Летняя школа/finally, I added

Вот наконец колесо начало двигаться, и мы перестали говорить, а смотрели на город. Я даже не заметила, как постепенно надвинулась на город ночь, и вечер стал темнее и удушливее, хотя здесь наверху все равно было немного свежо от ветра. Совершенно не стесняясь Брукс накрыл мое плечо рукой и придвинул к себе, к своей твердой груди, чтобы мне стало теплее.

— Почему я тебе понравилась? — спросила я, и впервые за сегодня в этом вопросе не было тщеславия, а только удивление.

— Уточняю — ты мне вообще не понравилась, как только я пришел в этот класс. Все что ты делала целыми днями, так это лежала на парте, словно подбитый зверек, и твоей красоты не было видно, пока ты не поднималась и не уходила из класса походкой модели. Тебе присвистывали в след все работники на первом этаже, а тебе было все равно. В тебе была какая-то пугающая пустота... — Брукс смотрел на город, словно мы говорили не обо мне.

Во мне осталась пугающая пустота, поправила его я про себя, и спросила:

— Теперь я тебе нравлюсь?

— Нет, мне нравиться, как ты выглядишь, а тебя я пока что не знаю.

— Ты все время осыпаешь девушек подобными комплиментами? — возмутилась я.

— Да, но это не комплименты. Ни один парень в мире не будет говорить тебе правду. Я буду.

— Может хочешь услышать правду и о себе, — я приподнялась с его груди и посмотрела стараясь чтобы он понял, что я начинаю злиться. Мне не нравилось, когда обо мне говорили как об упаковке без начинки. Упаковка видилите ему нравиться, а вот начинку он пока что не пробовал. Словно я пустышка какая-то!

— Интересно будет услышать, — удивившись, сказал он, и сложил руки на груди. — Я давно не встречал девушек, которые любят говорить правду.

— Ну так удивляйся! Ты заносчивый, самовлюбленный и слишком самоуверенный чурбан. Ты ведь был уверен в своих силах, когда садился сюда, и тебя, в общем-то не интересовало что я могу при этом испытывать неудовольствие. Может я хотела побыть с Данте!?

— Потому я тебя и спрашивал о нем. Между вам что-то есть? — никак не реагируя на мои слова, спросил он.

— Нет.

— Ну вот видишь, ты не говоришь правду. А правда на данный момент такова — ты мне нравишься, я не спорю, но у меня есть причины не доверять твоим волшебным голубым глазам. Есть определенный тип женщин и девушек которых я стараюсь избегать, и до сегодняшнего разговора я думал что ты она из них.

— И что это за такой мифический тип. Красотки, которые знают себе цену? — фыркнула я, не заметив, как начала на него злиться по-настоящему. Брукс каким-то образом заставлял меня кипеть как чайник, под которым не включили газ.

— Нет. Саморазрушители. Девушки такого типа, не могут сделать сами последний шаг в неизвестность, если понимаешь о чем я, они травмированы некоторыми событиями в своей жизни, и потому стремятся к самоуничтожению. Но для этого, для последнего вздоха, они всегда ищут кого-то, кто будет помогать им себя разрушить. Чем опаснее парень, тем он притягательней. И не знаю по какой такой чертовой случайности, но некоторые считают что я для них подходящая компания. Была в моей жизни одна женщина, которая болела, и заставила меня жить с ней на протяжении всего этого времени, манипулируя добрыми чувствами. В тебе я сначала опознал одну из них.

— А теперь тебе так не кажется? — промямлила я, хотя в голове стоял такой гул, будто меня кто-то ударил тяжелой трубой.

— Я такого не говорил. В тебе все еще чувствуется что-то непонятное, и все же ты более открытая, чем казалась раньше.

Брукс улыбался, но я не могла улыбнуться в ответ. В горле стоял сухой ком, и впервые за столько времени мне захотелось выпить. Лучше бы я не слышала его слов. От них мне стало душно и холодно одновременно, а Брукс не заметив изменения в моем поведении, снова обнял меня. Но я была как деревянная внутри, страх сковал мою грудную клетку и все, что я могла теперь видеть перед своими глазами, было слово — саморазрушитель. Да, он прав, подумал я, все что он сказал обо мне.

Когда мы сошли вниз, я постаралась ускользнуть от него, и направилась тут же к Данте, и дело было не в его спасительной компании, а в том, что он держал в руках банку какого-то коктейля. Я вырвала ее из его рук и начала жадно пить.

— Осторожней, это не вода, — попытался меня остановить Данте, но я не слушала его. Мне нужно было срочно забыться и забыть все, что сказал Брукс.

А когда я перестала пить, то поняла, что Данте обнял меня.

— Как тебе понравилось кататься с Байкером?

— Еще не знаю, — отозвалась я, и только тут поняла, что Данте собирается сделать. Я не стала сопротивляться, когда он притянул меня ближе, и несмело прикоснулся своими губами к моим. Мне очень хотелось, что-нибудь при этом почувствовать, но поцелуй Данте не мог вызвать отвращения к самой себе, потому я ничего и не чувствовала. Мне нужна была опасность, мне нужно было ненавидеть себя за этот поцелуй, мне просто нужно было ощущать ненависть к себе — а он был добрым, и я нравилась ему как человек.

А когда мы отстранились, я оглянулась и заметила Брукса стоящего совсем недалеко от нас и глядящего на меня с понимающей улыбкой. Я боялась, что он действительно понял, в чем дело, и хотела чтобы он понял, потому что теперь узнав о себе нечто, я была настроена все же воспользоваться ним. Меня не интересовали его чувства, и мне нужно было забыться. Думаю, он вряд ли почувствует себя оскорбленным, если я пересплю с ним.

— Не надо больше такого, — попросила я тихо Данте, чем вызвала в нем стыд.

— Прости, я не думал, что тебе нравиться Брукс...у вас что-то намечается?

— Нет. Ничего серьезного, — заверила его я, и Данте видимо не обиделся.

Глаза Данте были понимающими и вовсе не обиженными, поцелуй был как выстрел в воздух — авось из этого что-то получиться. Но, наверное, он так же понимал, что кроме дружбы ничего не будет. Хотя несомненно, я все еще продолжала ему нравиться.

Мы пошли бродить между другими аттракционами, и Данте был лучшим кавалером, о котором только и может мечтать девушка. Я позволяла ему покупать мне сладости, и молчала, когда он бурчал на счет моего курения. Все время где-то рядом был Брукс, и его улыбка словно говорила мне: я все равно тебе нравлюсь, твой бунт ничего не изменит. Он был как понимающий папа, позволяющий играть в песочнице подальше от дома, но все равно контролирующий меня, давая место на бунт в моей жизни. И мне было стыдно за то, что Брукс думает, будто я так флиртую, а на самом деле, я боялась его немного. Как много он обо всем знает, особенно обо мне и том, какая я. Даже я сама не понимала что со мной, до его слов, до его глаз, которые все видели, и его ума, что все анализировал и знал.

Было уже поздно, когда Данте отошел к парням, чтобы узнать об одном аттракционе, а я осталась одна и рассматривала серьги ручной роботы, где вместо драгоценных или полудрагоценных камней, были ракушки и галька, отполированная и покрашенная. Они стоили не дорого, и я купила себе тут же три пары — себе, Мейс и почему-то решила одни взять Жаклин, понимая, что она вряд ли себе сможет их купить. Вопрос только в том, захочет ли она их взять.

Я расплатилась и стала возле одного из магазинчиков, рассматривая спину Данте, и улыбнулась, думая о том, какой он все же хороший. Прошла минута, прежде чем я поняла, что стою уже не одна.

Обернувшись, я посмотрела в глаза Брукса, и сердце замерло от страха, что он все читает сейчас в моих глазах. Но Брукс просто смотрел на меня, а потом сказал, спокойным, сдержанным голосом, за которым крылось еще что-то:

— Пойдем со мной на берег.

Это не было вопросом, он предлагал пойти, уже зная, что я могу ответить. Я оглянулась на Данте, и пошла за Бруксом, понимая, что делаю. Но не понимая, почему мне так хочется еще что-нибудь чувствовать кроме тупой похоти.

Глава 9. Устала от себя

Брукс шел возле меня, даже не стараясь тесно приблизиться или же обнять, в его поведении не было фамильярности или намека на несуществующую близость. Он все время смотрел на меня, но то и дело отворачивался, вскоре мне показалось, что его настроение изменилось. Пока мы брели сквозь толпу туристов и жителей города, он держал меня за руку, чтобы не потерять, но как только мы оказались в относительной свободе движений тут же отпустил. Я хотела была запротестовать, а потом решила, что возможно так будет лучше.

Мы молчали. Брукс смотрел на звезды, я время от времени смотрела на него, а в голове слышала его слова об саморазрушителях.

— Кто была та женщина? — наконец осмелилась спросить я, понимая, что он и так будет знать, о ком я говорю. Брукс дернулся от этого вопроса, глянул на меня, но не стал молчать.

— Двоюродная сестра моей мамы, единственный родственник матери, которого я знал. — и опять Брукс посмотрел мне в глаза, на миг задержав их и снова отвел. Что-то было не так, но я не придавала этому значения. Все пока что шло так, как мне хотелось того. Или нет?

— Она болела? — я опять попыталась осторожно разузнать об еще одном саморазрушителе, но в этот раз лицо Брукса стало упрямым и твердым.

— Прости, но я не рассказываю о подобной части своей жизни малознакомым людям.

— Но почему-то все же сказал о ней там, наверху, — не обижаясь заметила я, понимая что у него есть право на прошлое. От рассказов о моем прошлом, он мог бы посиветь.

— Хотел тебе объяснить, почему боялся заводить с тобой какие-либо отношения, даже дружеские. — вскользь, будто это ерунда, отозвался Брукс.

— Ты местный? — это был невинный вопрос, и мы могли продолжать говорить.

Воздух стал холоднее возле воды, здесь, на берегу я разулась, и мокрый песок неприятно холодил ноги. Самое меньшее я завтра проснусь с насморком, все-таки лишь начало лето, худшее, придется пить таблетки от цистита.

— И да и нет. Мама отсюда, но вырос и жил я в Техасе. — предложения ставали короче. И я подумала о том, что он видимо не любит рассказывать о себе. Но впрочем мне и не нужно знать о нем все.

— Я тоже, — неожиданно рассмеялась я, понимая, сколько между нами общего, ведь мама тоже была с Пенсаколы. — Между нами меньше различий, чем тебе может казаться.

— В том то и дело, что я это понимаю. — теперь Брукс вконец стал не таким радостным и улыбчивым каким был на ярмарке. Он посерьезнел, посуровел и его взгляд время от времени обращался ко мне, и я при этом ощущала вину, словно меня только что застукали на постыдном деле. Неужели он что-то подозревает, но он не мог, я вела себя как и раньше. Ну возможно чуть более лихорадочно, уже представляя нас вместе.

— Ты кажешься здесь другим, — тихо заметила я, и остановилась возле одной колонны пирса. Мы были именно там, где купались после школы, и я не могла понять, как мы могли добраться сюда так быстро. Запах цветов стал сильнее, но к нему примешался такой уже знакомый запах океана, иногда не совсем приятный, и все же бодрящий.

Брукс не сразу же заметил, что я отстала и остановившись посмотрел на меня. Его лицо было хорошо видно, и то как он на меня смотрит.

— Ты тоже. Что с тобой случилось, когда мы сошли с аттракциона?

— Ничего, наверное укачало, а может замерзла. — беззаботно пожала я плечами, и в то же время представляя, как это будет быть с ним. Быть с кем-то другим кроме Адама. Упасть на песок, или оказаться прижатой к одной из деревянных колон пирса.

Брукс подошел ко мне ближе, его горячие руки сначала взяли меня за ладони, а потом прошли вдоль предплечий. Он следил за моим лицом, а мне было все равно, я только хотела ощутить чужое тепло, некое сострадание и еще то томительное чувство неправильности и опасности, что вызывал во мне Брукс.

— Что будет если я тебя поцелую? — спросил меня Брукс охрипшим голосом, я рассмеялась, не чувствуя волнения.

— Ты не целуешься на первом свидании.

— Будем считать его вторым. Так что?

— Нам будет хорошо, — пожала плечами я, еще не чувствуя надвигающейся беды.

— Нет, — Брукс всматривался в мои глаза и грустно покачал головой. — Что ты почувствуешь при этом? Это будет похоже на волнение, тебе станет трудно дышать или же ты захочешь меня?

— Какая разница? — выдохнула я и сделала шаг навстречу Бруксу, прижимаясь к нему, нуждаясь в его теплоте.

Губы Брукса были мягкими и нежными, он не сопротивлялся моему поцелую, но все же я чувствовала его протест, и от этого он стал еще больше желанным, раз не хотел меня, не нуждался во мне. Я и раньше знала, что я увечная, но лишь теперь понимала, что всегда не заслуживала ни на что лучшее. Спустя мгновение, когда я забылась и уже потянулась к его рубашке, руки Брукса скинули мои от себя.

— Ты ведь такая? — спросил шепотом он, и внезапно зажал в своих ладонях мое лицо. — Посмотри мне в глаза и скажи, что ты не саморазрушитель, что тебе хочется от меня чего-нибудь большего, чем просто секс. Скажи, что тебе было обидно, когда я не ответил на твой поцелуй. Скажи это?

Я молчала и смотрела в его грустные и одновременно злые глаза, но знала, что он и так видит все. Несколько секунд я боролась с собой, и с пофигизмом, но вдруг все стало неважно. Как тогда в караоке клубе, когда я поняла, что не могу бороться против Адама, я рассмеялась и ушла петь на сцену.

— Нет, мне не было обидно. Меня это заводит. — я даже испугалась от того, что мой голос такой пустой и холодный, совершенно безжизненный.

— Я могу быть каким угодно, главное только относиться к тебе пренебрежительно? Так почему же ты не объяснишь это Данте? — он был зол, но это никак не отражалось на его руках, они по-прежнему мягко сжимали мое лицо.

— Потому что он добрый, — я улыбнулась Бруксу, и поняла, что это сделает его только злее. — Я не смогла бы втягивать его в свои проблемы.

Он молчал и тогда я поняла, что сказала — мои слова означали то, что Брукс в свою очередь плохой, и не заслуживает ничего другого, кроме того, чтобы ним воспользовались.

— Не могу понять, как ты могла мне понравиться. — он неожиданно рассмеялся, и его голос стал спокойнее и проще, словно он наконец понял соль шутки. — За столько лет, я так и не научился отличать вас. Знаешь, однажды ты все же себя убьешь, но при этом испортишь жизнь такому как Данте. Кто уже из-за тебя пострадал, Валери? Кто? Он помогал тебе уничтожать себя, но хуже в итоге ему, и ты сожалеешь, что не можешь поменяться с ним местами? Я был нужен тебе просто для того, чтобы раз со мной переспать, а потом ненавидеть меня? Твоя проблема в том, что ты не видишь людей.

— Ты вообще ничего не знаешь о моих проблемах, — прошипела я, снова наполняясь злость, которую сегодня разбудил он. Я откинула его руки, начала отбиваться от них, но Брукс снова схватил меня в объятья, и прошептал:

— Знаешь, нужно тебя проучить, чтобы ты не смела втягивать в свои игры других людей, чтобы не смела увечить их, покрывать своим смрадом. Но это буду не я.

Он резко оттолкнул меня, и я выпустила в темноте босоножки и сумочку, едва удержавшись на ногах. А когда посмотрела на него, чтобы сказать что-либо злое, осеклась. Он не был злым, а грустным, так словно я действительно причинила ему боль.