— Хорошо, Алина, — король поднялся, — я пришлю тебе какую-нибудь служанку, она подежурит у тебя и во всем поможет.
Король вышел из комнаты и, приоткрыв следующую дверь, заглянул. Герцог сидел на кровати, наклонившись и положив голову на сцепленные руки, которые он упер в колени.
— О чем задумался, Алекс? — король шагнул в комнату и плотно закрыл за собой дверь.
Герцог тотчас поднялся.
— Да так, Ваше Величество... ни о чем. Просто устал немного.
— Можешь не скрывать... я вижу, как тебе тяжело выдерживать ее такое отношение. Характерец у моей кузины не из легких... но я с самого начала предупреждал тебя...
— Да, ее принципы и убеждения сложно поколебать, к тому же у нее незыблемые представления о добре и зле... Вам ведь тоже не просто с ней... Вы так и не смогли приручить ее. Она ведь больше ни разу не допустила Вас... и вряд ли допустит еще, хотя и потеряла Вашего ребенка. Возможно, Вы дали ей слово.
— С чего взял?
— Она... она смотрит на Вас, как на друга... в этом нельзя ошибиться... И еще Ваши фаворитки... Ведь Вы обхаживаете их на глазах у нее... А она равнодушно и безучастно взирает на все это... При этом порой достаточно лишь ее слова или презрительно скривленных губ, чтобы Вы сменили любую из них.
— Не боишься вот так открыто говорить мне это?
— Вы больше цените открытые взаимоотношения... Кстати именно это Вам больше всего нравится в Алине. К тому же мне больше нечего терять... Иногда мне хочется умереть...
— Умирать не надо, Алекс... Неужели ты не ценишь, что она подле тебя? Моя кузина прекрасна, несмотря ни на что, и одно ее присутствие это уже чудо.
— Может быть, государь... хотя временами мне хочется, очень хочется, чтобы она полностью принадлежала Вам или оступилась, и у нее появился кто-то третий... я бы сам согласился ей его найти, лишь бы она перестала быть такой недоступно-безгрешной.
— Это невозможно, Алекс... — король усмехнулся.
— Вы уверены?
— Абсолютно... теперь абсолютно уверен.
— А если я сумею склонить ее к этому?
— Зачем?
— Согрешив раз, она научится воспринимать это естественней... и Вам станет с ней легче... тогда, возможно, в награду за это Вы позволите мне тоже использовать свои права на нее...
— Н-да... — король задумчиво покачал головой, — ты умеешь заинтересовать... Что ж попробуй. Я даже помогу, хотя не верю в успех... только смотри, не перегни палку, я не прощу тебя, если с ней что-то случится.
— Я буду предельно обходителен с ней, в любом случае разменной монетой будут лишь чужие жизни и здоровье, обещаю.
— Тогда развлекайся. И если от меня что-то потребуется, скажи, я помогу.
3
Алина стояла у окна своей спальни, когда дверь распахнулась, и на пороге показался герцог, рядом с ним стоял атлетически-сложенный и миловидный юноша.
— Вы не очень заняты, дорогая?
— Милорд, я уже привыкла, что Вы входите без стука, куда бы то ни было... но когда Вы не один, это уже слишком... Вам не кажется?
— Не сердитесь, миледи... — герцог шагнул к ней и, подхватив ее руку, прижал к губам, — я надеюсь, что Вы примете мой подарок, и ему не будет надобности стучаться тоже...
Он обернулся к сопровождающему ему юноше:
— Дверь закрой.
Тот тут же выполнил приказание.
— И как же это надо понимать?
— Это подарок, мой подарок Вам, дорогая, и я очень надеюсь, что он Вам понравится, а еще больше на это надеется он.
Юноша тотчас шагнул к Алине и, упав перед ней ниц, осторожно коснулся руками ее туфелек:
— Госпожа, позвольте мне служить Вам... я клянусь, что буду предан.
— Милорд, прекратите сейчас же этот балаган! Что все это значит?
— Это значит лишь одно... Я выкупил этого мальчика у короля перед казнью... Мне он понравился, и я решил сделать его Вашим пажом... но если он не нравится Вам, я верну его палачу.
— Вы решили окружить меня преступниками?
— Он раскаялся, дорогая... к тому же он виноват лишь в недоносительстве... Его сестру признали колдуньей, а так как король теперь очень ревностно старается искоренять все, что связано с колдовством, то мальчика по закону должны четвертовать... Король согласился помиловать его лишь с условием, что Вы лично будете следить за ним, контролировать его и держать всегда при себе.
— Что это значит, милорд? — очередной раз повторила свой вопрос герцогиня.
— Ничего, кроме того, что я уже сказал. Нравится Вам мальчик, он — Ваш, нет — я верну его на эшафот.
— Да какой он мальчик? Он уже взрослый юноша, он, скорее всего, мой ровесник... Какой из него паж?
— Вы считаете, что его возраст достаточное основание, чтобы возвратить его палачу? По мне, так он еще совсем мальчик. Не маленький, правда, но это даже лучше: меньше мороки, больше пользы, охранять Вас будет.
— Вам мало того, что все мои служанки докладывают Вам о каждом моем шаге? Вам нужен еще один Ваш верный страж подле меня? Зачем Вам это?
— Значит, Вы отказываетесь?
— Я возьму его... знаете ведь, что возьму... только вначале я хочу знать причину!
— Причин две. Первая: я волнуюсь за Вас, моя дорогая. Вторая: я пожалел его, что конечно очень нехарактерно для меня... но я подумал, что могу использовать его... Я заранее предупредил его, что потребую от него просто собачьей преданности Вам. И если ее не будет, он пожалеет о том, что я пожалел его, и палач не четвертовал его... потому что я могу быть и жестче чем палач. Поэтому еще разочек подумайте и скажите: возьмете Вы его или нет.
— Милорд... я не понимаю... что Вы имеете в виду?
— Что тут непонятного? Я волнуюсь за Вас... я часто уезжаю... я хочу, чтобы с Вами всегда кто-то был рядом, как охраняющая Вас собака. Утром, днем, вечером, ночью — всегда у Ваших ног, готовый выполнить любой Ваш приказ, желание, причуду... Все, что Вам в голову придет. Сильный и крепкий, способный защищать и оберегать. А я лишь буду изредка контролировать, как он это делает...
— Вы не доверяете мне настолько, что теперь хотите и ночью кого-то держать в моей спальне?
— Ну что Вы, дорогая! Мне и в голову такое не приходило... Ваша нравственность выше всяких подозрений... даже застав Вас в объятиях мужчины, я не подумаю ничего дурного... Мальчик ни в коем случае не должен Вам ни в чем мешать. А будет мешать, скажите мне, я научу его как себя вести в том или ином случае...
— Это Вы говорите мне? Считаете, что статус супруга дает Вам право хамить и оскорблять меня?
— Извините, герцогиня... это была пошлая шутка, не обижайтесь... Общение с государем на пользу не идет... Но если серьезно, мальчик выполнит все, что Вы пожелаете... и следить за Вами я его заставлять не собираюсь. Хотите, ему язык отрежут? Чтоб Вы не думали, что у меня такие планы?
— Можете заставлять следить, мне скрывать нечего. Пусть остается и следит.
— Значит, сейчас ему отрежут язык. Соглядатай мне не нужен.
— Прекратите! Только попробуйте!
— А что? Я думаю, мальчик предпочтет лишиться языка, чем рук, ног и, истекая кровью, валяться на рыночной площади, облепленный мухами, пока не сдохнет...
— Милорд, прекратите! Мне не нужен немой паж.
— Точно не нужен немой? А то это пара минут... А не немой нужен?
— Да. Пусть остается. Только что-то мне не верится в рассказ о том, что Вы пожалели его...
— Расспросите его. Мальчик всю душу вывернет... а не вывернет, скажите, что он не хочет быть откровенным, и я научу его откровенности... Вы же знаете, я очень хорошо умею объяснять, что и как обязаны делать слуги. Он уже знает... Так ведь? — герцог ногой тронул лежащего у ног герцогини юношу.
— Да, господин... — едва слышно прошептал тот.
— Что Вы сделали с ним?
— С ним — ничего... Он просто присутствовал, пока мы с королем допрашивали парочку преступников... А потом король спросил его: сам он признается или его тоже допрашивать надо. Мальчик решил все рассказать сам. А пока он рассказывал, я вдруг подумал, что может, он лучше будет смотреться у Ваших ног, чем на рыночной площади... и сказал об этом королю. Его Величество, конечно, не был в восторге от моего предложения, но мысль о том, что Вы сможете в наше с ним отсутствие рассчитывать на помощь мужчины, не могла не тронуть и его. Поэтому он согласился.
Герцог усмехнулся, и вновь тронул носком ботинка распластанного на полу юношу, — Благодари свою госпожу, и при посторонних можешь обращаться к ней "Ваша Светлость", ну и ко мне соответственно. А вот наедине с ней будешь вести себя так, как положено рабу и никак иначе...
— Да, господин, я все понял... — юноша чуть приподнялся и поцеловал туфельку Алины, — Благодарю Вас, госпожа... я буду очень предан и послушен.
— Попробуй только не быть... — мрачно заметил герцог и добавил: — Кстати, узнаю, что ты посмел хоть раз оставить свою госпожу, будешь наказан. Исключение может быть, только если ты выполняешь такое ее поручение, которое нельзя перепоручить слугам. Все задания типа: принести, передать, отнести, найти и того же типа должны выполнять они. Ты должен всегда быть подле нее: сидеть рядом, помогать, поддерживать, подавать, читать книги, стихи, развлекать, петь... все, что она пожелает... и еще по возможности разбираться со слугами, а то это тяготит мою супругу... И самое главное постарайся ей не надоесть... я не для этого тебя брал.
— Да, господин, — кивнул юноша, после чего подошел к Алине и встал перед ней на колени. — Госпожа что-нибудь желает?
— Да, желает... — кивнула Алина, — Евангелие мне сейчас почитаешь...
— Это чуть позже... — прервал ее герцог, — сейчас мы пойдем, поедим.
— Завтрак уже прошел, а до обеда еще далеко, милорд.
— Вам, моя дорогая, необходимо полноценно питаться. И раз Вы едите так помалу, это должно быть чаще. Вы до сих пор бледны, и голова у Вас часто кружится. Еда и длительные прогулки, лучшее лекарство, так и отец-настоятель говорил, и Лерон тоже советует. Поэтому не спорьте.
— Милорд, Вы и так заставили Сьюзен постоянно бегать за мной, уговаривая каждый час съесть еще что-то... Теперь Вы хотите это тоже контролировать сами?
— Нет, я хочу поручить это ему... — герцог с улыбкой кивнул в сторону юноши, — а сейчас я хочу понаблюдать, способен ли он выполнить подобное поручение. Пойдемте, дорогая, не отказывайте мне, — а потом с саркастической усмешкой добавил: — Не вынуждайте меня искать, кто виноват в том, что Вы мне отказываете. Я ведь найду...
— Кто б сомневался, — губы герцогини презрительно изогнулись, — в Ваших способностях находить виноватых, сомневаться не приходится.
— Так Вы идете?
— Да. Разве я посмею отказать Вам, особенно после такого предупреждения. Все будет, как Вы пожелаете, милорд.
— Дорогая, Вы прекрасно знаете, что все, что я делаю это лишь ради Вас и Вашего благополучия.
— Да, неужели? — герцогиня вдруг резко изменила тон, в ее глазах сверкнуло неприкрытое раздражение. — Это ради меня Вы отправили Луизу и Марию в самый суровый женский монастырь? И ради моего благополучия меня вчера даже не пустили на его порог, мотивировав это приказом короля, что Вы вольны решать судьбу дочерей по собственному усмотрению, и Вашими указаниями? Это все ради меня?
— Так Вы вчера ездили туда, пока я был в столице? Напрасно, дорогая... Вам нельзя сейчас ни так утомлять себя, ни нервничать... А про монастырь, я ведь уже говорил Вам, что это было желание короля, чтобы я отправил их туда.
— Милорд, Вы лжете! Теперь я знаю, что это Вы настояли на этом, и монастырь выбрали именно Вы, и запретили им видеться с кем бы то ни было, и в первую очередь со мной, тоже Вы.
— Да, миледи. Это действительно мое решение. Но мне хватило истории с Катариной. Повторения я не потерплю! К тому же это ближайший к столице монастырь.
— Ближайший есть в столице, причем с открытой школой для девочек. А Вы их отправили туда, куда уже долгие годы и короли, и вся знать отправляют тех женщин, которых хотят наказать и от которых хотят избавиться.
— Да, там суровые порядки... Но для девочек это благо. Их научат и повиноваться, и любить Бога. Вы, кстати, должны быть счастливы, что я хочу, чтобы девочки стали более набожными, и не приобщаю их к тем нравам, что царят здесь.
— Все, что происходит здесь, происходит непосредственно с Вашим участием и с Вашего одобрения!
— Вы считаете, я могу идти против воли короля? Если даже Вы неспособны остановить его, то что говорить обо мне... Я лишь покорный его слуга, который безропотно исполняет его волю. Я, кстати, восхищаюсь, как Вы спокойно и с достоинством воспринимаете все, что здесь происходит, и как умеете если не противостоять, то вести себя так, что Вы оказываетесь выше всего этого, и все это даже не касается Вас. Но девочки так не смогут... поэтому лучше, чтоб они были подальше отсюда. Подойдет время, и если я найду им подходящих женихов, то позволю им выйти оттуда, чтобы вступить в брак. А сейчас пока все останется так. Именно ради их блага и Вашего спокойствия.
— Милорд, это все звучит великолепно... если бы Вы рассказывали это кому-нибудь еще, только не мне... потому что я знаю, что стоит за всеми этими словами...
— Это лишь Ваши домыслы, дорогая. К тому же это вопрос уже решенный, Вы все равно ничего не измените. Поэтому оставьте, не надо.
— Я хочу иметь возможность хотя бы видеться с ними.
— Нет! Пока это будет в моей власти, я не допущу этого, — жестко ответил герцог, а потом, помолчав немного, с милой улыбкой совсем другим тоном добавил: — Давайте оставим эту тему. Пойдемте, поедим. Вы обещали. Не надо портить себе настроение перед едой. Это плохо влияет и на аппетит и на пищеварение. Вам сейчас надо набираться сил, а не нервничать по пустякам.
— Хорошо, — тяжело вздохнув, согласилась герцогиня. Потом, осторожно коснувшись плеча, стоящего перед ней на коленях юноши, проронила: — Вставай, пойдем... и не надо так буквально понимать слова герцога, что ты должен быть всегда у моих ног. Я не люблю, когда передо мной стоят на коленях.
— Да, госпожа, как прикажете...
— "Ваша Светлость", — поправила она его и направилась в сторону двери.
— Да, Ваша Светлость, — юноша быстро опередил ее и, распахнув дверь, пропустил ее и герцога.
— Сообразительный, — удовлетворенно хмыкнул герцог.
— Как его зовут? — обернулась к нему Алина.
— Зачем Вам знать? Зовите его, как хотите. Вряд ли мальчик будет рад слышать собственное родовое имя, после всего что произошло.
— Я хочу знать.
— Виконт Виктор Орестер. Вы удовлетворены?
— Милорд, да как Вы посмели? — в глазах герцогини полыхнула мрачная злоба.
— Алина, Вы великолепны, когда злитесь... — рассмеялся герцог. — Я обожаю Вас.
— Так это специально для меня? Это была Ваша идея?
— Алина, это — стечение обстоятельств. Все было именно так, как я Вам рассказывал...
— Вы знаете, ведь я чуть было не поверила... но оказывается у Вас нет ни только жалости или сострадания, Алекс... У Вас вообще нет сердца.
— Конечно, дорогая... Вы давным-давно разбили его.
— Я? Я разбила его? А может, Вы разбили его самостоятельно? А теперь злитесь на весь свет из-за этого... и на меня в первую очередь...
