Зимняя вьюга (полностью)

-Ила, я так скучал... — он шагнул ближе, но остановился, споткнувшись, словно о призрачную стену, об ее взгляд.

-Вот как.

Что сказать? Что сделать? Что будет дальше? И что может быть? Забыть, простить и жить, будто ничего не было? Говорят, брак — это уступки с обеих сторон. А ей надоело уступать. Каждому хочется, чтобы подстраивались под него, а не наоборот. Он воспринимал ее прежнее поведение как должное, но с нее достаточно. Хватит...

-Лена, пожалуйста!

Надо же, вспомнил ее настоящее имя. Сколько раз просила не называть дурацким сокращением "Ила" или этим их вариантом "Илена", ни в какую. Теперь вдруг вспомнил.

-Не понимаю, о чем нам разговаривать.

Мгновение — он перед ней. Собака вздыбила шерсть, но Елена взмахом руки отвела силу в сторону. Она не боялась.

-Елена, прошу тебя, прости! — знакомая тяжесть на плечах, а глаза судорожно силятся отыскать что-то на ее лице. Эмоции ищешь? Их нет. Слишком большая роскошь для того, кто старается удержать кусочки сердца на высохшем клее. — Я так виноват, Лена! Я не подумал, не то сказал, прости!

Парчины брюк пачкаются о грязный снег, в глазах, обращенных на нее снизу вверх, мольба, руки сжаты его руками. Простить... Имеешь ли ты представление, о чем просишь? Нет, не имеешь. Может, и чувствуешь себя виноватым, только этого мало. Ты, Константин, сделал то, чего простить нельзя — ты дал мне повод сомневаться в твоей любви.

-Встань, брюки испачкаешь.

Глаза потухли, помертвели, будто выключились маленькие фонарики. Серебристая радужка вдруг поблекла и стала грязно-серой. Черты лица заострились, и проступила в них безумная, почти звериная тоска. Она вдруг почувствовала удовлетворение. Пусть поймет, как ей было больно. Пусть прочувствует это своей собственной шкурой. А она устала... И ее чувства постепенно заменяет голая пустыня, увеличивающаяся с каждым днем. Скоро ничего не останется в ее сердце. Пусть расколется хоть на тысячи кусочков, ей будет все равно. Жизнь робота — тоже жизнь.

Она повернулась и пошла вперед, оставляя некогда гордого демона позади. На коленях, в снегу, с опущенными плечами, поникшей головой и закрытыми глазами, которые снова блестели под веками, но отнюдь не живым светом. Просто в этот момент он понял, что потерял ее навсегда.

-А где Елена?

Я подпрыгнула, оглянулась, увидела Рагуила и начала плеваться.

-Ты что делаешь?

-Что я делаю?! Ты меня напугал!

Сердце колотилось где-то в районе пяток и обратно возвращаться не собиралось. Я настолько привыкла полагаться на чтение мыслей — вы попробуйте подобраться к человеку, ни о чем не думая, — что сейчас чуть инфаркт не заработала.

-Извини, не хотел пугать, — он ненавязчиво пристроился рядышком. — Я пройдусь с тобой, не возражаешь?

-Да пожалуйста.

Пару минут мы шли молча, я тайком созерцала мучительные попытки Рагуила начать разговор, но помогать ему не собиралась.

-Скажи (я навострила уши), а мы можем поцеловаться?

Мгновенное окаменение продлилось недолго. Все-таки я не безнадежна.

-Почему нет, в принципе, только вот зачем?

Тишина. Проходит минут пять, Рагуил усиленно пытается подобрать ответ.

-А ты хочешь, чтобы за тобой ухаживали?

На этот раз, морально подготовившись к чему-то подобному, я даже не остановилась, но над вопросом призадумалась.

-Чтобы ухаживали, говоришь? А какая женщина этого не хочет? Цветы, комплименты и 24 чеса в сутки вместе. Больше ничего не нужно.

На сей раз сложный мыслительный процесс шел в голове оборотня, а я наслаждалась прогулкой с красивым мужчиной под луной, пусть не полной, и звездами.

-А можно я тебя за руку возьму?

-Рагуил, если хочешь что-то сделать — сделай, а не спрашивай разрешения на каждом шагу. Насколько мне удалось тебя узнать, ты решительный вполне человек, так к чему уточнять?

Намек он понял, схватил мою руку и теперь шел с довольной улыбкой. Не то чтобы я возражала, но все-таки, почему у меня такое чувство, будто для него это все в первый раз? У него же жена была, в конце концов. Уж не платоническая ли любовь царила в их браке?

-Скажи, Рагуил, а какой была Соня?

Ожидаемого всплеска бешенства не последовало, напротив, он остался спокоен.

-Соня... Соня была прекрасна. Я встретил ее случайно, когда выслеживал одного бога... ну да неважно. Она была дочерью графа, красивой девушкой с великолепной родословной и большим приданым. Свет был без ума от нее, предложения поступали каждый день. Милая, веселая, послушная, образованная, спокойная, с колдовскими глазами. Когда она смотрела на меня, мне казалось, что для нее существую только я. А ее улыбка... нежная, и будто тайная, интимная, предназначенная только для тебя. Хотя всем словам она внимала с одинаково заинтересованным взглядом, и улыбалась всем одинаково. Но рядом с ней каждый чувствовал себя единственным. То же было и со мной. Она околдовала меня, прочно поселилась в сердце. Когда охота была закончена, я вернулся на Небеса, но не смог расстаться с ее образом. Несколько лет продержался вдали от нее, но затем не сумел справиться с собой и решил навестить. Думал, увижу, что она счастлива, и успокоюсь, — он усмехнулся, будто не понимал, как такие мысли вообще могли прийти в его голову. — Она так и не вышла замуж. А когда я явился перед ней, соткавшись прямо из света, она вскочила, кинулась ко мне, обняла, потом подняла свои чудесные лучистые глаза и спросила с укором: "Почему вы так долго не приходили?" Эти слова решили мою судьбу.

-Дай угадаю. Ты сообщил брату, что собираешься жить со смертной, он тебя не отпустил, тогда ты пал и перестал быть архангелом. Сделал ей предложение, получил согласие, и жили вы долго и счастливо.

Он разомкнул наши руки и свернул к мосту, мимо которого мы проходили. Там оперся руками о парапет.

-Рагуил? — не отозвался. — Рагуил, я обидела тебя? Прости, я не хотела.

Протянула руку, но не дотронулась до его спины. Он молчал, значит, не хотел видеть меня сейчас. Чужие желания надо уважать.

Дура, думала я, отходя. Какого мне понадобилось ворошить эту тему? Зачем лезла со своими насмешками? Что это, зависть, ревность? И то и другое, скорее всего.

-Михаил понял меня, — донеслось сзади. — А Гавриил настоял на изгнании. Но я не жалел. Ни минуты. Мгновение с ней стоило падения. И ждала бы нас счастливая, как ты и сказала, жизнь, но эпидемия чумы не обошла стороной. Соня заболела. А я ничем не мог помочь. Рафаил мог, но он был не в том состоянии, чтобы лечить кого-то, самому бы выжить. И она умерла. Беременная моим ребенком. Всего через пять лет...

-Боже, Рагуил, мне так жаль!

Зачем, ну зачем я спрашивала?! Дура, дура! Сколько раз говорила себе: не лезь в чужие души, не лезь!

Он резко повернулся, схватил меня в охапку и прижал к себе, склонив голову к моему плечу.

-Не отпускай меня, хорошо? — прошептал он. — Только не отпускай!

Слезы безудержным потоком хлынули из глаз, всхлипнув, я обняла его сильно-сильно, прижимаясь как можно крепче. Господи, Рагуил, если бы я знала... Столько было сказано, столько неправильного и глупого... прости меня, Рагуил! Я не знала! Я была так глупа...

Слезы струились из глаз, руки немели от силы, с которой я сжимала его, но мне было все равно. Я просто обнимала его, даруя всю себя, без остатка.

Глава 11

Рафаил терпеливо дожидался, когда богиня проснется, по себе зная, что будить человека после стресса — бесполезное занятие. Но по прошествии семи часов стало совсем скучно. Первичная беспричинная радость при мысли, что он находится на Небесах, откуда был изгнан, померкла, все вещи в комнате богини были рассмотрены и уже не представляли интереса. Раф заскучал.

В момент, когда он от нечего делать листал роман с забавной обложкой — Бог мой, и эта она в угаре страсти? Скорее уж рожает скоропостижно, — в дверь тихонько постучали. Рефлексы сработали раньше, чем мозг выдал варианты: книжка мягко приземлилась на кровать рядом с богиней, а сам он оказался за тяжелой синей занавеской из нескольких слоев бархата. Тут же укорил себя за глупое поведение, но вылезать не стал, вместо этого рассматривая вошедшую.

О да, природа явно любила эту девчушку. На вид чуть больше двадцати, рыжие кудряшки падают на плечи, а глаза такие зеленые, что даже на расстоянии он разглядел их цвет. Захотелось присвистнуть по привычке при виде стройных длинных ножек в туфельках на шпильке и коротенькой черной юбке, но он сдержал себя.

-Пятница-пятница-пятница! — пропело чудесным голосом видение, и он вдруг увидел волны расходящегося от нее дурмана. Нахмурился и даже потряс головой, проясняя ее, пока богиня пыталась разбудить сестру.

Да, теперь он вспомнил их. Виолетта и Кореатида, дочери Тиноса и Раши. А старшая-то в мать пошла, Раша тоже в свое время немало мужских взглядом притягивала. Хотя волосы у нее посветлее были, да глаза у Виолетты отцовские, но черты лица и телосложение те же. Впрочем, Кореатида по-своему симпатична, просто не так чувственна, как ее сестра. На да не будешь тут чувственной, когда в тебе засела Похоть.

После изгнания Рафаил старался не интересоваться делами Небес, но с Михаилом иногда встречался, а тот следил за Небесами с маниакальным пристрастием, рассказывая свежие новости, так что о событиях, произошедших с новыми богами после окончании войны, был наслышан.

-Тида, пятница же! — Виолетта обиженно надула губки. В паху у Рафа требовательно засвербело, он подавил ругательство. — Ну Тида! Ти-и-и-да! Ти-да-ти-да-ти-да! Вставай!

Младшая богиня сонно пошевелилась, мазнула рукой и перевернулась. Почти сразу же резко села и открыла глаза.

-Вио? А где...

Невысказанный вопрос повис в воздухе.

-Все, я ушла! Не забудь меня забрать! Бывай, сестренка!

Беглый поцелуй в щеку, Вио исчезла. Рафаил вышел из укрытия.

-А, вот ты где, — Тида улыбнулась ему. — Ну что, готов отправиться домой?

-Вполне.

-А ты можешь перемещаться или мне..?

-Могу. Вынеси меня за пределы Небес, дальше я сам.

-Конечно. Ну пока.

Несколько секунд спустя он уже стоял перед входом в дом старшего брата.

Высокий красивый молодой мужчина с необыкновенными серыми глазами расслаблено стоял напротив другого, более упитанного, темноволосого, кажущемся старше. К его боку откровенно прижималась статная женщина с удивительными золотистыми волосами ниже спины.

-Ты проиграл, — удовлетворенно констатировал старший, небрежно поглаживая спутницу одной рукой. — Ты лишен своих сил и беспомощен передо мной.

Горькая улыбка появилась на губах молодого. Он склонил голову, признавая правоту врага.

-Я дам тебе выбор: умереть или подчиняться мне, дав клятву на крови и силе.

Выбор...

Нирос поднял глаза к небу. Безмятежное голубое небо... Он ошибся. Выбрал не ту. Теперь вся его сила находится в ее руках, тех самых, которые сейчас обвивают стан его соперника. Все же, он глупец. Поверить женщине, позволить проникнуть в свое сердце, открыть свою слабость... Глупец и безумец.

-Так каково твое решение, Нирос, сын Эрин?

Решение... Иллюзия выбора... Юпитер всегда тяготел к громким жестам.

-Я выбрал.

Небо станет свидетелем. Он останется свободным.

-Я выбрал третий вариант.

Глаза Ланы расширились, рот открылся в безмолвном крике, а Юпитер издал рев проигравшего победителя, когда Нирос сделал шаг назад. В бесконечную небесную синеву...

-Ника?

Она тряхнула головой, прогоняя тускнеющие воспоминания и проясняя мысли. Иногда память богов, чью сущность она несла в себе, больше мешала, чем помогала.

-Все нормально. Кажется, я только что видела смерть Нироса.

Севастьян поднял ее голову за подбородок, заставляя взглянуть на себя. Очевидно, увиденное его не удовлетворило, и Тьян нахмурился.

-Выглядишь усталой.

-Все нормально.

-Ты повторяешься.

Она отвела его руку и вышла на балкон.

-Извини, что без приглашения. Я не знала, куда еще пойти.

-Ничего. Моя спальня в твоем распоряжении.

Она улыбнулась, не оборачиваясь к нему. Спустя мгновение он присоединился, вставая рядом.

-Ты можешь рассказать.

Привычная горечь затопила сердце. Нет, она не может.

Вероника зависела от своего хозяина, и сделать с этим что-либо нельзя. Она ведь была создана из ошметков тел богов с абсолютно разной силой, соединить эту гремучую смесь удалось лишь благодаря несомненному таланту Макса как генетика. Если бы не скрепляющая татуировка на шее, ее бы вскоре разорвало на части изнутри. Татуировка, которая связывала ее силу и привязывала к хозяину.

Он не был жесток. Ну или не слишком жесток. Он тоже зависел от нее в какой-то мере, только она, в отличие от него, не имела рычагов давления. Нет, в их паре она — легко заменяемый элемент. А как посредница Ника удобна. Пока ее держит клеймо, она не представляет никакой угрозы для богов, а использовать ее в качестве грубой рабочей силы легко. Вероника не могла назвать себя человеком. Люди свободны, они могут выбирать. Она не может. Она не человек...

-Ника, не молчи. Ты ведь знаешь, я помогу.

Она удивилась. Такое предложение, да еще высказанное довольно многословно, дорогого стоит. Искушение воспользоваться его помощью возникло мгновенно. Тьян ведь сильнее, чем ее хозяин, она знает это, чувствует каждой клеточкой своего тела. Он сильнее, чем она сама, а ведь в ней сила множества богов. Всего лишь попросить, и все изменится. Исчезнет необходимость слушаться, не надо будет унижаться перед хозяином она получит свободу. Да, относительную, потому что придется замкнуть ее силу на Севастьяне, иначе она умрет, но Тьян никогда не воспользуется ей в своих интересах против ее воли. Он не станет требовать повиновения. С ним она станет человеком...

И обречет его на вечную зависимость. Она как паразит: присасывается к тому, кто владеет ею, и тянет из него силу, чтобы не рассыпаться самой. Но ее донор тоже не сможет преодолеть разрыв с ней безболезненно. Скорее всего, он умрет...

Как умрет ее хозяин, если Тьян поможет. Нет. Она не допустит этого.

-Все нормально. Я пойду.

Третий раз она повторилась.

Когда мы вернулись, в доме никого не было. Ночные, понятное дело, еще патрулируют, а вот Тьян где?

-Ну вот, целый дом в нашем распоряжении, — улыбнулась я. Рагуил несмело повторил мой жест. — Не знаю, как ты, а я ужасно устала. Пойдем спать?

-Это приглашение?

-Вроде того. Только спать, — дурачась, показала ему язык. Оборотень улыбнулся уже свободней, некоторое время спустя, крепко прижавшись к его теплому боку, я умиротворенно спала на своей кровати вместе с Рагуилом.

Кристина шла по улице, слушая, как разносится звук шагов по округе. В этой Москве по ночам гуляли лишь самоубийцы да наркоманы, те, для кого собственная жизнь не представляла никакой ценности. Не было комендантского часа, но к двенадцати все старались быть дома. Даже машины стали редким явлением по ночам. А хищницы в это самое опасное время и гуляли.