Закон парных случаев

— Хозяин барин. Только все равно тебя увезти отсюда надо. Идти можешь?

— Потихонечку могу.

— Потихонечку и пойдем.

— А как вы?..

— Все потом.

В прихожей на тумбочке валялся мой телефон. Я схватил его, едва успев удивиться, что скины не забрали его с собой. Мы вышли из квартиры, вызвали лифт, но поехали не вниз, а вверх, на последний этаж. С площадки приставная металлическая лесенка вела к открытому чердачному люку.

— Позаимствовал у дворника ключ, — пояснил Виктор. — Смелее.

Он подождал, пока мы с Сашей поднимемся на чердак, забрался сам и задвинул крышку.

30.

Чердак был сравнительно невысоким — я вынужден был пригибаться, чтобы не задеть головой какие-то строительные конструкции. Было пыльно и темно — свет проникал только через крохотные окошечки под самой кровлей. Но Виктор прекрасно ориентировался в этой темноте. Он уверенно вел нас к какой-то хорошо знакомой ему цели.

— Сюда мы этим же путем шли, — шепнул Саша. — Не бойся, не заблудимся. Сейчас выйдем на другую лестницу.

— Здесь, — сказал Виктор, наклонившись над слабо светящимся четырехугольным контуром в полу.

Он отодвинул крышку люка, и мы спустились на точно такую же лестничную площадку, только немного погрязнее. Да и лифт здесь не работал.

— Вот ведь блинский блин! — сплюнул Виктор. — Ты как? Сможешь сам спуститься?

— А куда я денусь? — поморщился я.

Мы начали медленно спускаться по лестнице, останавливаясь на каждой площадке. Я вспомнил, что совсем недавно лифт не работал в соседнем парадном, и мы точно так же поднимались с раненой Женей. Похоже, в последнее время всякие странные и страшные моменты моей жизни так и норовят ходить парами. Что-то я об этих парах совсем недавно то ли читал, то ли слышал. Ну да, конечно! Это же ведь закон...

Стоп! Женя!

— Саш, а что с Женей? — холодея животом, спросил я. — Три дня подряд звонил вам обоим, никто не отзывается.

— Да ничего с ней такого. В экспедицию уехала, за Старую Ладогу. На раскопки. Телефон там не берет. А у меня деньги кончились, только сегодня положил. А вот ты куда?.. Хотя ладно, сейчас молчи лучше, потом расскажешь.

Мы добрались наконец до первого этажа, но Виктор махнул рукой в сторону подвальной лестницы. Вход в подвал закрывала решетка, но замка на ней не было.

— Туда, — Виктор открыл решетку и спустился в подвал.

Там было еще темнее и грязнее, чем на чердаке. Ноги скользили, под ними что-то хлюпало, где-то капала вода. Виктор включил маленький фонарик, но толку от него было чуть.

— За трубу держитесь, — сказал Виктор и посветил на ржавую трубу, идущую вдоль стены на уровне моих плеч.

Вот ведь как все относительно, усмехнулся я, хватаясь за мокрую, скользкую трубу. Идешь по улице и переживаешь вовсю, не слишком ли заметно крохотное пятнышко от мороженого на рубашке. Зато когда прижмет, лезешь с головой во всякое дерьмо и не задумываешься, реально ли отстирать одежду или придется с ней распрощаться. Уж как я любил эту акулью майку, а настоящая шкура все же дороже. Кто б сомневался!

Пару раз я вляпался во что-то мягкое и скользкое, а уж воняло в этом подвале! Наконец мы поднялись по ступенькам, Саша открыл дверь, и мы оказались в тупичке за кустами сирени. Прямо перед дверью стояла видавшая виды синяя "шестерка". Или "пятерка"? Я плохо разбирался в "породах" российских машин.

— Быстрее! — скомандовал Виктор. — Вы оба — на заднее сиденье и пригнитесь. Я не думаю, что они после этого газового фокуса где-то поблизости, но чем черт не шутит. Лучше не рисковать.

— Кстати, насчет стекла, — начал было я, но Виктор мирно посоветовал мне заткнуться.

— При случае сочтемся, — улыбнулся он, сражаясь с зажиганием. — Не будет Сашки рядом — вскроешь мне какой-нибудь чирей. Или я к тебе в Прагу в гости приеду.

— Всегда пожалуйста. И чирей, и в Прагу.

Наконец-то я смог разглядеть его — до этого все было как-то не досуг. Виктор был невысоким и крепким, коренастым, как будто рос себе, рос вверх, а потом решил, что хватит уже, можно теперь и вширь подрасти. У него был смешной нос уточкой, широко расставленные карие глаза, а когда он разговаривал, из-под коротковатой верхней губы выглядывал передний зуб, которому не хватило места, и поэтому он пошел войной на соседа. Светлые волосы Виктора буйно курчавились, и вообще у него был вид эдакого деревенского гармониста. Не хватало только картуза, сдвинутого набекрень, лаковых сапог и розочки размером с кочан капусты в петлице.

— Виктор, а кто ты по профессии? — полюбопытствовал я, когда мы выбрались на проспект, проехав через пять или шесть дворов.

— Стоматолог, — лениво отозвался он. — Протезист. У тебя как, все зубы на месте?

Зубы у меня были, как ни странно, на месте, а вот в остальном организме явно все слегка перемешалось. Но что характерно, болело намного меньше ожидаемого. Адреналин — чтоб ему! Неплохое обезболивающее. А вот о том моменте, когда его действие закончится, думать как-то не хотелось.

Словно услышав мои мысли, Саша предложил:

— Думаю, не мешает нам Мартина в бане завтра попарить. Веником побить, синяки разогнать. Как, Мартин, был когда-нибудь в русской бане?

Пришлось смущенно сознаться, что хоть и слышал много, а вот бывать не доводилось.

— Ну и отлично. Перекантуемся где-нибудь ночку, а завтра поедем к бате. Это мой одноклассник, отец Кирилл. Священник. У него приход в сторону Волхова. Думаю, нам всем желательно на несколько дней из города смыться.

— Ну... Не знаю, — засомневался я. — У меня мама в больнице. А дома — Кот.

— К маме заедем. Кота — с собой возьмем. Или соседям сдай. Между прочим, — Саша лукаво ухмыльнулся, — можно и Женьку навестить заодно. Все равно в ту сторону ехать. Побирахе деревня не круг.

Тут уж мне крыть было нечем.

31.

Он ходил по комнате из угла в угол. Семь шагов по диагонали. Потом четыре вдоль стены. И снова семь по диагонали. Время от времени комнату словно дымкой заволакивало. Он останавливался и никак не мог понять, куда идет и зачем. Потом дымка рассеивалась, и он понимал: деваться некуда. Только ходить по комнате, как тигр по клетке. И выхода нет. Из комнаты — есть. А у него — нет.

Он не смог. Не справился. Камил... Наверно, Камила он все-таки убил. А вот Ольга — в больнице. И сына ее он почему-то не смог убить. И вот это "почему-то" бесило его больше всего. Потому что понять это он никак не мог.

Он подошел к портрету, рукой стер пыль со стекла.

— Скажи, что мне делать?

Портрет молча улыбался. Как ему показалось, улыбался презрительно.

— Да, я знаю! Тебе есть за что меня презирать. Я обещал отомстить. И не смог.

Он встал на колени и посмотрел на портрет снизу вверх.

— Я все исправлю. Я знаю, ты слышишь меня оттуда, где ты сейчас. Они не должны жить.

32.

"Перекантоваться ночку" решили у меня. Виктор в свою квартиру в ближайшие дни возвращаться не собирался, а Саша не жил у себя уже второй месяц. Женя тоже обитала у подруги.

— Но ведь не будете же вы всю жизнь по друзьям кочевать? — недоумевал я. — Надо ведь что-то делать? Неужели милиции на все наплевать?

— Милиции? — усмехнулся Виктор. — Сразу видно, Мартин, не знаешь ты наших реалий.

— Я им крепко дорожку перешел, — вздохнул Саша, поглаживая Кота, который уютно свернулся у него на коленях. — Да нет, не милиции, а скинам. Была тут у нас в Питере одна хорошо известная скиновая команда. Полные отморозки. Не одного человека убили. В том числе одного моего хорошего знакомого. Даже можно сказать, друга. У него папа какой-то южной национальности был. И внешность такая от папы досталась — специфическая. Короче... Через некоторое время разогнали этих козлов. Одного из идеологов пристрелили при задержании. Остальных — кого посадили, кого отпустили. В общем, не без моего участия все это произошло. Но... в нашем замечательном государстве нет программы защиты свидетелей. А даже если б и была... Кто-то из ментов ведь и сдал, кто ж еще. Я-то ладно, в любой момент встал на крыло и улетел. Нет у меня прочных привязок к чему-то. Вот, к примеру, дружок у меня армейский в Краснодаре. Могу к нему махнуть. Осмотрюсь, комнату сниму, на скорую устроюсь. А вот за Женьку страшно.

Я хотел сказать что-то такое пафосно-героическое, но подумал, что это будет выглядеть глупо, и промолчал.

— А самое смешное, Мартин, — продолжал Саша, грустно улыбаясь в усы, — что никакой я не антифашист. А вовсе даже кухонный расист.

— Это как? — не понял я.

— А вот так. Нет, я, конечно, не пишу на стенах "Россия для русских" и прочий юбер аллез, но... К примеру, я не хотел бы, чтобы Женька вышла замуж за какого-нибудь негра, араба или хотя бы даже армянина. И знаешь, почему?

— Почему?

— Вовсе не потому, что я считаю их худшими. Просто есть разница в воспитании, культуре, обычаях, религии. В темпераменте, в конце концов. Разумеется, бывают счастливые смешанные браки. Но именно — бывают.

— Ну да, ну да! — фыркнул Виктор, разливая по рюмкам водку, которую мы купили по дороге. — Можно подумать, несмешанные браки всегда удачные.

— А я о чем? Любой брак — риск. Так зачем же этот риск усугублять?

— А как же любовь? — не сдавался Виктор.

— А ты разве на Свете не по любви женился? — парировал Саша. — И что? Она сбежала к твоему приятелю, чуть не выжила тебя из квартиры и не дает видеться с дочкой. Нет, парни, любовь-морковь и прочие страсти-мордасти проходят очень быстро. Оглянуться не успеешь. А остаются в сухом осадке уважение, дружба и хорошая привычка. Если остаются, конечно. Как сказал классик, "привычка свыше нам дана, замена счастию она". Если, конечно, ставить знак равенства между "счастием" и той самой любовью-морковью. А по мне, счастье — это и есть этот самый сухой остаток. Плюс дети и твердое намерение жить долго и умереть в один день. Всегда завидую дожившим вместе до золотой свадьбы.

Я слушал эту перепалку молча и, в общем-то, соглашался с Сашей. Ну, пусть и не во всем. Например, насчет смешанных браков. Хотя... Я вспомнил, как встречался пару месяцев с мексиканкой Люсией, которая училась в нашем университете на курс младше. Сначала она мне очень нравилась, но ее бешеный темперамент вкупе с фанатичным католичеством, осложненным склонностью к миссионерству, очень скоро начали меня раздражать.

Наспорившись, Саша спохватился, что я так и не рассказал, что же случилось со мной. По дороге я коротко объяснил, как попал в квартиру Виктора и почему скины позвонили Саше. Но о том, что произошло с родителями, я еще не говорил. И вдруг понял, что не могу рассказать. При всей моей симпатии и к Саше, и к Виктору. Я не мог заставить себя вернуться в тот день. Как будто после того, как я выплакал свое горе крестной, захлопнулась какая-то дверца, за которой остались все слова на эту тему. Я мог думать об этом сколько угодно. Но не говорить.

Саша смотрел на меня вопросительно, а я сидел за кухонным столом, уставившись в розу на клеенке, и молчал, как партизан на допросе.

— Оставь его, Шуран, — тихо сказал Виктор. — Видишь ведь, неладно с ним.

— Просто... — все-таки выдавил из себя я. — Просто убили моего отца. На следующий день после похорон бабушки. Какой-то псих. И ранил маму. А я все это видел. И ничего не мог сделать. Вот.

Саша молча наполнил рюмки.

— Пусть земля ему будет пухом, — сказал он, приподнял свою рюмку и выпил.

Помолчав, он все-таки спросил:

— А как мама?

— В коме. Поэтому я пока здесь.

Дальше разговор как-то не слишком клеился. К тому же все мои "боевые трофеи" начали нещадно болеть. Саша еще раз обработал все мои ушибы и ссадины, но легче мне от этого не стало. Кольцо от наручников идиотским браслетом все еще болталось у меня на запястье, натирая кожу. Виктор пытался открыть его булавкой, но у него не получилось.

Натянув на кольцо рукав ветровки, я позвонил в соседнюю квартиру. Борис Антонович ошарашенно посмотрел на мою разукрашенную физиономию. Я попросил у него ножовку по металлу, а заодно поинтересовался, не сможет ли он покормить Кота, если я уеду на пару дней. Насчет Кота он согласился сразу, а насчет ножовки спросил, зачем она мне понадобилась — может, лучше что-то другое.

— У меня инструментов мно...

Сосед запнулся на полуслове: рукав задрался, и кольцо с болтающимися звеньями цепочки съехало вниз.

— Дааа, парень, — протянул Борис Антонович, прикрыв за спиной дверь своей квартиры. — У меня два предположения. Либо ты заигрался в садо-мазо, либо тебя захапали менты, попинали от души, а потом ты от них удрал.

— Типа того, — буркнул я.

— Черта лысого ты браслетку ножовкой перепилишь. Нет, можно, конечно. Зажать в тисках и пилить, пилить. К утру управишься. Но лучше все-таки клещами. Знаешь, такими, которыми арматуру перекусывают. А что ты хочешь, — усмехнулся он, заметив мою недоверчивую гримасу, — легированная сталь.

— А у вас есть такие клещи? — без всякой надежды спросил я.

— Откуда? Я ж не медвежатник. Зато у меня кое-что получше есть. Подожди.

Он нырнул в квартиру и через несколько минут вернулся с дамской шпилькой для волос.

— Ну-ка, дай дяде ручку, пацан! Сейчас посмотрим.

Я, конечно, видел в кино, как ловко, за пару секунд бравые супермены открывают наручники при помощи булавок, шпилек и прочей ерунды, но думал, что это просто голливудский обман. Да и у Виктора вон ничего не вышло. А сосед внимательно осмотрел кольцо, отверстие для ключа, сунул в него шпильку, и... Кольцо клацнуло, открылось и, разумеется, упало мне на ногу.

— Тебе повезло, — довольно улыбнулся Борис Антонович. — Это ж лоховские браслеты были. Которые просто защелкиваются. А то ведь есть такие, которые ключиком закрываются. Такие хрен шпилькой откроешь. Ладно, парень, будь здоров, не кашляй. А насчет котейка не беспокойся, покормим, только ключ оставь. А как домой соберешься, можем вообще забрать.

— Нет, спасибо, я его с собой возьму, — сказал я и сам удивился, потому что до этого момента везти Кота в Прагу не собирался.

— Ну, как знаешь, — сосед закрыл за собой дверь.

Саша с Виктором, которые наблюдали за этой сценой из-за приоткрытой двери, переглянулись.

— Он кто? — спросил Саша, когда мы вернулись на кухню.

Я пожал плечами.

— Знатный сиделец, — предположил Виктор. — А может, даже мент или фээсбэшник. Они теперь все похожи, прям близнецы-братья.

— Не надо! — возразил Саша. — Я мента задницей чую. То есть... ну, вы поняли. Это не мент, точно.

Перебрасываясь плоскими шуточками на тему задницелокации, мы приступили к решению проблемы со спальными местами. В бабушкиной квартире был диван, который раздвигался до размеров приличной двуспальной кровати, и раскладушка. И снова встал вопрос, где уложить раненого: на диване или на раскладушке. С одной стороны, на диване удобнее, но можно было задеть меня во сне. В конце концов решили, что не настолько уж я сильно искалечен, чтобы случайное прикосновение смогло меня погубить. Высказав это соображение, Саша приказал мне ложиться к стене, а сам устроился с краю. Виктор с раскладушкой отправился на кухню.