3. Витязи в шкурах

Конники ехали не сторожась: переговаривались, покрикивали на лошадей. Рукавами полотняных рубах то и дело вытирали мокрые лица. Зной густо висел в сонном бору, выдавливал душистую смолу сквозь потрескавшуюся кору сосен, гнал жаркий пот из-под железных шишаков и тяжелых кожаных куяков.

— Скорей бы река! — сердито сказал юный всадник в золоченом шлеме, ехавший впереди. — Сомлеть можно от духоты! — он похлопал по мощной шее своего красивого буланого жеребца. — И коней напоить надо!

— Напоим, княжич! И сами попьем, — миролюбиво ответил ему пожилой воевода с выдубленным солнцем лицом, рысивший на вороной кобылке. — Недолго осталось. Я путь этот добре знаю, много раз по нему конный бегал. Жара — еще не худо, — пустился в рассуждения старик. — Вот когда оружный да в мороз — беда! Броня настынет так, что голой рукой тронуть боязно — примерзнет! От железа стужа к телу ползет, немеет оно. От жары человек может обмереть, но тогда на него водой побрызгать, броню снять — и придет в себя. А вот когда коченеешь помалу, то и не заметишь, как час твой пришел. Сколько раз было: пал человек с коня, подскочили, а он уже не дышит! Бывает, что и не падет, сидит себе, за стремена зацепившись, поводья в руке держит. Окликнешь, подъедешь, а он мороженый — задубел! Одно спасение — тулуп или шубу поверх брони накинуть. Но коли ждешь нападения, в тулупе нельзя. Повернуться в нем трудно, а скинуть можно и не успеть...

— Сторожа скачет! — прервал разговорившегося воеводу княжич. Воевода умолк и понес ладонь ко лбу, словно заслоняясь от солнца, хотя до дна векового бора солнце не доставало.

Впереди в самом деле показался всадник, летевший во весь опор. Воевода поднял руку вверх и потянул за поводья. Кобылка встала, а следом, один за другим, словно передавая повеление, стали замирать кони других всадников.

— Половцы! — жарко выдохнул стражник, осаживая коня перед воеводой.

— Много? — живо спросил воевода, разом теряя неспешную рассудительность.

— С полсотни. Стоят на берегу.

— На этом или дальнем?

— Дальнем. Костры разожгли.

— Тогда пошто коня гонишь?! — сердито сказал воевода. — Спужался? Ранее поганых не видел? Веди!

На опушке воевода знаком велел войску оставаться в лесу, сам спешился. Юный княжич последовал за ним. Ведомые стражником они подошли к высоким кустам, густо укрывавшим высокий берег поймы, осторожно раздвинули ветви.

Заливной луг разрезала поблескивавшая на солнце широкая лента реки. От берега, где стояли русские всадники, река отступала далеко, почти вплотную прижимаясь к высокому обрыву противоположного края поймы. Прямо напротив наблюдателей луг с той стороны неглубоко вдавался в этот обрыв, образуя защищенный с трех сторон почти правильный треугольник. Справа обрыв подступал к самой воде, слева был неширокий выход к пойме.

Треугольник был полон степняками. Они стояли, сидели, лежали вокруг жарко пылающих костров. С берега, где таились за кустами княжич с воеводой, не было видно: варят обед или уже принялись за еду. Не расседланные кони — целый табун, паслись неподалеку. Два коновода, они же стражники, цепко посматривали по сторонам. Воевода тронул княжича за плечо и указал ему пальцем: третий стражник сидел на коне на самой вершине обрыва, наблюдая оттуда пойму и луг на несколько полетов стрелы.

— Хорошо сторожатся! — заключил воевода. — Не подступишься! Место для стана правильно выбрали. Напасть неожиданно неоткуда. В лес половец не пойдет, боится, да и правильно боится — нет ничего легче, чем перестрелять всадников в лесу. Здесь же они сразу на конь — и в битву!

— Их всего полсотни, Тудор! — возразил княжич. — Ударим!

— И как же ты, Олег Святославличь, хочешь на них ударить? — с улыбкой спросил Тудор. — Расскажи мне, старому.

— Спустимся с берега и ударим! — горячо сказал княжич, не заметивший этой улыбки. — Доскачем вмиг.

— А далее?

— Выстрелим из луков — и в сечу!

— А река?

— Перебредем!

— Ты знаешь здесь брод?

Княжич не ответил.

— Я тоже не знаю, — продолжил Тудор. — Брода нет на несколько верст в одну и другую стороны. Сейм здесь не широк, но глыбкий, перебраться на другой берег можно только вплавь.

— За коней будем держаться и переплывем.

— Пока мы доскачем до реки, поганые сядут в седло и возьмут луки. Поэтому коней у нас не будет — постреляют. Это у поганого первое дело — коня под ворогом стрельнуть. Потом они будут стоять на берегу и стрелять в тех, кто опешился, и тех, кто на коне все же скакнул в реку. Стреляют они добре, княжич, до другого берега никто живым не доплывет. Положим мы с тобой свои сотни на этом лугу, Олег Святославлич, и сами костьми ляжем.

— Что делать? — насупился княжич.

— Сейчас выйдем тихо из лесу и высоким берегом, чтоб стрела не достала, пойдем восвояси. Поганые нас увидят, но нападать не решатся. Их менее, а река им будет мешать, как и нам. Зачем свойско ведем, княжич? В Путивль — город отстаивать, пока большие полки собираются. Один вой на забрале десятерых стоит. Что нам до половецкой разведки? Коли положим войско здесь, княгиня Ярославна что скажет?

Тудор повернулся к лесу, но княжич схватил его за рукав рубахи.

— Гляди!

Воевода посмотрел в направлении вытянутой руки спутника, и увидел на противоположном обрыве половца, ранее настороженно глядевшего по сторонам, а теперь лежавшего у ног коня.

— Что это он?

— Стрелой сбили!

— Кто-то из русских в лесу прячется, — пожал плечами старик, — ну, стрелил одного...

Но тут же замолчал, ошеломленно наблюдая, как медленно падают на траву пронзенные стрелами оба сторожа половецких коней. Почти тут же из-за левого края обрыва выскочили несколько всадников и мимо беспризорного табуна во весь опор понеслись к биваку.

— Что это? — протер глаза Тудор. — По двое на одном коне?! Их сейчас перестреляют!

На лугу тем временем творилось странное. Вместо того, чтобы врезаться в толпу вскочивших на ноги степняков и рубить их, всадники осадили коней и быстро спешились. Те, что были за поводьями, встали в ряд, перегородив половцам выход к лугу щитами и копьями. Другие, что сидели на конях позади, подняли луки. Сухо и страшно хлестнули тетивы. Десяток еще не пришедших в себя половцев сунулись лицами в высокую траву. Лучники вновь натянули тетивы...

— Ах, ты!.. — восхищенно воскликнул Тудор, наблюдая, как мечутся в тесном пространстве, пытаясь укрыться от стрел, половцы. Защищенное с трех сторон место теперь стало для них ловушкой. — Это кто ж такой разумный?! Гляди, княжич — повернулся он к Олегу. — Вот воевода! Как удумал!

— Почему он не сечет половцев? — спросил Олег, не отрывая взгляда от поля битвы.

— Мечей у них нету.

— Почем знаешь?

— Смерды! Будь дружинники или княжьи воины, у половины были бы самострелы. Смерды из самострелов стрелять не умеют — дорогое оружие. Но даже я на их месте не стал половцев сечь — быстро стащили бы с коней. В толпе нет ничего легче, как подрубить коню ноги, вспороть ему живот... Ах, что делает! — уже не таясь восторженно закричал Тудор. — Стреляет, как зайцев! Но все равно наших слишком мало — сомнут...

— На конь! — приказал он мечнику, державшему его кобылку на поводу. — Вперед! — закричал, вскакивая в седло. Лицо его преобразилось, сияя молодым воодушевлением. — Поможем добрым христианам против безбожных агарян! Хоругвь развернуть, в дудки играть! Во весь опор! Стреляй их, секи!..

Конница пестрой змеей стремительно прянула вниз по склону и растеклась по лугу по направлению к реке. Всадники, крича и гигикая, неслись, выставив перед собой копья. Другие, оставив щиты за спинами, на скаку натягивали тетивы страшных составных луков или держали перед собой взведенные самострелы.

Тем временем степняки у обрыва пришли в себя. Один из них, с червленым конским хвостом на пике шишака, замахал саблей, что-то приказывая. Половцы сгрудились вокруг него, затем развернулись в ряд. Ощетинившись копьями и прикрываясь щитами, двинулись на врага. Их было больше, куда больше, чем десяток русских храбрецов, стоявших за щитами, и еще десятка с луками.

— Сомнут! — в сердцах крикнул княжичу Тудор, на скаку наблюдая за перестроениями на лугу. — Враз сомнут! Не успеем...

Он не договорил. Половец с конским хвостом на шлеме вдруг замер и, уронив саблю, заскреб рукой спину, пытаясь достать до древка стрелы, торчавшей у него между лопаток. Не достал и, покачнувшись, рухнул ничком. Из строя, шагавшего к выходу в долину, выпало еще двое — тоже со стрелами в спине.

Тудор глянул выше. На вершине обрыва стояли три лучника. Быстро, одна за другой, они пускали стрелы вниз, и каждая находила цель. Узкие, бронебойные наконечники рвали кольца брони, проникали между железными пластинами куяков, пробивали насквозь незащищенные бармицами шеи, кололи руки и ноги степняков. Осознав новую опасность, половцы завертелись на лугу, пытаясь прикрыться щитами сразу от всех, но тем самым только сделали себя еще более уязвимыми. Лучники у выхода на пойму и лучники на вершине обрыва без роздыха натягивали тетивы и спускали их. Но все равно два десятка степняков, отчаянно вопя, накатились на жидкую преграду у выхода к лугу, но бой получился скоротечным. Заметив подскакавшую к реке сотню Тудора, нападавшие в смятении отпрянули назад.

Сотня Тудора молча смотрела, как стрелы разят степняков, в панике мечущихся по усеянному телами треугольнику поймы. Несколько воев Тудора в запале выстрелили через реку, но воевода прикрикнул — могли задеть своих.

— Почему половцы не стреляют? — воскликнул Олег, в нетерпении ерзая в седле рядом с воеводой.

— Луки остались при конях, — пояснил Тудор. — Не подумали, что на стане понадобятся. Ежели и были у кого, так тех первыми стрелили. Все оглядел, все продумал. Ах, молодец!

Высокий воин в серебристой броне, командовавший десяткой отважных, словно услышал его слова, обернулся и приветственно помахал рукой. Затем что-то приказал своим. Те подняли щиты и мерным шагом двинулись на оставшихся в живых степняков. Лучники неотступно следовали позади, мгновенно пуская стрелы в тех половцев, кто решился выглянуть из-за щита или нечаянно открылся противнику.

— Я иду к ним!

Княжич пришпорил своего коня, и тот сиганул в реку с невысокого берега. Уже в воде Олег высвободил ноги из стремян, поплыл, держась за конскую шею.

— Броня же на нем! Утопнет! — в сердцах воскликнул Тудор. Сделав знак сотне оставаться на берегу, он дал шпоры своей кобылке. Через мгновение уже плыл держась за повод и сердито отплывая воду.

Течение снесло всадников к отмели у самого края обрыва, там они и выбрались из реки. Вода струилась по их мокрой броне, ручьями сбегала на сапоги. Но оба предводителя, не обращая на это внимания, вскочили в седла и бодрой рысью двинулись к лугу.

Битва заканчивалась. С десяток уцелевших в бойне половцев стояли, прижавшись спинами к обрыву, где их не могли достать стрелы сверху, наглухо загородившись щитами. Русские вои, держа копья наперевес, замерли, готовые в любую минуту броситься на врага. Но приказа такого не последовало.

— Скажи им, Василько, чтобы сдавались, — сказал воевода в блестящей броне. — Обещай: все будут живы, а после войны вернутся в Поле.

— К чему нам их столько, Вольга? — возразил один из копейщиков, оборачиваясь. — Хватит одного "языка".

— Видишь: напуганы до смерти! — засмеялся Вольга. — Биться будут до последнего. Зачем нам свои головы класть, Микула? Да и полон нужен, менять на наших после войны. Говори, Василько!

Лучник, совсем еще мальчишка, с суровым не по годам лицом, прокричал по-кипчакски. Из-за щитов ответили.

— Сдадутся, если побожимся не убивать, — перевел Василько.

— Еще божиться им! — заворчал Микула, втыкая копье шипом на тупом конце в землю и беря в руки дубину. — Счас я...

— Стоять! — свирепо крикнул Вольга. — Прибью! Опустить луки! Василько, переводи: божусь...

Он вышел перед строем своих воев и медленно перекрестился. Тут же один степняков бросил щит, за ним другой, третий... Вои Вольги, отложив щиты, принялись вязать полонных. Микула, недовольный, взвалил на плечо дубину и пошел по усеянному телами лугу. Время от времени он останавливался, трогал сраженного половца ногой. Если тот подавал признаки жизни, взмахивал дубиной. Отчаянный крик, глухой удар...

— У Микулы половцы семью вырезали, — сказал Вольга подъехавшим Олегу и Тудору. — Пусть отведет душу. Вы кто будете?

— Ведем в Путивль подмогу, — ответил Тудор, с любопытством разглядывая высокого воеводу. — Здоров ты воевать, боярин! Много поганых побил?

— Не считал еще, — пожал плечами Вольга. — Главное, что свои живы. Трое только поранены.

Он хотел еще что-то сказать, но осекся, глядя в сторону. Микула вел к ним человека в изорванной одежде, без брони. Лицо его все в синяках и крови, руки крепко стянуты позади ремешком. Человек пошатывался, но шел.

— Говорит, что русский, — сказал Микула подведя полонного ближе. — Спросите. Но если он с ними, — он угрожающе поднял дубину.

— Я Олекса, сотский князя Владимира Переяславского, — торопливо сказал пленник, с опаской поглядывая на Микулу. — Мы стояли в Римове.

— В полон к поганым как попал? — спросил Тудор, подъезжая ближе. Олекса сокрушенно глянул на него снизу вверх:

— Взяли Римов половцы ...

* * *

Совет Ярославна собрала в гриднице. За огромным столом, тянувшимся вдоль зала, могла свободно уместиться сотня воинов, но сейчас сидело только девять. Сама Ярославна, Михн с Якубом, Тудор с Олегом, Улеб, Вольга, Кузьма и Олекса из Римова. Прошедшая ночь пошла пленнику на пользу: опухоль с лица спала. Синяки на скулах и под глазами уже не чернели пугающе, рассеченный лоб укрывала повязка из холщового бинта.

Тудор с неудовольствием поглядывал на Кузьму. На этого лекаря со странным взглядом зеленых глаз он обратил внимание еще вечером, когда пришли в Путивль. Лекарь быстро перевязал раненых воев Вольги (ему помогала маленькая худенькая бояринька), затем занялся Олексой. Перебинтовал ему лоб, мазал лицо чем-то пахучим, черпая это рукой прямо из глиняной миски, затем дал пленнику выпить из чаши. Олекса после такого лечения сразу уснул. Тудор велел будить, чтобы Ярославна послушала бывшего пленника, но лекарь запретил. К удивлению воеводы княгиня встала на сторону Кузьмы.

— Зачем лекарь тут? — тихо спросил Тудор Михна, наклонившись к уху старого товарища.

— Княгиня велела, — также тихо ответил тот.

— Ей худо?

— Боярин не только лекарь. Он камнеметы знатно делает.

"Ну и пусть бы делал!" — хотел сказать Тудор, но промолчал, поймав сердитый взгляд Ярославны. Хватит того, что она вчера ему сказала...

— Поганые пришли к Римову неделю тому, — начал Олекса. Голос его был хрипловат, но тверд. — Мы знали — разведка упредила. Дома в посадах разобрали на бревна — на головы половцев со стен бросать, а ветхие сожгли, чтобы им не прятаться за ними. Не боялись их. В городе за стенами три конных сотни было (князь Владимир заранее прислал), хватало воев и смердов на стенах...