Р. Эволюция по Жарову и Зимину.

На обратно пути забрали Витальку, он был в аналогичном со мной состоянии, уставший, пыльный и злой. Но увидев меня, лежащего пластом на сене телеги, остался доволен, что он ещё может ходить.

Во дворе, меня выгрузили и помогли добраться до бочки с водой. Я кое-как отмылся, оделся и с помощью весело хихикающей Ульяны, продефилировал в дом к столу. Разговаривать совсем не хотелось, и когда собрались все, я, молча, с жадностью начал уплетать ужин. Хозяйка приготовила горох с речной рыбой, но мне было все равно, я просто хотел жрать, и сунь мне в этот момент тарелку с личинками каких нибудь насекомых, всё равно проглотил бы. Под конец ужина был как всегда ягодный кисель, его я тоже проглотил махом вместе с куском пирога. Поблагодарив хозяев, я встал из-за стола, и уже более твердо вышел во двор, чтобы посидеть на крыльце и спокойно покурить. Минут через пять вышли остальные мужики. Ульяна и хозяйка остались убирать со стола. Виталька был хоть и уставший, но в лучшем состоянии, чем я. Оказывается, он работал в поле, на теребилке, которую вращает течение реки. Это такой механизм с деревянными барабанами, между которых надо пропускать лен, до состояния волокнистых лохмотьев. Короче, он тоже наворочался как конь, а лен всё подносили и подносили. Но у него, в отличии от меня, всё же был обед и немного отдыха после него. В общем, день наш прошел в трудах и мы все очень устали. Один Кузьмич был всем доволен, похоже, он хоть и устал, но не очень перенапрягся. А на дворе уже стемнело и стали появляться первые звезды. И мы с Виталькой решили идти на сеновал, чтобы как следует выспаться перед завтрашним днем.

ГЛАВА 4.

Праздник жизни.

Утром вставали тяжело, и я, и Виталька, были одеревеневшими, у друга болела спина и плечи, у меня ноги от работы на мехах. Ну, ещё бы, попробуйте, целый день ножным насосом лягушкой, накачивать шины в автосервисе. В общем, когда мы с Виталькой шли с сеновала к умывальнику, сидящие на крыльце Кузьмич и Мстислав ехидно хихикали над нами. Я представил себя на их месте увидевшего такое зрелище, да я просто бы ржал как конь. Со стороны наши передвижения выглядели очень смешно, я на негнущихся ногах, расставляя их очень широко, как будто что-то опухло в промежности, а друг мой словно робот на не гнущейся спине, а чтобы посмотреть в сторону он поворачивал не голову, а весь корпус. Конечно, он ведь тоже, целый день накручивал рукоятку теребилки льна.

— С добрым утром, Буратины! — поприветствовал нас Кузьмич.

— И тебе не болеть. — Ответил сдержанно я. Виталька же, буркнул что-то невнятное и подошел к умывальнику. Умывшись с горем пополам, мы тоже разместились на крыльце. Мстислав осмотрел нас критически и сказал:

— Сейчас подкрепимся и снова работать.

— Страче, — взмолился я, — пощади, мне ходить тяжело, а ты работать заставляешь.

— Ты Сергий, не шуми, если не пойдешь разрабатывать свои ноги, завтра вообще ходить от боли не сможешь. Так что, через боль и нежелание, придется трудиться. Если конечно не хотите слечь дней на пять. К тому же сегодня осьмица, а завтра неделя.

— А это что ещё такое?

— Неделя, это день когда ни чего делать нельзя, только отдых, воздаяния и развлечения.

— Вот как, типа выходной день, а сколько дней в неделе?

— Девять. — Удивленно ответил Мстислав.

— Ишь ты, а назвать их сможешь?

Старик с ещё большим удивлением уставился на меня и начал перечислять:

— Понеделок, вторник, тритейник, четверик, пятница, шестица, седьмица, осьмица и неделя.

— Отлично, — переводя 'стрелки' разговора сказал я, — значит, завтра отдыхаем?

— Да, но мы собирались просить вас, провести нас в храм.

— Тогда, сегодня точно придется поработать, у нас до сих пор нет крюка.

Спасла нас от долгих расспросов хозяйка, позвав всех на завтрак. Старики поднялись первыми и направились в дом, а мы с моим товарищем по несчастью кряхтя и кривя лица от боли в мышцах, последовали за ними. Завтрак, как и раньше, был обильный, но на этот раз, хозяйка собрала нам котомки с обедом, завернув в платки пироги и маленькие глиняные горшочки с кашей. Потом Мстислав погрузил нас в телегу, и мы снова отправились по вчерашнему маршруту. Витальку высадили на том же перекрестке и поехали дальше в сторону кузницы.

— Сергий? — обратился ко мне Мстислав, — а почему ты просил меня перечислить дни недели?

Чуть помедлив, потому, что не знал, как ответить старику, я сказал прямо.

— Мстислав, у нас немного другое летоисчисление, и в неделе всего семь дней. Это влияние новой веры, Русь примет её со временем. И православное христианство станет опорой народа.

— То есть, война за веру, которую затевают князья, бессмысленна?

— Любая война бессмысленна, своей жестокостью и гибелью людей, но войны сплачивают народ и показывают, кто есть кто.

— А что нам принесет эта война.

— Зачем тебе знать Мстислав? Всё равно ты ни чего не изменишь, процесс запущен, и его не остановить.

— Я хочу знать, справедлива ли будет война и что она нам принесет.

— На счет справедливости не мне судить, но то, что погибнет много народа, это да. Гражданские войны всегда жестокие. Но, по крайней мере, потом, лет сто сорок, будет ордынское правление, процветание и военный порядок. Будет накопление богатств и присоединение новых земель, будет строгое правление и единоначалие.

— Значит не зря, князья готовятся к походу. — Констатировал Мстислав.

— Насколько я помню историю, порядок наводить придется, Всеволод — Владимирский князь, оставил после себя много детей, кажется, у него их было восемь, вот они как раз и раздерутся за его наследие, каждый князьком захочет стать, воевать между собой будут. А, в общем, я не спец в истории, и конкретно, что и как происходило, не знаю. Да и переврали у нас многое, на вашем примере наблюдаю.

Так, за этим разговором, мы и доехали до кузницы. Яромир и Горыня приветливо улыбались, видно ждали меня и беспокоились о состоянии здоровья. Они поприветствовали нас, пожелали доброго дня и помогли мне слезть с телеги.

— Как твои ноги? — Заботливо похлопав меня по плечу, спросил великан.

— Нормально, деревянные только.

— Ни чего, сейчас мы это исправим, сегодня опять поработаешь на мехах, и застоялость как рукой снимет. — Откликнулся Яромир. — Мстислав, а ты сегодня к обеду заедь, соху свою заберешь.

— Добро Яромир, к обеду буду. — Ответил Мстислав и, шлепнув лошаденку поводьями, поспешил обратно.

— С чего начнем? — Спросил я.

— Мы уже начали, железо на соху Мстислава приготовили и загнули по форме. Осталось несколько гвоздей сделать и закрепить на соху оковку. А дальше, будем твой крюк ковать, Горыня, думаю, уступит тебе свой молот?

— Чего ж не уступить на благое дело. — Отозвался Горыня.

— Тогда за работу. — Сказал кузнец и направился в кузню.

Переодевшись, я доковылял до горна и встал на меха, работа сегодня давалась тяжко, ноги сначала не хотели слушаться и ужасно болели. Но потом всё как-то вошло в норму, и я перестал замечать усталость в мышцах. Трудотерапия явно помогла. Гвозди отковали быстро, потом нагрев окову пробили в ней дыры для крепления. Мужики всё делали ловко, я помог им перевернуть соху, мужики на горячую оковали её в железо и закрепили свежевыкованными гвоздями с тыльной стороны. Получилась довольно интересная конструкция, по виду похожая на голову кальмара с двумя небольшими плавниками по бокам. Такая вот вариация на тему плуга плоскореза. А ещё говорят, наши предки были темными и толком не разбирались в земледелии. А оказывается, они уже тогда заботились о плодородном слое почвы. Не то, что мы, неучи, разрушили почву отвалами и только спустя много лет начали пользоваться плоскорезами. Особенно яркий пример освоение целины, два три года запредельного урожая, а дальше эрозия. Весь плодородный слой ветрами выдуло.

Покончив с сохой, Яромир разрешил нам передохнуть. А сам тем временем подбирал металл для нашего крюка. Я хотел было покурить, но передумал, а Горыня, заметив мои сомнения, успокаивающе сказал:

— Не беспокойся Сергий, Яромир не подведет, выберет качественное железо для твоего крюка.

— Да я и не беспокоюсь, он же обещал. Скажи, а чем вы за железо расплачиваетесь?

— Когда как. В основном своей работой, а когда железо очень нужно, то гривнами серебра.

— А можешь показать гривну?

— У меня нет, у меня только два рубля от гривны есть и несколько чешуек.

— Покажешь?

— А чего не показать, покажу. Идем.

Мы прошли к верстаку Горыни, туда, где он переодевался, он сунул руку в карман шаровар, висевших на гвозде, и достал узелок. Бережно его развернул и показал мне кусочки металла. Рубль оказался куском серебра, отрубленным зубилом от брусочка, толщиной с мизинец. Причем кусочки, а их было два, были практически одинаковы. До того точно их рубили, что можно позавидовать глазомеру. А вот чешуйками оказались сплющенные кусочки, отрубленные уже от рубля. Гривну, оказывается, рубили на дюжину частей и рубль кстати тоже. Я вернул, серебро Горыне и поблагодарил за 'ликбез'. Он всё также аккуратно завернул в узелок и положил обратно в карман. Потом поглядел на меня внимательно и спросил:

— А у вас, чем расплачиваются?

— Да собственно также, только вместо чешуек монеты.

— Ааа, ... видел я монеты, но они только у князей и купцов. Один раз, с нами, за работу расплатились византийским серебром в монетах. Мы потом много железа на них купили.

Я хотел ещё что-то спросить у Горыни, но тут нас окликнул Яромир:

— Чего встали? Работать за вас кто будет? А ну, айда к горну, время не терпит.

До обеда мы успели выковать два прутка для нашего "тройника". Яромир заставил меня помахать кувалдой, скажу вам, дело тонкое, думаете просто надо колотить и всё, ни чего подобного, тут зависит многое от указаний кузнеца, своим молоточком он вам показывает не только куда и сколько бить, а ещё и какие удары делать. Иногда надо просто опустить молот, его собственным весом, хорошенько замахнувшись, иногда надо приложить усилие, чтобы удар был сильнее, и есть слабый глядящий удар кувалдой. Я, конечно, всего этого не знал, и начал молотить со всей дури. И после трех ударов кузнец меня остановил, сказал, что удар у меня хороший, но если я ещё раз десять так ударю, то мой язык будет на плече. Короче, выгнал он меня взашей на меха, и позвал Горыню молотить кувалдой. А у них-то дело спорилось, и из двух брусков умудрились вытянуть почти идеальной окружности прутки. Потом отложили инструменты и объявили трапезу. Я был рад этому, хоть сегодня и не устал как вчера, но передохнуть я был горазд, а уж тем более пожрать.

Когда мы освежились водой, Яромир спросил меня:

— Ты сегодня с узелком?

— Ага, хозяйка сказала взять.

— Баба Евдокия позаботилась, побоялась, что и сегодня голодным оставим. Ладно, чего она тебе там положила, показывай.

Я развязал узелок и показал, что у меня есть. Яромир посмотрел и, облизываясь, сказал:

— Пироги у Евдокии знатные, а кашу к нам в чугунок вываливай у нас тоже пшено с маслом и мясом, вчера петушка разделали. А Горыньша, в горне наш чугунок разогреет, отвар на травах приготовит, не холодное же есть. Вот баба, вот Евдокия, догада, знает, что люблю её пироги, вот три штуки и положила, чтобы каждому по пирогу досталось.

Кашу я конечно вывалил в общий чугунок, отмыл горшочек и завернул его обратно в платок. Тем временем Горыня колдовал с нашим обедом в кузне. Яромир сидел возле дома, за круглым трехногим столом и резал каравай хлеба. Увидев, что я не знаю, что делать, он махнул мне рукой и крикнул:

— Чего стоишь, иди сюда, возьми в доме кружки и ложки, ополосни их.

Отобедали мы славно, ни когда не ел настолько вкусную пшенную кашу, или просто аппетит и свежий воздух притупили мои вкусовые рецепторы. В общем, пшено я с детства не любил, а тут со сливочным маслом и с мясом курицы трескал за обе щеки. Ели с общего чугунка, а он гад, был не маленький, литров на пять точно, но мы всё очистили до дна, даже выскребали остатки своими деревянными ложками. А потом пили ромашку с медом и пирогами с яйцом и капустой. В общем, набили брюхо конкретно, даже шевелиться было лень, и Яромир, дал некоторое время на переваривание пищи. Я уселся в тени дома, под навесом и от души закурил. В голове скользнула умная мысль, "как мало человеку для счастья надо", и я с грустью вздохнул. Меня не трогали и не донимали вопросами на счет куренья, можно было подумать, они знали о табаке всё, и просто не обращали внимания. Да и я перестал напрягаться по этому поводу. Спустя какое-то время кузнец как очнулся и погнал нас работать, приговаривая, что сегодня надо пораньше закончить дела.

Мы с Горыней не возражали и направились в кузницу. Работа началась вяло, а потом вошла в нужный ритм. Я хоть и работал за горном, но успевал любоваться их слаженностью и умением. Вот уже готов третий пруток, и Яромир загибает его на конусном конце наковальни, да так ловко, с помощью молотка и кувалды, что у них получилась петля на одном конце. Потом меня заставили прогревать прутки с другого конца и снова гнули их, но уже по форме рыболовного крючка. И вот получилось три одинаковых заготовки, одна из которых было с петлей на противоположном конце. Кузнец кинул заготовки в огонь и спросил:

— Пойдут такие крюки?

— Самый раз, — ответил я, — осталось их скрепить вместе.

— Отдохни немного, сейчас пусть крюки прогреваются на медленном огне, а после передышки сваривать их будем. Там уже и твоя помощь понадобится.

— Не вопрос, главное объясни что делать.

— Всему свое время. Пойдем, освежимся водичкой и передохнем.

После отдыха мы продолжили, сначала кузнецы обрубили два крюка, которые были без петли, потом пришлось мне греть их с помощью мехов до солнечного цвета. А когда они прогрелись мы с Горыней взяли по одному и отнесли на наковальню. Яромир подравнял концы и, зажав их клещами начал сам сковывать более тяжелым, чем у него был, молотком. Когда металл немного сплющился и соединился, он скомандовал нам отпустить заготовки и заставил Горыню взять кувалду. От меня больше ни чего не требовалось, и они взялись за привычное дело. Только вот эти два крюка стали похожи на якорь. Я хотел было сказать, что крюки должны торчать с углом в сто двадцать градусов, но промолчал. В общем, напрасно я переживал, это было сделано для того, чтобы к ним приварить третий крюк, иначе просто не удержать всю конструкцию на наковальне. А когда они сварили все три части, то просто вывернули с помощью другого прута два оставшихся крюка.

— Ну, вот и готово, я видел, что ты сомневался, правильно ли мы делаем. Сейчас всё правильно?

— Да, но выдержит ли он Горыню.

— Пока нет, сейчас мы его раскалим и резко остудим, вот тогда выдержит. — И он взял тройник, и опустил его в горн практически стоймя.

— Поработай пока мехами, грей опять до ярко желтого цвета. Горыня, а ты принеси ведерко размером побольше, чтобы крюки туда опустить можно было.

— Я работал мехами, Яромир контролировал и если надо передвигал "кошку" под жар, чтобы она равномерно разогревалась. Железо разогрелось до нужного цвета, и как раз пришел молотобоец с ведром какой-то жидкости. Яромир указал куда ставить и отогнал нас подальше, потом достал "кошку" из огня и опустил её в ведро, а сам отскочил в сторону. Жидкость вскипела и немного брызнула в разные стороны, в кузнице запахло жаренными семечками. И тут до меня дошло, зачем эти люди выращивали подсолнечник. Масло семян использовали не только для еды, но и для закалки металла.