Прячьтесь! Будет ограбление!

Задыхаясь, несколько прочухавшийся Шутов заметил:

— Этому дядьке нужно срочно похудеть. Предлагаю не кормить его. Кто за?

Инициатива не нашла поддержки, а Покровский, присев на корточки перед телом Синявкина, приготовился развязать ручки пакета и снять его.

— Стоять! — велел Глебов, опуская закатанную в шапку маску. — Нельзя, чтобы он увидел наши лица. Сначала маски.

— Он же спит, — заметил Шутов.

— Не, не спит, — легкомысленно возразил Покровский. — Мне кажется, он вообще не дышит.

Всполошившись, Глебов рухнул рядом с Синявкиным на четвереньки, осторожно коснулся его — мужчина был еще теплый, но его грудь и вправду была неподвижна. Более того, он весь посинел.

— К-как он? — заикаясь, поинтересовался Шутов. — Жи-жи-жив?

— Ме-ме-мертв! — передразнивая друга, ответил Глебов и, схватившись за ручки пакета, попытался развязать их. Однако они были завязаны столь крепко, что ничего не получилось. — Гоша, дебил! А ты подумал, как ему дышать?!

— А? Что? — Покровский ткнул себя в грудь пальцем. — А почему сразу я?

— А кто одевал ему на голову пакет?! — Разорвав полиэтилен, Глебов попытался нащупать на запястье Синявкина пульс — не получилось. — Он еще теплый! Гоша, начинай!

— Что?

— Искусственное дыхание! А я пока начну делать массаж сердца!

Сложив ладони крестом в районе сердца банкира, Глебов принялся ритмично со всей силы давить на его грудь, считая:

— Раз-два-три...

— Сердце в-вроде повыше, — заметил, схватив стоящую на столе настольную лампу, Шутов. — Если не получится, попробуем э-это. — Никто не обратил на него внимания, и он решил сам приготовить все для срочной реанимации — оторвал от лампы сетевой шнур, пальцами распрямил оголенные жилы провода и, потянув их за концы, разорвал его вдоль надвое. После воткнул шнур в валяющийся под столом удлинитель, и вместе с импровизированным дефибриллятором стал дожидаться своего шанса отличиться.

Тем временем Глебов окончательно уверился, что массаж сердца не сработает — пациент был слишком мускулистым и имел довольно широкую кость. Сколь сильно не дави на его грудь, достать до сердца не получится, если только, конечно, не использовать вместо рук ноги и не попытаться потоптаться на нем.

Бросив попытки продавить мощную грудную клетку, Глебов велел:

— Гоша, искусственное дыхание!

— Ну... — Покровский принялся суетливо поправлять натянутую на лицо маску. — Он ведь мужчина...

— Да чтоб тебя!

Зажав Синявкину нос, Сергей второй рукой открыл ему рот и, набрав в легкие побольше воздуха и зажмурившись, дабы было не так противно, начал медленно, преодолевая себя, рывками опускаться к его лицу.

Приступ асфиксии, вызванной передозом медикаментов, прошел — и грудь Аркадия колыхнулась, резко открылись глаза. И первое, что попало в их поле зрения, это медленно приближающееся к нему лицо в маске со сложенными бантиком губами.

Не имея ни малейшего представления, что вообще творится, пришедший в себя Синявкин по вполне понятным причинам догадался, что всё плохо. Он даже попытался было возмутиться, дабы избежать постыдного контакта с губами другого представителя мужского пола, однако не успел — Глебов уже впился в его рот и мощно выдохнул.

Щеки окончательно шокированного ходом развития событий Синявкина надулись, а глаза едва не вылезли из орбит. Естественно, его посетила мысль, что ему пытаются сделать искусственное дыхание, но только вот парень в лыжной маске мало чем напоминал работника медицинского учреждения, и Синявкин, не раздумывая, сомкнул челюсти, укусив крайне подозрительного реаниматолога за кончик губы. Парень взвыл и попытался отстраниться — безуспешно. Однако в следующий миг взвыл уже и сам Синявкин — невесть откуда появилось два оголенных провода, которые коснулись его скул, и банкир мелко-мелко задрожал от пронзающих его тело мощных разрядов тока.

Провода исчезли, и Синявкин разжал челюсти. Отвалившись назад, Глебов грохнулся на задницу, прижимая ко рту ладонь.

— Какого ху... — взвыл Синявкин, но в тот же миг два провода вновь коснулись его тела — на этот раз плеча. Окончание фразы получилось немного скомканным: — ...я-я-я!!!

Шутов убрал провода, и Аркадий, вывернув голову, впервые узрел своего мучителя.

— Ты кто тако... — контакты уперлись в другое плечо Синявкина, — ...й-й-й!!! — Провода исчезли. — Да я тебе сейчас глаза вырву... у-у-у!!!

Осторожно ощупывая пальцами нижнюю губу, Глебов велел:

— Все, Антон, заканчивай.

Сев, Аркадий прикрылся стянутыми скотчем руками, готовясь вырвать у очкарика в маске провод и затолкать его ему в горло, и наконец обратил внимание на свое тело, полностью покрытое кровавыми, резаными ранами.

— Что за нафиг? — вздрогнув, выдавил из себя Синявкин. — Что со мной? — Он осторожно коснулся пальцем раны на груди, мгновенно понял, что она ненастоящая, и, задергавшись, заорал: — А ну быстро освободили меня! Вы хоть знаете, кто я такой?! Я вас, упырей, из-под земли достану! Быстро упали на колени и начали молить о прощении! Или я вам, говнюкам, отрежу ваши ноги и забью вас ими до смерти!!!

Попятившись от неистовствующего банкира, Покровский острожно заметил:

— Похоже, мы его разозлили.

— Черт, — Сергей вытер с подбородка кровь, — он откусил мне кусок губы.

— Я тебе все лицо отгрызу, если сейчас же не освободишь меня!

— Какой буйный, — ухмыльнулся Шутов.

Набычившись, Синявкин обвел троицу взглядом, не предвещавшим ничего хорошего.

— Вы чо, совсем дебилы? Совсем страха нет? Думаете, маски вас спасут? Думаете, я не смогу узнать, кто вы такие? Вы даже не представляете, с кем связались!

— Дядя, — высокомерно вздернул подбородок Шутов, — ты не в том положении, чтобы нас запугивать.

— Значит, по-хорошему не хотите, — констатировал Аркадий. — Тогда...

Вскинув к лицу руки, он впился зубами в скотч и надкусил сразу несколько слоев. Бугры мышц вздулись, под кожей проступили вены, когда Синявкин, вращая руками в районе запястий, принялся рвать и растягивать свои путы. Медленно-медленно несколько слоев скотча, способные сдержать даже медведя, начали расходиться по линии надрыва.

Издав громогласный рык, Синявкин рванул одну руку на себя и вытянул ее из колец растянувшегося скотча. Дотянувшись до своих ног, он приготовился освободить и их.

Пожав плечами, Шутов бросил провод, схватил за спинку стул и, вскинув его над собой, со всей силы опустил его на затылок Синявкина. Стул разлетелся на части, а банкир, завалившись вбок, без сознания растянулся на полу.

— Би-бинго! — провозгласил Шутов и, лишившись сил, упал на колени.

Отмерев, Глебов принялся распоряжаться:

— Быстрее вяжем его. Гоша, неси сюда скотч...

Когда Синявкин пришел в себя, он обнаружил себя сидящим на стуле. Его ноги от ступней, до коленей были примотаны к передним ножкам, руки от запястий, до плеча — к спинке и задним ножкам.

Ведя ленту скотча под и над стулом, Глебов занимался тем, что приматывал к сиденью бедра мужчины, а за ним с шипастым кастетом на руке дежурил Покровский. Шутов также находился неподалеку, вращая в руках биту.

Заметив полный ненависти взгляд мужчины, Гоша погрозил ему кастетом.

— Сиди смирно, дядя. Или врежу вот этим.

Закончив приматывать к сиденью бедра Аркадия, Глебов поднялся.

— Так, теперь надо решить, куда мы его денем.

— Уберем на кухню? — предложил Шутов. Синявкин прищурился, и Антон покачал головой: — Не, там он будет портить нам аппетит.

— Тогда в ванную? — спросил Гоша.

— А мыться мы как будем? — поинтересовался Глебов. — Не, придется оставить его в комнате.

— Что-то мне не охота находиться с ним в одной комнате, — признался Шутов. — Вдобавок если он будет здесь, мы не сможем снять маски и спокойно обговорить наши планы.

Оторвав кусок скотча, Глебов приготовился заклеить им рот банкира. Вывернув голову, тот спокойным голосом сообщил:

— Знаете, парни. Двадцать лет назад, когда у меня родился сын, я поклялся себе больше никогда и никого не убивать. И за двадцать лет я никого не убил. Я держал себя в руках, хотя мне иногда ой как хотелось взять и прибить кого-нибудь из моих деловых партнеров. Даже когда меня кидали на деньги, я действовал только в рамках закона. Но для вас троих я с огромным удовольствием сделаю исключение. Поздравляю вас, кретины, вы единственные люди в мире, которые сумели заставить меня нарушить мое обещание.

— Угу-угу, уже страшно. — Глебов заклеил рот банкира. — В армии меня и не так пугали.

— Теперь нужно заткнуть ему уши, — заметил Покровский. — Кто помнит, где у нас вата?

— Ну что за идиотизм... вата... Как маленький, честное слово. Надежней использовать это. — Шутов подошел к пленнику с плеером в руках. Вставив ему в уши кнопки наушников, Антон включил плеер и, выбрав десятичасовой трек с песнями синих китов, сделал громкость на максимум.

Внес свой вклад и Глебов. Чтобы пленник наверняка не смог избавиться от наушников, он забрался в шкаф, достал из него шлем-маску от садо-маза костюма и, мстительно улыбаясь, натянул ее на голову банкира.

Хлопнув Синявкина по плечу, Сергей сказал:

— А это тебе за мою губу.

Замычав, пленник задергался, однако быстро осознал бесперспективность борьбы и лишь принялся сверлить парней яростным взглядом из прорезей глазниц шлема. Завязав Синявкину глаза, парни окончательно почувствовали себя хозяевами положения и наконец смогли избавиться от масок.

— Вот и всё, — похлопывая битой по ладони, сказал Шутов. — Теперь можно спокойно говорить и не бояться, что он услышит что-нибудь лишнее.

— Кстати, парни, — взял слово Покровский, — а может, стоило объяснить нашему гостю, зачем мы его похитили? Он же вообще не в курсе, зачем он здесь.

— И что ты предлагаешь ему сказать? Что мы похитили его, потому что один его знакомый послал нас убить его, а мы, типа, хотим спасти ему жизнь? Чего-то мне слабо верится, что после такого, — Шутов концом биты ткнул в грудь мычащего что-то Синявкина, — он поверит в наши добрые намерения. Скорее всего, он вместе с нами просто завалит еще и Давыдова.

— Верно мыслишь, Антоша, — кивнул Глебов. — Не будем ничего объяснять. Просто подержим его пару дней, решим наши проблемы с Давыдовым, а потом отпустим.

— Представляю, как наш банкир удивится. Он, наверное, думает, что мы собираемся потребовать за него выкуп. — Покровский попытался было снять кастет, однако размер отверстий под пальцы оказался мелковат, и кастет не пожелал слезать. — А потом бац — и он на свободе. Да чтоб тебя... — Покровский с силой потянул кастет, но тот не сдвинулся ни на миллиметр.

— Хотя... — задумчиво протянул Шутов. — Если бы наш общий друг узнал, что мы хотим спасти ему жизнь, возможно, мы могли бы рассчитывать на небольшое вознаграждение.

— Забей, — приказал Глебов. — Пойдем лучше жрать. Я с обеда...

Пронзительная трель дверного звонка заставила его умолкнуть на полу-слове.

Всполошившись, Покровский мгновенно забыл про кастет и, втянув голову в плечи, шепотом спросил:

— Кто это?

— Менты! — брякнул первое пришедшее в голову Шутов.

— Какие еще менты?! Это Давыдов или хозяин хаты! — Глебов завертел головой, раздумывая, куда деть Синявкина, но места, способного целиком вместить в себя габаритного пленника и спрятать его от постороннего взгляда, в комнате не было.

Схватившись за голову, Антон запричитал:

— Ой-ё, что же делать?

— Заткнуться и сидеть тихо! — прошипел Глебов. — Никому не звука. Притворяемся, что никого нет дома.

Глава 24

Сведя вместе выщипанные брови, Аня Амирова убрала палец с кнопки звонка и опустила руку на сумочку, из которой в папке-файле торчали свернутые трубочкой листы формата А4.

— Что с ним опять такое? — сердитым тоном спросила у себя Аня и вновь ткнула в звонок. За дверью раздалась пронзительная трель, но как и прежде никто не спешил открывать. Это начинало раздражать. Сначала этот Глебов устроил сцену на лестнице в ВУЗе, невесть за что обозлившись на нее, а теперь, когда она сама с утра пораньше явилась к нему в гости, чтобы выяснить причину его вчерашнего поведения и объясниться, он еще и заставляет ее мерзнуть в парадной. Хотя сам точно находится за дверью — машина-то стоит у подъезда, а до начала занятий в универе еще полным-полно времени. Никто из неразлучной троицы еще не должен был выйти из дома.

Но как же это унизительно. Любая другая девушка вряд ли явилась бы в гости к накричавшему на нее ни за что парню, а в результате приходится топтаться на пороге его квартиры! И мучится сомнениями, какая же причина заставила его из приветливого и открытого друга превратиться в угрюмого и язвительного, как будто бы, незнакомца. Ведь не тот же отказ пойти с ним куда-нибудь вечером? Ведь если бы он хотел по-настоящему пригласить ее на свидание, то не стал бы мямлить, а четко и ясно выразил свое намерение, как поступал почти всегда... Да и ему ли не знать, что последний год обучения — самый важный, и что это крайне неподходящее время для романтических отношений. Но его поведение в последние пол-года... Казалось, он стеснялся находиться с ней наедине, начал избегать прямого взгляда в глаза, начал тщательно обдумывать каждое свое слово. И проснувшиеся в парне чувства вполне могли объяснить перемену в его отношении к ней и трудности в их общении, испытываемые в последние пол-года.

Но если этот Глебов обиделся на нее из-за ревности или отказа от так и не озвученного им приглашения на свидание... ему же будет хуже!

Достаточно накрутив себя, чтобы без приглашения вломиться в святую святых — жилище парней, девушка встала на цыпочки и принялась шарить за верхней планкой дверного косяка.

Запасной ключ оказался на месте, и Аня, открыв дверь, широким шагом направилась в комнату парней. Ее ничуть не смущал тот факт, что они могут еще дрыхнуть. Она собиралась раз и навсегда прояснить все непонятки, возникшие между ней и Глебовым за последние пол-года. И сделать это немедленно.

— Эй вы! — подходя к комнате, в которой горел свет и из которой доносились встревоженные голоса друзей, крикнула Амира. — Я вхожу! Если вы занимаетесь чем-нибудь непристойным, это ваши проблемы!

Предупредив парней, с чувством выполненного долга, девушка буквально ворвалась в комнату — и все мысли и даже изначальная цель ее визита мгновенно вылетели у нее из головы. Ибо представшее перед ее глазами зрелище трудно было назвать обычным: ее казавшиеся такими безобидными друзья, которых она знала больше трех лет, занимались не просто чем-то непристойным — они творили что-то жуткое и явно противозаконное. Посреди их комнаты сидел примотанный скотчем к стулу здоровенный мужик в плавках и кожаной маске-шлеме. Мужик был весь покрыт страшными ранами, мотал головой и неистово мычал. На полу валился подключенный к розетке провод с оголенными контактами, намекавший, что несчастного пленника не только резали, но и подвергали пытке током. А рядом с ним с растерянными улыбками замерли трое... по иному и не скажешь, извергов. Шутов держал в руках биту, а Гоша, бывший всегда кротким и даже немного пугливым, «поправлял» насаженный на пальцы устрашающего вида кастет с шипами.