Бессмертный

Все только охнули. Даже Костун, который все еще не пришел в себя, сразу понял, что его ждет.

— Ненавижу метасалирование, — поморщился я, — а точнее это чувство... ничего.

— Его никто не любит, а что поделать? — отозвался Иолай.

— А нам энергии-то хватит? — поинтересовался я у Верона. Обычно 'тарелки' патрульных не обладали возможностью накопления большого количества энергии.

— Сразу на место мы прыгнуть не сможем, ни один корабль во Вселенной не способен прыгнуть на такой расстояние в один скачок, поэтому придется переместиться несколько раз.

— Бли-ин, — недовольно протянула Мара.

— Я не хочу, — жалобно подал голос Костун. Он не прекращал держаться за свою подбитую руку, словно боясь, что она отвалится. Он был бледен, отчего синяки под глазами проступали еще отчетливей, и едва даже седел в кресле от истощения, как физического, так и морального: если верить Маре, его никто никогда не бил, а тут за несколько дней разбитый нос и пуля в плече. И не говоря уже о том, что у него не осталось телохранителей, а его драгоценные денюшки сейчас не ценней макулатуры.

— Чего ты не хочешь?

— Не хочу лететь туда, куда вы тут все собрались.

Несмотря на все невзгоды, обрушившиеся на его толстые, но от этого не менее хрупкие плечи, он лишь причитал, однако не видно было, чтобы он погряз в безысходности. Вероятно, он даже не понимал, как все на самом деле плохо.

— А, ну да, ты же все пропустил.

И я рассказал ему как можно более простым языком, что случилось на лайнере и кто те убитые солдаты. Костун по несколько раз переспрашивал, но все же, в конечном итоге, понял основную мысль: нас хотят убить, и деньги ему тут опять не помощники, — все же он до этого об этом не задумывался.

— Я что, зря столько денег накопил? — посетовал дэбел.

— Теперь копи нервы.

Он осунулся и недовольно нахмурился, явно гадая, как ему выпутаться из всего этого. Об этом думали все, хотя Костун думал об этом, лишь как о своей личной трагедии, и мысли у него были только о своей собственной шкуре.

— Я уже проложил маршрут на несколько прыжков вперед, — подал голос Верон, — чтобы мы перемещались поближе к звездам для быстрого накопления энергии, так что пристегнитесь и расслабьтесь.

— Расслабишься тут, как же.

Верон запустил функцию матесалирования. Поток невидимой энергии устремился вперед, собираясь в темный сгусток перед кораблем. Вобрав в себя достаточное количество энергии, этот сгусток словно взорвался в замедленной съемке и перед нами предстал абсолютно черный круг. Он был едва различим на фоне космоса, черного, как сердце бывшей, но отсутствие на небольшом участке перед нами звезд говорило о том, что впереди есть нечто, закрывающее их от взора, будто поглотившее часть Вселенной.

Мы сидели пристегнутыми в узких креслах, которые, в случае надобности, могли 'утонуть' в полу, оставляя просторное пространство, и ждали своей неминуемой участи. Верон тоже пристегнулся, а потом медленно, словно нехотя, влетел в черный круг, который одновременно как будто затягивал нас в себя, не оставляя шансов на спасение.

Это чувство невозможно описать во всех его проявлениях. Кажется, словно ты падаешь в пустоту, ощущая ее не только физически, но и ментально, и эмоционально. Будто ты перестаешь существовать. У тебя отключаются все функции организма: ты не видишь (даже так называемых 'мушек'), не слышишь (даже биения собственного сердца), не ощущаешь кожей стягивающих тебя ремней, даже пошевелиться не можешь, как если бы ты сам стал частью бесконечной пустоты. Для меня это чувство являлось абсолютной противоположностью тому, когда мое тело рассыпается в пыль и моя душа обретает 'истинную свободу'. Здесь исчезает даже она.

К метасалированию невозможно привыкнуть. Помимо живых существ, отключается и техника: никому так и не удалось записать то, что происходит внутри портала: на видео кажется, будто с объектива забыли снять крышку, а вместо звука просто тишина, даже если во время перехода во всю гремела музыка. Немного жутко. Перейдя на другую сторону, техника не работает еще секунду, именно поэтому и рекомендуется пристегиваться — искусственная гравитация также отключается, и ты можешь попросту вылететь из кресла и сильно приложиться, когда она вновь запустится как ни в чем не бывало.

И все это происходит неведомо сколько времени. Так как часы в портале тоже не работают, то проведенное внутри время могут посчитать лишь те, кто не проходил через этот портал, оставаясь снаружи. Во время экспериментов было установлено, что переход может быть от тысячной доли, до пары десятков секунд. Сам человек сказать не может, сколько он пробыл внутри, так как не способен во время перехода даже мыслить, не говоря уже о счете про себя, хотя складывается ощущение, что проходят эпохи. Кто-то даже говорил, что некоторые при переходе так и не вернулись, но в это мало кто верит, предполагая, что они просто задали неверные координаты и влетели куда-нибудь в центр звезды, где благополучно сгорели.

Мы же вылетели туда, куда и намеривались.

— Ай! — вскрикнул Костун.

— Ну что еще?

— Моя спина! Я же ранен! — заныл он, придерживая руку.

— Ты не в спину ранен, а в плечо.

— Какая разница? Мне все равно больно!

Наверно, не надо было за ним возвращаться. Но кто бы мог подумать, что он столь везуч? Не валяйся он без сознания на заднем сиденье, то разделил бы участь тех двоих лысых старичков, чьих имен мы никогда не узнаем.

— Сколько времени до следующего прыжка? — спросил Иолай у Верона.

— Минут десять. Мы можем прыгнуть и раньше, но лучше накопить энергии на максимум, на всякий случай.

— Хорошо, тогда я успею обработать толстяку рану и перевязать.

— Я не толстяк! — Костун гордо выпятил грудь и тут же скорчился от боли, но все же выдавил: — Я Костун Де Вито Рейнольдс.

И почему все так хвастаются своими именами, словно для них честь носить персональное название, да еще и данное им другими? Вот я свое сам себе придумал. Правда, когда кто-то об этом узнает, заявляет, что у меня нет фантазии. Даже если они не врут, я им не верю.

— Да хоть Император Человечества! — рявкнул Иолай. — Тебя подлечить или сам регенерируешь? А то мне и самому не помешал бы ремонт.

— Да. Подлечить. — Костун виновато опустил голову.

Лететь пришлось довольно долго. Если бы не постоянное метасалирование, можно было бы даже и вздремнуть. Больше всего доставалось Костуну, так как он был ранен, и каждый такой переход сопровождался его мычанием, айканьем и нытьем. Дважды его рана открывалась, и Иолаю приходилось перевязывать все по новой. Благо в медицинском кабинете находилась массивная аптечка со всем необходимым. Когда, наконец, Верон сказал, что мы прибыли, все вздохнули с облегчением.

Планета, возле которой мы оказались, была зеленой. Почти всю поверхность, не считая двух океанов и множества более мелких водоемов, покрывал густой лес и широчайшие поля. Вид из космоса открывался потрясающий. Было одно 'но': повсюду летало множество различных космических транспортных средств.

— Я думал, мы хотим затеряться, — проговорил я.

— В толпе это сделать легче, — ответил Верон, уверенно направляя корабля к планете.

— Это на черной-то патрульной 'тарелке'?

— Изнутри не видно, но я сменил цвет на серебристый, так что на нас никто не обратит внимания.

— А разве у патрульных кораблей есть такая функция?

— У этой модели есть.

Самая бесполезная функция корабля, но не для нас. Серебристый в самом деле был в тему, потому что почти все корабли вокруг были именно такими, аж глаза слепило от отражающегося от них света местного солнца.

— Понятно. Что дальше?

— Спускаемся.

И мы полетели на планету.

Как оказалось, эта зеленая утопия являлась чем-то вроде загородного поселка, в котором богатенькие мажоры покупают себе специально отведенные участки, на которых возводят различные постройки по вкусу. Главным условием было — не уничтожать растения без позволения. А еще эта планета являлась образцом удачного терраформирования.

Мы приземлились на одной из площадок возле огромного особняка, и к нам тут же сбежался народ — прислуга. Особняк был огромен. Было даже трудно сказать, сколько же в нем этажей: казалось, будто каждое окно выходит на один из балконов — маленький, под одно-два окна, или большой, являющийся общим для нескольких комнат. Цвет крыши — даже нескольких крыш различных размера и расположения, что делало их похожими на пьедесталы — был блекло-голубой и имел несколько декоративных, как потом оказалось, каминных труб, — загрязнение атмосферы так же являлось неприемлемым. Перед домом было всего четыре площадки для посадки кораблей различного размера. За особняком находился большой бассейн, а за ним уже начинался огромный зеленый корт для гольфа. Метрах в двухсот по обеим сторонам дома начинался густой лес смешанного типа.

— Не слабо, — присвистнул я.

— А то! — отозвался Иолай.

Верон приказал подготовить три гостевых комнаты и приготовить сытный ужин на пятерых. От мысли о еде у Костуна китом заурчало в животе, — оно и не удивительно, мы не ели с самого побега с лайнера. Еще он приказал убрать 'тарелку' в ангар.

— Нам нужно поесть и набраться сил, — сказал Верон, когда прислуга разбежалась выполнять поручения. — Поэтому о делах поговорим завтра, ближе к полудню по здешнему времени.

— Нас точно тут не найдут?

— Эта вилла принадлежит моему двоюродному брату — я не очень люблю подобную роскошь, — поэтому маловероятно, что нас тут будут искать. Тем более, мы с кузеном не очень-то близки, так что он даже не знает, что я был на лайнере. Здесь он тоже редко появляется — работа в правительстве отнимает много времени. А еще этот участок оформлен на подставное лицо. Поэтому не переживайте, что нас здесь найдут, если нас вообще ищут, и чувствуйте себя как дома. Прислуга покажет вам ваши комнаты, где вы сможете принять по желанию душ или ванну и переодеться.

— О, душ! — оживилась Мара, чистота заботила ее больше, чем пустой желудок. — Моя заветная мечта последних двух дней!

— Повторюсь — чувствуйте себя как дома.

— Тут, кстати, есть профессиональный врач, наш с Вероном давнишний друг, так что толстяку более качественно окажут медицинскую помощь, — добавил Иолай. Костун хотел что-то возразить, но передумал. — И мне тоже не помешает... подлечиться. — Он поднял одной рукой другою, которая повисла плетью, когда он ее вновь отпустил.

Вестибюль особняка оказался просто огромным. Большое витражное окно заливало помещение синим, зеленым и красным цветами, что предавало белому мрамору еще больше шика и ощущения нереальности. Вестибюль по кругу обрамляли высокие массивные колонны в древнегреческом стиле, поддерживающие внутренний балкон, идущий полукругом и утопающий в стене над входом, чтобы не мешать свету, проходящему сквозь стекло. Однако на этом балкон не заканчивался, выступая уже снаружи; опять же, дабы не мешать освещению, внешний балкон был чуть ниже внутреннего, и туда вели небольшие лесенки с обеих сторон. Прямо напротив входа находилась полувинтовая широкая лестница — таких в доме было всего пятнадцать — по пять на каждый этаж. На мансарды же вели уже прямые лестницы.

Комната, которую мне предоставили на втором этаже, оказалась просторной и немного напоминала ту, что была у нас с Марой на лайнере, только эта казалась как бы объединенной гостевой и спальней. Также в ней отсутствовал бар, зато была небольшая кухня, на которой вряд ли можно приготовить слишком много блюд, лишь легкий перекус. Ванная комната имела угловую ванную-джакузи и отдельную душевую кабинку в соседнем углу. Справа от входа в комнату стоял большой шкаф, в котором я обнаружил всевозможную одежду, причем многое оказалось практически моего размера.

Когда слегка стемнело и прислуга сообщила о том, что ужин готов, я уже успел помыться в ароматической ванне и переодеться в новую одежду, подальше запихнув форму патрульного. Спустившись в обеденный зал, мы все расселись за длинным столом, во главе которого нас уже дожидался Верон. Несмотря на то, что нас было всего пятеро, стол был заставлен яствами почти до половины. Жареные курицы и индейки, всевозможные салаты, картофель во всех его способах приготовления, порезанные колбасы и сыры, фрукты и овощи, рыба непонятного вида и много другое; некоторые блюда были более экзотичны. Из напитков присутствовали вино, коньяк, водка, соки и морсы.

По желанию можно было заказать почти что угодно — местная служба доставки доставляла продукты почти со всех уголков Вселенной. Некоторые товары доставлялись даже незаконно, но планета была усеяна богачами всех мастей, так что местные патрульные были толще большинства остальных во Вселенной.

Ранее мы решили, что все дела обсудим завтра, поэтому возникающие по поводу произошедшего разговоры тут же пресекались Вероном на корню: 'Лучше обо всем поговорить на свежую голову'. Так что практически все темы касались особняка, который никого не оставил равнодушным. Иолай похвастался починенной рукой. Костун почти не говорил, что для него не свойственно, даже не ныл, пусть изредка и потирал перебинтованное плечо.

После ужина, сытые и довольные мы отправились спать в особенно уютные после всего случившегося кровати.

На следующее утро мы собрались в просторном личном кабинете Верона, точнее его брата. Нам принесли утренний кофе и свежие домашние булочки с различными начинками и пряностями.

— Этот кабинет надежно защищен от прослушивания и оснащен глушащими устройствами, так что все, что мы здесь обсудим, останется между нами, — сказал Верон.

— Думаешь, нас могу подслушивать? — с сомнение поинтересовался я.

— Лучше подстраховаться.

— Согласен.

— Итак, думаю, нам лучше начать сначала.

— И снова согласен, — кивнул я. — Тогда, полагаю, начать должен я.

И я поведал всем о том, как меня нанял виросус, а точнее, его босс, и передал подробную инструкцию, что нужно делать. Уточнять, что я известный в узком кругу вор и просто преступник, я не стал, сказал лишь, что иногда промышляю подворовыванием и выполнением подобных заказов. Потом рассказал о том, что было на лайнере, не упустив и встречу с Марой.

— Вот, в общем-то, и все, — закончил я. — Дальше вы все знаете сами.

— Вообще-то, не все, — тихо сказала Мара, виновато опустив голову.

— В смысле? Что я пропустил?

— Ты ничего не пропустил... наверно. Просто есть кое-то еще.

Все с любопытством уставились на раскрасневшееся лицо девушки, особенно я. Было интересно узнать обо всем случившемся с другого ракурса, мне неизвестного. Мара, я был уверен, что-то скрывала все это время, и вот настал момент истины. Люблю я узнавать чужие тайны.

— И что же? — поторопил я ее откровение.

— Ну, в общем, я... Меня...

— Да говори уже! — рявкнул Костун. По сравнению со вчерашним днем, сегодня он явно вернулся в норму.

— В общем, наша встреча не случайна.

— Наша встреча? — удивился толстяк.

— Да не моя с тобой! А моя с Хорсом.