Армагеддон. Беглецы

— Все время пошло! — донеслось с опушки, и Егор невольно скосил взгляд на наручные часы. Три минуты седьмого.

Ну что же подождем. От волнения руки сжались в кулаки.

Время тянулось в томительном молчании.

— Тот, кто нападает на женщин и детей — не человек, а ифрит (мифическое существо, могущественный демон в арабской и мусульманской мифологии, разновидность джинна)! — услышал злой шепот Али и повернулся к нему. Ноздри орлиного носа друга трепетали, зрачки выпуклых глаз блестели гневно и ярко, рот под жесткими черными усами был крепко сжат, — Лежать вам в могиле со свиньей!

Подготовили несколько сюрпризов, но ведь и бандиты могли что-нибудь придумать!

— Время вышло, лохи! — раздался голос с опушки, из кустов показался блестящий капот машины, и Егор ахнул — в открытом люке на крыше торчал человек в камуфляже с тубусом гранатомета на плече.

Холодок страха пробежал по спине, Егор ощутил опасность, словно холодное, липкое прикосновение мертвой плоти. Впрочем, это немедленно прошло, и он ощутил, как откуда-то из глубины души поднимается почти незнакомое доселе, темное, страшное чувство: НЕНАВИСТЬ. Все ночные раздумья и сомнения отступили — их сменила ненависть к незваным гостям, спокойно и равнодушно пришедших навязать свою волю и убить несогласных.

С громким: 'Шух', огненный клубок, штопором вертясь, полетел в сторону крепости.

Егор инстинктивно пригнулся. И вовремя — раскатисто-упругий грохот близкого взрыва заставил замереть и содрогнуться от мысли, что может погибнуть вот так, по-глупому, совсем по-глупому, не совершив в своей жизни ничего.

Где-то в стороне, воя и жужжа, пролетели осколки, посмотрел в сторону ворот — ну, ни хера себе... Посредине щерилось зубчатыми осколками отверстие, в которое не нагибаясь пролезет человек. Но это еще полбеды. Он не помнил, был ли там кто-то из защитников.

Егор повернулся к лесу. На фоне темнеющих стволов выезжал внедорожник, длинная пулеметная очередь с него прошлась по отверстию в воротах, потом по ближайшим вышкам. Позади, прикрываясь его металлической тушей, бодро трусили восемь бандитов, держа наготове автоматы. Те, с опушки, решились преодолеть открытое пространство лихим марш-броском.

'Фьють! Фьють!' — басовито пропели над головой пули.

Желудок словно налился холодным свинцом, норовя переместиться в область пяток. До жути страшно убивать людей, пусть и ненавистных, если никогда таким не занимался. Стычка в первый день после переселения не в счет — там все произошло слишком внезапно.

Первые мгновения ошеломления прошли. И грохот выстрелов и цвирканье пуль перестали иметь над ним власть, а сам он приобретал над ними силу и внезапно его охватила злость. Да кто они такие, чтобы диктовать свою волю?

Оглянулся на отца. Ну? Время, папа, время! Чего ты ждешь?

— Тыг ца хул, (ты не мужчина, чеченское ругательство) — громкий возглас совсем рядом заставил на миг повернуть голову.

Али поднялся, на плече тубус гранатомета. Утробно прошипев, граната, рассыпая искры, сверкнула огненным хвостом и влепила прямо во внедорожник. В ушах Егора еще стояло ее шипение, когда на месте внедорожника вспучилось пронзительно-желтое, ослепительное облако. По барабанным перепонкам могуче громыхнул взрыв; нелепым комком отлетела пылающая фигура и замерла на земле.

Огненно-черный фонтан опал, появился жирно чадящий остов машины, разорванный, разлохмаченный.

— Огонь! — гаркнул отец.

Бандиты упали наземь, то ли раненные то ли прячась. Застрекотали очереди, справа и слева полетели щепки, — слава богу, что довольно далеко.

Егор помедлил мгновение, выдохнул воздух и, тщательно выцелив фигурку на земле, нажал на спуск.

'Бах!' — ударила прикладом в плечо 'Сайга'.

'Так-так-так-так-!' — загрохотал рядом автомат отца.

Вразнобой загрохотали выстрелы колонистов, в ответ стрекотали автоматы.

Вот бандит, волоча ногу, пополз в сторону леса — неплохо. Одним меньше! Автомат остался на земле около лениво чадящего внедорожника.

Егор стрелял, стараясь тщательнее целиться и расходовать патроны экономнее — запасы их не бесконечны, а сумеют ли наладить их производство — бабка надвое сказала. Зато бандиты недостатка в патронах явно не испытывали.

Военные учебники гласят, что потери наступающих больше в три раза, но у них автоматы, а у нас только охотничьи ружья, так что неясно, кто берет вверх?

Позади, где стоял миномет, глухо бамкнуло. Спустя считанные мгновения в десятке метров перед внедорожником расцвел огненно-дымный цветок взрыва.

— Бабах! — оглушительно ударило по ушам. 'Недолет', — он досадливо поморщился.

Спустя несколько секунд снова бамкнуло.

— Бабах! — минометный разрыв подкинул остов внедорожника и завалил на бок, несколько изломанных фигурок отлетело в стороны, словно злой великан бросил в отряд оловянных солдатиков биту. Бандиты побежали, пригибаясь, и оставляя на земле скрюченные фигуры, к лесу.

Каждые несколько секунд вокруг чадно горящего внедорожника поднимались смертоносные фонтаны огня и дыма, потом между стволов ближайших деревьев. И никакого движения.

— Отставить огонь! — рявкнул отец, а Шварц — он залег чуть дальше выдал очередную хохму:

— Это вам не пуп царапать грязными ногтями!

Тишина после стрельбы наступила оглушительная, до нереальности. Только тоненько кричал кто-то в поле. Этот крик был ужасен, но Егора охватила эгоистичная, необыкновенно сильная радость, почти восторг. Все, неужели все? Он жив, здоров! И ни так уж и страшен этот бой и враги повержены!

А потом справа кто-то коротко и мучительно простонал, Егор повернулся.

И тут его словно оглоблей по голове ударили! Али Арипов — больше чем друг — брат, сидел на земле, прислонившись спиной к нестроганым бревнам тына. Между пальцев прижатой к груди ладони стремительно расплывалось, ширилось темное пятно. На сине-белом, меловом лице страшно закатились глаза.

Короткий импульс страха, как удар под вздох.

'Черт! Не может быть... Али... Али ранен?' — торопливо прислонил к тыну ружье от которого в безветренно воздухе резко пахло пороховой гарью.

Лицо у Егора стало потерянным и несчастным. Мысли скакали с одного воспоминания на другое: как вместе бегали в женское общежитие Академии, как в детстве лазили по чужим садам... Стало страшно. А еще стыдно за только-что испытанную радость...

— Держись брат! — Егор рухнул перед другом на колени, расстегнув ветровку, вытащил из внутреннего кармана пакетик с импровизированной аптечкой. Разорвал пальцами целлофан. Руки тряслись. Таблетки, таблетки, какие-то бутылочки. Черт! Черт, где же бинт?

— Держись, брат. Держись, черт тебя возьми! Ты как?

— Настоящий нохча не воюет с женщинами и детьми, — шевельнулись в ответ губы Али, — он их спасает... Шахид — это тот, кто погиб за Родину и Аллаха. А Родина — это наши женщины и дети... — глаза закрылись, и раненый потерял сознание, и только вздымающаяся грудь подтверждало — он жив.

— Подожди, — Егор почувствовал прикосновение мягкой женской ладошки и повернул голову, — дай мне, меня этому учили.

Несколько мгновений, с растерянно-бледным лицом, смотрел на смутно знакомую женщину лет тридцати с белой повязкой на голове, из-под которой выбивались рыжие локоны и туго набитой сумкой через плечо. Так это санинструктор! Уступая место, поднялся.

— Отряд встать! — услышал крик и повернулся. Поднявшийся во весь рост отец смотрел на Али, на лице змеями катались желваки. На лице его, в кончиках усов, застыла виноватая усмешка — словно не на смерть вел он, а провинился в чем-то и ждет его дома тяжелое объяснение с женой, — Выходим за ворота и строимся у стены с интервалом три метра! Прочесываем опушку. При сопротивлении стрелять на поражение! И да... если кто там ранен — оказать помощь.

Торопливо прошел мимо, на ходу бросив сыну:

— Давай с Али. В ста метрах, — он махнул рукой в сторону лагеря, — ждет машина медиков с Анастасией Ивановной.

Егор, сжимая изо всех сил кулаки, смотрел на бледное лицо друга, на то, как ловкие женские руки накладывали бинт. Эти...эти, на поле перед стеной... Если еще несколько минут тому назад ему было их почти жаль, то сейчас он лично бы перестрелял ублюдков. И рука бы не дрогнула!

Санинструктор закончила, Егор наклонился, поднял на руки тело — оно оказалось неожиданно тяжелым и перенес к носилкам, осторожно переложил. Женщина наклонилась и повернула голову Али набок, они подняли носилки и пошли к лагерю.

За поворотом лесной дороги, ведущей в лагерь колонистов, стоял минивэн незнакомой модели. Егор услышал громкие, неразборчивые голоса, звон брошенного на пол железа, потом дверь открылась и на землю соскочила врач.

В просторном салоне не хватало кресел, или точнее они были сняты, только в глубине, у водительского места стоял столик с креслом.

Врач, с тревожным лицом, наклонилась над носилками, рука осторожно прикоснулась к бинту.

На вопрос доктора санинструктор рассказала об оказанной помощи. Доктор кивнула и попросила загрузить носилки, но, когда Егор попросился сопровождать Али, отказала столь категорично, что спорить он не решился, только зло скрипнул зубами. Как ужасно чувствовать себя беспомощным и быть не в состоянии помочь другу.

Импровизированная скорая помощь взревела мотором, вихрем промчалась до поворота лесной дороги и скрылась за деревьями.

... Если рассказывать обо всем, что Егор увидел и в чем за утренние часы участвовал, то получилось бы длинно и совершенно невероятно для жителя такого уютного мира двадцать первого века.

Вначале, вместе с остальными бойцами, прочесывал опушку и поле перед крепостью.

Егор насчитал двоих раненых бандитов— один словил пулю в ногу, второй в плечо — ничего угрожающего жизни. Когда вылечатся, их будут судить. И восемь убитых. Все молодые, судя по виду — в возрасте от 25 до 30 лет, лишь один, в окровавленной ветровке, наискось перечеркнутой ярко — алой цепочкой попаданий, пожилой. Никого из убитых он не знал.

Он застыл у ближайшего тела, рассматривая с тем чувством скрытого трепетного страха и звериного любопытства, которое испытывает всякий живой к мертвому. Человек лежал лицом вниз, на мускулистой спине горбом бугрилась рубашка цвета хаки, брючины джинсов подвернулись, обнажая сильные, мускулистые ноги, но самым ужасным было то, что у него не было черепа, чисто срезанного осколком; в порожней черепной коробке, обрамленной короткими 'ежиком' волос, светлела розовое. А еще запах. Ужасный запах свежепролитой крови и человеческих внутренностей.

Нашим тоже досталось. Тетя Маргарита Новикова погибла, четверо раненых, но тяжелый только Али. Али, брат, как ты там?

Зато трофеи достались богатые: два внедорожника премиум-класса, оружие, боеприпасы и обувь. Хуже всего было снимать с трупов одежду, порванную, окровавленную. Его едва не стошнило, но отец сказал, что ее отстирают и зашьют, а они не в том положении, чтобы воротить нос и пусть привыкает к средневековой жизни. Повезло с оружием вообще— из одиннадцати автоматов фатально разбиты только три, а у пулемета лишь приклад посекло осколками.

Раненые бандиты не запирались — ночью в банде произошел переворот. Пустоцвета и двух его телохранителей убили и главным стал уголовник по кличке Бес. Он и был единственным, кто убежал от колонистов. Заодно бандиты подробно объяснили дорогу в свой лагерь, где остались женщины и дети — эти уроды даже не удосужились выставить охрану! Словно на пикник приехали, а не в дикое средневековье где таких-же тварей как они — море!

Пятеро остались рыть братскую могилу, а Егор и девять наиболее подготовленных в военном смысле мужчин, взяли с собой одного из выживших бандитов и погрузились в внедорожники. Ответную экспедицию возглавил Шварц.

Бандитский лагерь — десяток по виду импортных палаток и несколько внедорожников, расположившийся на живописной полянке метрах в двухстах от Днепра, появился через десять минут неторопливой езды.

Все дальнейшее происходило быстро.

Машины остановились у ближайшей палатки, выскочили бойцы, настороженно щупая пространство стволами автоматов и ружей— опасались, что Бес мог направиться в лагерь.

Они действовали так, как будто всю жизнь бок о бок прослужили в каком-нибудь спецназе, — по команде Шварца стремительно заняли периметры поляны, прочесали опушку. Никого.

Женщины и дети — никто не спал, встретили бойцов ошеломленным молчанием.

На краю поляны лежала короткая стежка мертвых тел. Егор подошел поближе, опознал Пустоцвета и зло поджал губы. Так ему и надо, сволочи!

Шварц подошел к мертвым телам, над которыми уже кружились, с нудным жужжанием, вездесущие мухи, задумчиво покачался на носках блестящих на солнце берц (Военные ботинки с высокими берцами — на шнурках) и пренебрежительно хмыкнул:

— Бумеранг всегда найдет хороший затылок! — произнес вполголоса.

Только теперь семьи пустоцветовцев осознали, что произошло, и тишина сменилась истерическими криками, женскими рыданиями и детскими криками.

На импровизированном митинге успокаивать не стали, а поставили вопрос ребром: или они присоединяются к колонистам с поражением в правах на пару лет или им оставляют минимум необходимого и живите как хотите и где хотите -нам вы не нужны.

Что происходило дальше, наверное, можно сравнить только с сумасшедшим домом, когда психам забыли вколоть успокоительное. Новые истеричные крики, слезы и стенания с проклятиями. Словом, в обратный путь двинулись ближе к обеду. Женщины — существа удивительно практичные, а то, что в одиночку выжить шансы близки к нулю, понимали все. В итоге согласились все, а колонистам досталось семь автомобилей, палатки, горючее — ограниченные запасы которого берегли как зеницу ока и куча добра, подготовленного Пустоцветом для переселения в прошлое...

В лагерь Егор выбрался только в обед и первым делом направился в медпункт — раньше не получилось выбраться.

Спустя десять минут он находился на противоположном конце городка. Егор уже подходил к палатке с красным крестом на стене, когда женская рука откинула брезентовый полог, и он увидел врача:

Анастасию Ивановну в незастегнутом белом халате. Застыла перед входом — судя по виду узнала Егора.

— Добрый день еще раз, я по поводу Али Арипова — это мой друг, — волнуясь, Егор жадно искал в лице врача ответ, но женщина, взгляд скользнул в сторону, досадливо кашлянула, — Он, он в сознании?

Женщина прикусила губу, по-прежнему не глядя в лицо и ответила с некоторой заминкой.

— Егор? Вас кажется так зовут? — он, словно завороженный, кивнул и стремительно побледнел, — Понимаете, медицина не всесильна. Тем более здесь, когда дефицит лекарств и оборудования, да и я далеко не хирург... — женщина собралась с силами и закончила решительно, — Короче... я очень сожалею, но он умер. Легкое...Я была бессильна.

Ее лицо превратилось в маску.

Что? — потерялся Егор, глядя в лицо медику. Почему-то он заметил, что глаза у нее стали какие-то больные.

Умом он понимал потерю лучшего друга, но шокирующий смысл слова умер, не сразу дошел до сознания. Еще миг боролся с охватившей растерянностью потом повернулся и побрел куда глаза глядят. Было больно, словно без наркоза отрезали правую руку. Их дороги давно разошлись, но он знал, что дома его ждет друг, на которого он может положиться ... даже больше, чем на себя самого.