Зверь лютый Книга 40 Нашествие

"Кавалергарда век не долог...". Не хочу! Я не кавалергард! Я простой пехотный "ванька". Мне бы затихариться да окопаться.

Пётр I отдавал предпочтение кавалеристам перед пехотинцами:

"Пехотный офицер, едущий верхом, когда встречает кавалериста, должен, не доезжая сто шагов, с лошади слезть и держать оную в поводу, пока кавалерийский офицер мимо не проследует, дабы своей гнусной посадкой кавалериста не возмущать и ссоры не вызывать".

Ребяты! Давайте я слезу! Чтобы ссор не вызывать. И поведу Чёрта в поводу... Не, не согласные они. Я, конечно, их "гнусной посадкой" возмущаю, но они считают такое не багом, а фичей...

Убили бы. Точно убили бы. Но... "клин — клином". Или, там, "из дерьма конфетку".

Подо мной Чёрт. Который прыгает. Непредсказуемо. Отчего я — джигит хренов! — проваливаюсь с седла во все стороны. Помахиваюсь. Как... как член у импотента — совершенно без целеустремлённости, напряженности и предсказуемости.

Шлем отстегнуть от седла не могу — руки в корзинках. Поэтому просто машу перед собой клинками. Ветер поднимаю. Как мельница. Отмахиваюсь от стрел, как от мух навозных.

Говорят, что самурай должен уметь поймать пролетающую стрелу рукой.

Это не так уж удивительно: скорость стрелы 40-50 км/час. А волан бадминтона — во время турнирных состязаний разгоняется до 300 км/ч. Рекорд — 565 км/час. На таких скоростях я не играл, но турнирные — нормально. Да, там ракетка есть. Но ведь и площадка — тоже. И своя, которую ты должен всю закрыть, и противника, в которую ты должен попасть. В нужную точку поверх сетки.

Самурайскими навыками не владею, поэтому не ловил — отбивал. Хоть бы куда, хоть бы и в аут.

Не все. Потом посчитали — штуки три в меня попали, кафтан порвали. И чего? В кафтане — панцирь. Он же прокованный! Он же вчетверо прочнее обычных кольчуг!

Главное — голова. Но если она половину времени проводит... нет, коллеге, не в конской заднице. Но весьма близко, когда я с репицой целуюсь... В смысле: затылком. Что непонятно? Никогда не приходилось затылком об асфальт целоваться?

Довожу до сведения заинтересованных: об асфальт — больнее. Не пробовали? — Ну и не надо.

Попасть в неё, в голову мою... затруднительно.

* * *

Что меня успокаивало — скачки по-якутски. В Якутии на скачках русские пригибаются вперёд, к шее лошади, а якуты отклоняются назад, к репице.

Вот доеду до чума и послушаю сибирский секс по телефону: я ме-е-едленно снимаю валенки...

* * *

Для точности: навыки джигитовки Чарджи и Ивашко в меня крепко вбили. Как бы Чёрт не выкидывал меня из седла, как бы я не болтался "где-то рядом" — мышцы ног и корпуса развиты достаточно, чтобы после любого вываливания вернуться в седло.

Позже, после боя, молодёжь расспрашивала: где это я выучился так ловко уклоняться от стрел. Я, конечно, напыжился. Начал толковать про "качание маятника", из Фанговых рассказов про "перетекание" боевых голядских волхвов в лесу кое-что намекнул.

Фигня. Маятник "качать" можно только на своих ногах. А не на конских. В седле только отклонение корпусом. Хорошо, что седло не "стул" — диапазон отклонений больше. И всё равно: этого недостаточно.

Ребятки послушали, попробовали и вынесли вердикт:

— Польза есть, но мало. А ему... ему пофиг, его Богородица боронит.

Второе главное... нет, не угадали — конь. Конь большой, в него попасть легко. А вот убить стрелой... Ещё на Чёрте "личина" и "куяк конский". Не сплошной — иначе он прыгать не сможет, но голову, шею и бока закрывает.

Тут застрельщики половецкие кончились, и мы въехали в плотную толпу смешанного состава.

Я почему понял? — Какой-то чудак попытался мне в бок копьё всунуть. Красота! Мы подобное на тренировках постоянно отрабатываем, думать не надо: одним клинком копьё в сторону отвёл, другим до чудака дотянулся. И чуть с седла не свалился: я-то в одну сторону перегнулся, чтобы достать. Достал. Но Чёрт в этот момент прыгнул. В другую сторону.

Вам когда-нибудь на взбесившемся мотоцикле ездить не приходилось? Так мотоцикл — железный, его "бешенство" от неисправности. А у Чёрта — от богатства его конской души. Он их всех ненавидит. Нет, не кыпчаков — их жеребцов. Потому что они... жеребцы. И не из его конюшни.

Это проблема. Только я собрался какого-то деда рубануть — а нет его! Унесло. Чёрт коняшку противника цапнул за храп. Укусил. Во-от такими зубами! И тот конь заплакал и ускакал. Быстро-быстро. Вместе с наездником.

Я-то надеялся, что когда въедем в толпу половецкую, Чёрт как-то поспокойнее станет. А фиг там. Прыгает с места вверх и во все стороны. И бьёт. То копытами назад, то копытами вперёд. А то кусает всё, до чего дотянуться может. Он и так-то выше кыпчакских тарпанов, а уж в прыжке... Цапнул какого-то чудака за плечо, да головой махнул. Тот мало что из седла не вылетел и... уехал, скособочась.

Даже пешее "кошкодрание" более организовано, более управляемо, чем конная сшибка.

Ещё: всё очень быстро происходит. В пешей схватке в каждый момент времени перед тобой несколько врагов. Пять-шесть. И это надолго. В конной — один-два. Для многих — места нет. Кони проносятся мимо друг друга галопом. 60-120 км/час. Ткнул клинком. Попал/не попал — проскакал. И у тебя уже новые противники и иная общая обстановка.

Это — манера "строй сквозь строй". Другая форма: "бой на табуретках". Подъехали, остановились и давай, в основном не сходя с места, с седла как с табуретки, по сторонам железякой помахивать. Очень, знаете ли, изощрённое занятие: ты только примерился, а коня муха укусила. Соседнего коня. Он делает мах хвостом и попадает по морде твоему. А тот обижается и делает шаг в сторону. Куда теперь все твои примерки? — Правильно, в задницу. В конскую. Благо их много и они составляют существенную часть окружающего пейзажа.

Видели как кошки дерутся? Встают на задние лапки, а передними быстро-быстро машут перед собой. А теперь представьте, что они сидят верхом на бешеных собаках типа догов в плотной собачье-кошачьей толпе.

Тут коллеги будут рассказывать как всё это неправда. Как красиво выглядят, например, конные сшибки на рыцарских турнирах.

Здесь не турнир, здесь Степь. Здесь просто построить сомкнутый копейный строй стремя к стремени... Можно: монголы, калмыки, крылатые гусары, русские казаки в 20 в.... Да, пожалуй, и всё. Остальные не умеют и не хотят. Вот как появился "скифский выстрел", так все и бегают россыпью.

А Чёрта на рыцарский турнир не допустили бы. За злобность и хулиганство. Как он тут одному... который сзади подбирался... задними копытами... Унесло. Вместе с конём. А меня чуть вперёд через голову не выкинуло.

Родеро, факеншит. На одних шенкелях и с острозаточенным в обеих руках.

Потом мы посчитали. Счёт 3:2 в пользу Чёрта. Он больше кыпчаков угробил, чем я.

Что, Ваня, стыдно? Какая-то скотинка травоядная поболее ворогов сокрушила, чем ты, витязь славный?

А если бы я на слоне приехал? С него-то клинком и вовсе не дотянутся. Вот был бы стыд.

Раньше я мерился с "мертвецом ходячим", с Суханом. Я его по трупам не догонял, и успокаивал себя, что у него два топора, а я одним клинком работаю. Теперь и Чёрт меня обогнал. Хотя... у него четыре копыта и зубы, а у меня всего два палаша.

Больше я на Чёрте в бой не ходил. Очень я на него обиделся — чуть не убился из-за него. Месяц не разговаривал. Нет, конечно, никаких слов насчёт живодёрни... даже и в мыслях. Он осознал, стал спокойнее и более так не делал. Да и негде было: на манёврах не так нервенно, а в кавалерийскую атаку предводителем... мне уже не приходилось.

Ещё одна жертва стратифицированного общества. Конь лучший? — Значит, собственность самой главной безшерстой обезьяны. На таком коне ездить — только мне. У него талант прирождённого прыгуна, ему бы скачки с препятствиями. Но я-то не жокей! А отдать какому-то жокею нельзя — ущерб статусности.

Мудрые греко-римляне называли победителями гонок на колесницах не возничих, а владельцев лошадей. Тщеславие богачей поддерживало коневодство. У нас не так.

Как-то пустынно стало. Чёрт головой крутит — следующую жертву выбирает, никак успокоиться не может. Но драться уже не с кем — вокруг наши. Охрим с моей охраной. Правее "акулы" Салмана в своей обычной манере сплошным строем сносят противника.

Тактическая подробность: кыпчаки зажаты между моими и лесом. Некуда отскочить, негде развернуться. Только назад, в скотопрогон. А там речка, там встречные толпы подходят, там пулемёты достают. Стоя на месте толпой, бездоспешные, на маленьких конях... смазка для штыков. В смысле: для пик.

Охрим подскакал и даже говорить ничего не стал. Просто давай рвать мой шлем с седла. Не отвязывается. Матюкнулся, срезал и сам мне на голову нахлобучил. И пока я в себя приходил, подбородник затянул.

Типа: пока ты молчишь — ты выглядишь умнее.

Мда... кому победа великая, а кому стыд жгучий.

Не, так дело не пойдёт, я ж, типа, предводитель, мне команды командовать надо.

Я начал, было дёргаться, а он мне — князю и повелителю!, кулак показал. А я ж ничего не могу сделать! У меня ж руки в корзинках! В растопырку, чтобы кого-нибудь из своих не зацепить. Не рубить же слугу верного клинком славным!

Хорошо, Салман подъехал, стал спрашивать про здоровье. Ну и как ответить, когда намордник затянут?

— Ну... мну... бз... кгрх...

Отвязали.

— Тьфу, блин. Охрим! Ты... ты... Ты сними с меня клинки да вели протереть насухо.

Мог бы, конечно, и сам снять. Зажать в подмышку и кисть вытащить. Но... грязные они. Вроде, ничего особо не делал, но на правом елмань в крови. А левый в крови весь, аж по гарду. Кого-то я им проткнул насквозь. И вывернул с проворотом. На автомате — даже и не думал. А теперь и не вспомнить.

— Половцы побиты да убежали. Чего дальше делать?

— А у соседей как?

— Да, вроде, так же. Уже в проходы втянулись.

— Ну, и мы. По прогону этому прям к Переяславлю. Рысью марш.

— Н-не. Рысью не получится. Только шагом и по очереди. Мертвяками всё завалено. Ещё шевелятся многие.

Наша часть ското-прогона, который разделял лес, примерно на полверсты завалена убитыми и ранеными кыпчаками и их лошадьми. Дальше пулемёты не добивали.

Любим своих стрелков вперёд повёл, разных отставших добивать. Салман с "акулами" следом, частью подобрав свои тяжёлые пики, драгуны зачищают опушку, тачанки по моему маху сдвинулись. Пока доедем — баллоны накачаются.

Едем. Мёртвые — кончились, раненные, которые уползти пытаются — кончились. Сухое чистое место. Поворачиваем и любуемся.

Прямо впереди Переяславль. Над городом — здоровенный золотой крест. Там Михайловский собор, в котором младшего брата Долгорукого Андрея Доброго похоронили. Я про того Андрея — уже...

На этот крест вся Степь скалится, зубы точит. Пожалуй, поболее, чем на золотые купола Михайловского златоверхого в Киеве. Понятно, что крест не золотой, а золочёный: золото — в тончайшие листики раскатано. И полпуда не наберётся. Но — сияет. Объявляет: здесь — Русь. И у нас хватит сил эту красоту отстоять.

Не хватит. Скоро. Батый придёт. Всё сожгут, разрушат, утащат.

Крест пылает красным. Восходящее солнце так подсвечивает. Полчаса пройдёт, угол освещения изменится, но сейчас...

Бойцы крестятся. Шепчут: кровью праведников омыт, "Крест Животворящий", "воинство небесное", "господь нам помогает"...

После, поди, и сказывать будут как в русской летописи разгромленные Мономахом кыпчаки говорили:

— Как же воевать с вами, коли над вами воинство по небу скачет, наши головы рубит?

Собор в детинце, левее окольный город. Отстоял, однако, Искандер, посад. И воспользовался: провёл сквозь целое, не замусоренное, не погорелое место, свой полк и вывалился на бегущих к броду кыпчаков. А с другой стороны вдоль Трубежа видны уже чёрные чекмени торков Чарджи. Сейчас эти две клешни сомкнутся.

Не надо бы.

В реке — каша. Из бегущих и скачущих людей, лошадей. Не надо мешать им сдохнуть. Просто подгонять помаленьку, чтобы не задерживались. На этом берегу и на этом свете.

Справа за Альтой, тоже запруженной покойниками в три слоя, спиной к лесу прижавшись, ещё одна высота. Там, похоже, ханский шатёр стоял. А рядом ещё были. Теперь не стоят — снесло. Взрывной волной.

Таких слов, кроме меня, в этом мире никто не знает. Ваня, не умножай филологических сущностей! Какая "взрывная волна"?! — Чудо небесное!

У подножия холма — яма. Чистый вывернутый из глубины песок. А вокруг, шагов с десяти начиная, полоса... земли с кровью. Дальше обрывки всякие, куски мяса, тряпьё разное. Ещё дальше и целые трупы неубранные лежат.

Да уж. Порезвились-поигрались.

Слез с коня, подошёл к яме, присел. Песочек в горстях пересыпал. Ушёл хан Боняк. Хоть и злой он был, и мне враждебный, а жаль. Яркий человек. Интересный. Сильный. Повернись судьба чуть иначе — могли бы и пообщаться побольше. Я от него много чего узнать мог, понять про жизнь.

Поднял голову, в небо посмотрел. Чистое. Ясное. Жаркое. Ярко-голубое.

"Наступающий летний зной

Разворачивает меха".

Ушёл хан Боняк. Нынче, поди, с Хан Тенгри разговаривает, да вниз, на нас грешных, посматривает. Нервничает: как-то мы его трудами распорядимся. Надо чтобы не в впустую.

— Осалук! Иди сюда. Что это ты за дрянь тащишь?

Осалук тащит за шиворот... что-то двуногое.

Это потом. Всё потом. Есть более важное, есть обязательства перед ханом Боняком.

— Возьми пару-тройку парней, коней добрых. Отвезёшь записку Алу. Осторожно: битые кыпчаки в разные стороны разбегаются, не попадись им.

Как же рассказать мальчику про гибель его отца? Про подвиг, им совершённый?

— Вестовой!

Осторожно, Ваня. Непонятно, кому эта записка попадёт. Там, в его становище, могут быть... разные ситуации, там уже знают. Что-то. Наверняка, кто-то из свиты под "крылышки" не попал, ускакал к своим.

— Пиши. Алу, твой отец хан Боняк Бонякович истребил Кончака и его прихвостней во множестве. При том погиб сам, вместе с братом твоим Алтаном, ханом Беру и многими иными, бывшими с ними. Геройство его позволило разгромить воинство вражеское, многочисленное аки борови. Ныне вороги бегут в страхе. Не дай пропасть ни капли победы, добытой твоим отцом. Ты наделён им властью — используй. Догони бегущих и бей их, сколь сил хватит.

Что ещё?

— Я буду рад видеть тебя. До завтрашнего утра останусь здесь, у Переяславля. Ещё допиши. Во взятом здесь — пятая доля твоя.

— А чегой-то? Какому-то подханку пятую долю? Его тут и не было вовсе!

Буй-Тур со своими подъехал. Снова курский тысяцкий неудобные вопросы задаёт.

— А тогой-то. Ты глянь по сторонам. Сколь много поганых побитых, в куски порванных, валяется. Ты сам, поди, столько и за всю жизнь не порубил. А вот хан Боняк с одного раза... исхитрился. Не выдать сыну долю за отца погибшего... нечестно. Мы тут все при своих головах, потому что Боняк... своей не пожалел.

— Эт... как это? Он что, один вот такое побоище учинил?!