это миф.
— А в Директории сохранились документы, которые она подписывала! Они могут сравнить! — крикнула Капкейк. — И все узнают! Что Найтмэр Блэкмун правда была! И она правда делала все эти гадости! И никакая она не редкая линия, а самая обычная пин... — у неё кончился воздух.
Несколько секунд было тихо.
— Хорошо, Капа, — сказала, наконец, Аделаида Аксиньевна с печалью в голосе. — Ты меня убедила. Похоже, ты права. Мне очень... — она сделала паузу и потом выкрикнула, — жаль!
Капкейк не успела ничего понять, как сзади на неё рухнуло что-то тяжёлое. Низ спины пронзила холодная боль лидокаинового жала. Потом ноги перестали её держать — да и чувствоваться тоже.
— Чего вы со мннн... — пробормотала она заплетающимся языком и упала.
— Хороший, хороший, всё правильно сделал, — рассеянно сказала Аделаида Аксиньевна стоящему в лунном свете электрическому псу — старому, с седым загривком. Глаза у него были пустые от преданности. Он был заняшен очень, очень давно, и уже никого не слышал и не видел, кроме своей хозяюшки. Даже других пони.
— Бедная девочка, — вздохнула кто-то из молчавших поней. — Может быть, всё-таки...
— Чем скорее мы исполним свой долг, тем будет лучше для неё, — строго, по-учительски, сказала Аделаида Аксиньевна. — Помните. Один подход — один удар. Три подхода каждая. Если увижу, что после вас она ещё дышит — накажу всех. Ещё раз: чем быстрее вы всё сделаете, тем легче будет и нам, и ей. Туся, начинай, далее по кругу. Быстро! — прикрикнула она, увидев, что ближайшая к ней пони в балаклаве колеблется.
Через пять минут всё было кончено. Ещё немного времени ушло на подняшивание енота.
— И всё-таки это ужасно, — сказала Туся Лоллипоп, идущая рядом с преподавательницей. Электрический пёс шёл перед ними с открытой пастью и освещал ею путь. На спине пса сидел енот и держал в руках череп.
— Ужасно? Нет. Мы — Охотницы Вондерленда, — сухо сказала старшая пони. — Мы давали клятву. Мы её исполнили. Вот если бы мы её не исполнили, было бы ужасно. Это всё.
-Не всё, — не отставала младшая пони. — Чего мы боимся? Старого пергамента?
— Нет. Потери репутации, — коротко сказала старшая пони.
— Да какая у нас репутация? — вздохнула Лоллипоп.
— Достаточно скверная, чтобы не портить её ещё больше, — отрезала Аделаида Аксиньевна.
— Нет, ну всё-таки... Я понимаю, если это был бы какой-то секрет. Но ведь они знают. Что Ночная Кобыла существовала на самом деле. И что она делала. И с пони тоже.
— Ты ничего и не поняла, — сказала старшая пони. — Они могут знать самые отвратительные подробности. Но не от нас. Мы всегда будем настаивать на том, что Найтмер Блэкмун — это миф. Разумеется, эта мифическая кобыла не имела отношения ни к одной из ныне сохранившихся линий. И уж точно не к пинкам, это же невозможно. И конечно же, она не проверяла свою няшность на подданных таким способом, какой ей приписывают легенды. Это просто немыслимо. Ну а сказки про кексики из потрохов пони — просто абсурд. Мы говорили это раньше, мы говорим это теперь, мы будем говорить это всегда. Потому что серьёзных доказательств у них нет. Все списки с этого текста — очень поздние, и мы считаем их обычными литературными упражнениями в стиле нуар. И надо же было этой маленькой дурочке наткнуться на оригинал! Эмпаты Директории доказали бы её подлинность. И был бы взрыв.
— Взрыв чего? — не поняла Туся.
— Интереса к подобным страшилкам, — ответила Аделаида Аксиньевна. — Большинство существ глупы. И если что-то страшное или мерзкое вдруг окажется правдой, то они поверят во всё, что на это похоже. Всё, что напридумывали на эту тему, будет рассматриваться ими как правда. Понимаешь, к чему я клоню?
— Ну пусть так... Но почему нельзя было оставить девочку в живых? Убедить её, что это фальшивка... заняшить, наконец...
— Я знала Капкейк с раннего детства, — сказала Аделаида Аксиньевна. — Она была настолько наивна, что могла сделать совершенно ужасные вещи.
— И какие же?
— Например, ослушаться приказа. Который она поклялась исполнить.
— Какого приказа?
Старшая промолчала.
— То есть вы с самого начала?.. — Лоллипоп проглотила окончание фразы. — И поэтому сразу поставили смеситель ауры? — Туся повела шеей в сторону енота с черепом.
— Я была обязана принять все необходимые меры предосторожности, — в голосе старшей прорезалось раздражение, как при разговоре с неумной и непослушной девочкой.
Лес уже почти кончился. Листва засеребрилась лунным светом: небо немного развиднелось.
— Кажется, мы уже близко, — сказала Туся. — А всё-таки насчёт кексиков...
— Чушь, — фыркнула старшая. — Никто никогда не делал кексики с потрохами. Это противоречит правилам кулинарии. Потрошки кладут в пирожки. Кексики придумали мы, когда запускали фальшивые варианты этого текста.
— Потому что это смешно и глупо, да?
— И чтобы отличить от копий, сделанных с оригинала.
— Так вот как вы поняли?
— Хватит болтать, Туся. Слушайте все! — преподавательница возвысила голос. — Мы закончили. Снять тряпки и разбиться на пары! — скомандовала преподавательница.
Лапки мышей, лягушек, бэтменов и прочих услужающих избавили охотниц от балаклав. Под ней оказались обычные студенческие лица — разве что немного растерянные и слегка напуганные.
— Все помнят, кто с кем? Начинают новенькие. Ларочка, ты первая. Расслабься и не сопротивляйся. Жанночка, ты работаешь с Ларочкой. Готова? Поехали.
Пухленькая поняшка с шерстью, казавшейся в лунном свете серой — хотя на самом деле она была розовой, — неловко опустилась на колени и уставилась в глаза подруги. Та сосредоточилась, коснулась её плеча и начала петь майсу.
— Ты моя хорошая послушай меня слушай я тебе скажу важно очень важно самое на свете важное самое главное слушай внимательно дыши глубоко я тебе чего скажу...
Минуты через две у пухленькой закатились глаза, а челюсть отвисла.
— Хорошо. Теперь внушение, — скомандовала Аделаида Аксиньевна.
— Ты сейчас пойдёшь в общежитие и там заснёшь. Проспишь долго. Встанешь утром. Ночью тебе снился сон. Глупый сон. Стыдно помнить такие сны. Ты не будешь думать об этом... Глупый сон, глупый сон, тебе снился глупый сон... — Жанночка понизила голос, усиливая суггестию.
Потом настала очередь бежевой поняши, потом бурой.
Вскоре несколько сонных пони, едва перебирая ногами, пошли, покачиваясь, по дороге.
— Снова разбились на пары! — скомандовала старшая.
На этот раз дело пошло быстрее: остались более сильные, и няшили они быстрее.
Месяц побледнел. На поляне остались только Туся Лоллипоп и её учительница.
— А я догадалась, — сказала Туся, опускаясь перед Аделаидой Аксиньевной на колени. -Капкейк... она ведь была наша?
— Моя ошибка, — вздохнула старшая. — Ей было нечего делать в Ордене.
— И что она сделала не так? — Туся смотрела на учительницу снизу вверх.
— Не выполнила приказ. И хватит об этом, — отрезала старшая. — Ладно, милая, это дела прошлые, я тебе расскажу кое-что получше, моя хорошая, слушай меня, маленькая, я тебе такое расскажу, самое важное скажу, чего хочешь — всё узнаешь, милая, слушай внимательно...
Через час она — одна, без электората — стояла возле своего дома на улице Шлатких Пузиков. В доме было темно, но старую пони это не обмануло.
Дверь была не заперта. Это её не удивило. Напротив, она этого ждала.
В спальне царил кромешный мрак. Но это не мешало ей чувствовать присутствие кого-то другого. То есть — другой.
— Дело сделано, — сказала Аделаида Аксиньевна. — Всё чисто. Я отправила лемуров и пса в обычное место. Смеситель ауры и рукопись у них.
— Я этим займусь, — раздался низкий голос из темноты.
— Наверное, я буду сильно беспокоиться, — вздохнула Аделаида Аксиньевна. — Капкейк должна быть завтра на плацу. У нас репетиция орденского парада.
— Это не твоя забота. Слушай внимательно... — голос в темноте запел майсу, и старая поняша почувствовала прикосновение чужого тела, наполненного чужой волей. — Слушай меня внимательно, слушай... С Капкейк всё хорошо, не о чем беспокоиться, а всё остальное — только глупый сон... глупый сон... долгий глупый сон... а когда будет нужно, ты проснёшься, по-настоящему проснёшься, когда будет нужно... а пока ты можешь спать... можешь спать... можешь спать...
На следующий день Аделаида Аксиньевна встала с утречка пораньше. У неё намечалось много дел: проверка курсовых, приём зачётов по новейшей истории Эквестрии, и самое неприятное — репетиция парада институтского отделения Ордена охотниц Вондерленда.
Орденская организация завелась в институте относительно недавно. Ректорат сначала отнёсся к этой инициативе настороженно, хотя и не препятствовал: Ордену покровительствовала Верховная. Но довольно скоро выяснилось, что никакого вреда от охотниц нет. Как, впрочем, и пользы. Вся активность новоявленных орденских компаньонок ограничивалась пикниками в лесу, да какими-то дурацкими ритуалами в актовом зале института. Однако приглядывать за компаньонками всё-таки следовало. К сожалению, ректорат возложил эту не особо хлопотную, но малоприятную обязанность именно на неё, Аделаиду Аксиньевну — вероятно, в надежде на то, что старая преподша сумеет занять молодых бездельниц чем-нибудь полезным. В связи с чем её буквально вынудили вступить в Орден и занять в нём место Церемониймейстерки.
Занятие это оказалось крайне скучным. На неё свалилась организация орденских банкетов, оформление бумаг, а также проведение тех самых дурацких ритуалов. Например, парадов. Или поклонений символу Ордена — "черепу поверженного чудовища". Череп, кстати, действительно существовал: его прислали из орденской канцелярии на открытие отделения. Принадлежал он, судя по всему, никакому не чудовищу, а какой-то мелкой пупице. Аделаида держала черепушку в учительской, в шкафу со швабрами и мётлами. Этому дурацкому "символу" там было самое место. Как и всей этой лавочке. Впрочем, чем бы дети не тешились...
Но сегодня у неё не было никакого настроения участвовать во всём этом. Она встала не выспавшаяся и усталая, хотя легла вовремя. И неудивительно: всю ночь ей снилась какая-то гадость. Потом выяснилось, что у неё грязные ноги — хотя на ночь она их мыла. Видимо, вставала отлить, пошла за этим на участок, там испачкалась. Странно, но она об этом совершенно не помнила. В последнее время у неё вообще участились провалы в памяти. Возраст, похоже, брал своё.
И ещё ей лезли в голову какие-то тревожные мысли по поводу студентки Капкейк. Аделаида Аксиньевна чувствовала особую ответственность за неё — это была дочка соседки. Нет, лавочка хорошо училась, даже слишком. Но в последнее время она стала угрюмой, малообщительной и всё время пропадает в библиотеке. А ведь на орденском параде она назначена правофланговой. Сегодня последняя репетиция. Подготовилась ли Капа? Ох, вряд ли. Хотя, конечно, невелика беда, если и не подготовилась. Кому нужны эти парады?
Однако неприятное чувство не отпускало. Так что старая преподавательница почти не удивилась, когда увидела в своём кабинете институтскую инспекторку и не узнала, что этой ночью Капкейк Сакрифайс в общежитии не появлялась.
СЕДЬМОЙ КЛЮЧИК, ЗАГАДОЧНЫЙ. УДИВИТЕЛЬНАЯ — И ПРИ ТОМ В ВЫСШЕЙ СТЕПЕНИ ЗАНИМАТЕЛЬНАЯ — ИСТОРИЯ О ТОМ, КАК НЕКИЙ НАЗОЙЛИВЫЙ НЕДОПЁСОК ПО ИМЕНИ СГУЩ ЗБСОВИЧ ПАРСУПЛЕТ-ПАРСУПЛЁТКИН НЕОЖИДАННО, НО ЗАСЛУЖЕННО ПОЛУЧИЛ ПИЗДАРИКОВ ОТ СЕМИ ТАИНСТВЕННЫХ ТЕНЕЙ — И НЕ БУДУЧИ В СИЛАХ СИЕ ПЕРЕНЕСТИ С НАДЛЕЖАЩИМ ДОСТОИНСТВОМ, ОКОЛЕЛ!
Читать в серьёзном — но не в молитвенном — настроении, никак не ранее чем опосля 32-го поребрика второго тома. Впрочем, за неимением второго тома можно прочесть это и после "Вигилии", находящейся в первом томе — по крайней мере, вы будете понимать, за что.
Недопёсок получил пиздариков. И околел!
ВОСЬМОЙ КЛЮЧИК, СПЕЦИАЛЬНЫЙ. РЕПЕТИТОР
Можно читать после главы 53 — но лучше бы до.
Москва, 2012. Осень
Такса не выключается на выходные. И на праздничные дни, и в тяжёлые дни — тоже. Такса вообще не выключается.
Это категорический императив: прогулка утром, прогулка вечером, в любую погоду, в любом состоянии и настроении. "Зи-и-га, домо-о-о-й". Дерьмо съеденное, дерьмо размазанное по морде и корпусу, мыло, шампунь. Если такса старая — пелёнка в прихожей, чтобы ей было куда сходить ночью. Но если такса совсем старая, то она может не донести, не удержать в себе, и тогда — проблемы с ковром, с креслом, чистка, химия, отдушка, не помогает, новый ковёр, новая обивка. Зацарапанные углы. Шерсть. Проблемы с отъездом куда бы то ни было, потому что таксы плохо переносят передержку и не любят приходящую прислугу.
В общем, все те проблемы, ради которых резонные люди и заводят таксу.
Собака вводит жизнь в известные рамки. А если уж пришла пора ввести жизнь в известные рамки, пусть лучше это будет такса. А не, скажем, лечащий врач. Который, конечно, милейший человек — из Питера, старая школа. Но он всё равно скажет, — рано или поздно: в ваших-то преклонных летах, Мстислав Мануйлович, необходим устойчивый распорядок дня, простые физические упражнения, регулярный моцион. И лучше без крайней нужды не покидать родные пенаты. То есть, конечно — родных пенатов, аккузатив "кого — что", пенаты — это "кого"; уж простите, Мстислав Мануйлович, сейчас бескультурье сплошное в телевизоре... Кстати, как у вас с табачным курением? Сигаретка вечером? Одна? Две? С утренними — четыре? Вот и славненько. И дальше, пожалуйста, то же самое. Ни в коем случае не бросайте. С алкоголем аналогично. Ничего не меняйте, вообще ничего не меняйте. И проживёте ещё сто лет... а то и все десять. Знаете, а ведь в вашем случае это реально. Кому другому не сказал бы, а вам вот скажу. А знаете что? Заведите собаку. Только не большую, с ней вам будет хлопотно. И не очень маленькую, маленькие капризные. Что-то среднее. Например, таксу. Считайте, что доктор прописал, хе-хе-хе-хе.
