Вот Веся, кажется, никакие сентиментальные мысли не одолевали, шел себе вперед, хмурился, похлопывал по бедру сорванной где-то веткой.
-Ну-ка, — он придержал кобылу. — Поди, загляни в кузню. Прихвати там что-нибудь.
-Еще и там? — изумилась Маша. Видимо, Весь вошел в раж и решил напоследок ограбить всю деревню. — Зачем? И что?
-Потяжелее что-нибудь, — пояснил мужчина. — Ты девка здоровая, так хоть прут железный найди... Мало ли, что в дороге бывает. Давай, рысью, потом нагонишь!
Маша вздохнула и спрыгнула с телеги. Ну что вот он опять придумал?
-Наковальню только не бери, — напутствовал ее белобрысый. — Быстро хватятся!
Девушка удержала при себе нелестное высказывание в адрес чувства юмора Веся и отправилась за требуемым. Она очень опасалась, что в кузне остался кто-нибудь, но нет — ее встретил только хозяйский пес, который Машу хорошо знал и препятствий ей не чинил.
Она быстро огляделась по сторонам. Прут, значит, железный? Ничего похожего на глаза не попадалось, у кузнеца вообще царил порядок, все вещи лежали на своих местах. Если взять какой-нибудь инструмент, вон хоть те здоровенные клещи, пропажу мигом заметят! Да и вообще... Он этими вещами себе на хлеб зарабатывает, как можно украсть? Маша посмотрела под лавками, заглянула в сарай — там обычно складывали всякий хлам, споткнулась обо что-то, ушибив палец на ноге... Оказалось — небольшой молот, старый, выщербленный, им подпирали ворота, чтоб не захлопывались. Но рукоять была еще цела, а если укрепить сам молот как следует, то получится очень даже грозное оружие! Маша взмахнула им в воздухе раз-другой, почувствовав себя фигурой со знаменитого символа общевизма. Там, правда, молот держал мужчина, но что тут поделаешь... "А у Веся серп! — сообразила она. — Будто поменялись!.. Ну, похоже, это знак!"
На этот раз совесть ее не мучила: вряд ли кто хватится старого молота, разве что когда ворота нечем подпереть будет! Ну да камень какой-нибудь найдут...
Веся она нагнала уже за околицей. Тот, похоже, разобрался с вожжами, и кобыла резво шагала по дороге.
-Как ее назовем? — спросила она, не без труда залезая на телегу — мужчина и не подумал придержать лошадь.
-Мне какая разница? — покосился на нее Весь.
-Зорькой, — решила Маша. — Она рыженькая и вон звездочка белая на лбу. В обхозе таких почти всегда Зорьками называют!
-Она гнедая, а не рыжая, — фыркнул белобрысый, и дальше ехали молча...
Так называемый побег не задался с самого начала. Слишком долго задержались на свадьбе, потом началась суета со сборами, затем еще эта нелепая история с лошадью... Весьямиэль невольно поморщился: ну как же это он не сообразил, что возникнут проблемы? Нет, втемяшилось почему-то в голову: раз Маша из простых работниц, то должна уметь управляться со скотиной, а у них там, оказывается, тоже самобеглые повозки имеются, а лошадей держат только в этих... как их... обхозах! Что за дурацкое название!
Хорошо, кобыла попалась смирная, но... Весьямиэль окинул лошадь взглядом. Обычная крестьянская коняга! Он невольно вспомнил лучшего жеребца из своей конюшни: легкого, тонконогого — рядом с этой рабочей скотиной он показался бы миниатюрным. Но как он был быстр, как вынослив! Второго такого коня нет во всей империи, ему не раз предлагали за красавца вороного бешеные деньги, но Весьямиэль отказывался расстаться с ним. Теперь, должно быть, вороного продадут: к нему мало кто осмеливался подступиться, кроме хозяина. Разве только кто из братьев попробует приучить жеребца к себе, но надежды на это мало.
Настроение у него медленно, но неуклонно портилось. Хорошо еще, Маша с ним больше не спорила, сидела себе молча... Ан нет, сглазил!
-А куда мы едем?
-Подальше отсюда, — ответил он.
-Нас ведь искать будут, — озвучила девица очевидное.
-И как только ты догадалась! — хмыкнул Весьямиэль. — Конечно, будут! Скажи спасибо, что твой крылатый друг в ближайшее время в воздух не поднимется, иначе разыскали бы нас мгновенно.
-А если на службе у Властелина есть другие такие? — предположила Маша.
-Нет, — отрезал он. — Он единственный в своем роде и страшно этим гордится. На этот счет можно не беспокоиться. А вот обычные люди...
Он задумался.
-Они, скорее всего, решат, что мы двинулись прочь от столицы, — сказал он. — Так поступил бы любой. А мы поступим наоборот.
-То есть в столицу поедем? — удивилась девушка. — Но зачем?!
-Затем, что я хочу добраться до этого Властелина и объяснить, чья во всем вина, — сказал Весьямиэль, оценил выражение лица Маши и добавил великодушно: — Ладно, не вина. Дурость. А если я туда приеду в цепях и с кляпом во рту, объясняться будет затруднительно...
-А кляп вам наверняка вставят, потому что язык у вас поганый, — не осталась в долгу девица. Ишь, осмелела! — А что, если нас на дороге кто заметит и сообщит куда надо?
-Заметить нас обязательно заметят, — хмыкнул мужчина. — Поэтому постараемся в крупные поселки не заезжать, чтобы не нарваться на соглядатаев, а так...
-А если собак по следу пустят? — предположила Маша.
-Опомнись! — рассмеялся Весьямиэль. Его дурное настроение начало исправляться. — К тому времени, как нас хватятся, мы будем далеко, а все следы затопчут так, что никакая собака их не возьмет! От околицы мы вовсе на телеге ехали, к слову сказать...
-Да вас и без собак любой по запаху найдет, — девица недовольно сморщила нос. — Такой от вас... аромат!
-Ничего, разберемся... — отмахнулся он.
-Все равно, у нас приметы яркие, — сказала девушка. — Особенно у вас. Я-то если платье надену, от обычной крестьянки не отличить будет, а вы... Нет, видно, что вы благородный, только разве благородные господа на телегах путешествуют? Надо как-то замаскироваться!
Весьямиэль только хмыкнул. Иногда девица его удивляла полнейшей своей наивностью, а иногда поражала способностью делать какие-никакие логические выводы.
-Приметы яркие, это верно, — сказал он. — Только маскировать их смысла нет. Наоборот, нужно подчеркнуть.
-Как это? — удивилась Маша.
-Хм... — он покосился на нее. — Сейчас покажу. Держи вожжи, да не дергай, кобыла смирная, сама идет, куда надо.
Маша недоуменно следила за белобрысым — тот, передав ей вожжи, полез зачем-то в свой сундук. Ей приходилось выворачивать шею, сидеть так было неудобно, но девушка не сдавалась.
Весь вел себя странно: вытащил ту самую зеленую рубашку с красными рукавами, щедро украшенную золоченой тесьмой и облачился в нее. (Хоть Маша и отвернулась деликатно, но на этот раз ясно разглядела — какой-то рисунок на груди и даже на руке у мужчины есть, вот только что он собой представляет, она рассмотреть не смогла.) Поверх напялил камзол без рукавов (да как же он называется, ведь говорил ей Малух!), оставил нараспашку, подпоясался широкой полосой материи какого-то невообразимого изумрудного колера (должно быть, это Рала купила, как и тесьму, сообразила Маша). Наряд вышел кричащим донельзя!
Затем Весь вытащил свои драгоценные заколки и принялся ловко заплетать волосы. Плёл он долго, коса вышла любой девке на зависть: до пояса, толщиной в руку! Маша только вздохнула — ее коса больше напоминала толстенькую сардельку, мотающуюся на затылке. Ну да ничего, отрастет! Правда, на погляд Весь эту красоту не оставил, ловко свернул косу на затылке, заколол парой шпилек и туго повязал голову ярко-красной косынкой.
-Ну как? — спросил он весело.
Маша взглянула на него и ахнула — ну совершенно другое лицо! Даже на мужчину стал похож, пусть и выряженного в чересчур яркие тряпки, а не на томную девицу! И — она потянула носом — запах духов куда-то делся. Выветрился, что ли? Как она ни принюхивалась, чувствовала только аромат разогретых солнцем полевых трав, свежескошенного сена, еще чего-то... Словом, летом пахло, и только!
-Держи, — он протянул ей такую же красную косынку. — Красное на рыжих волосах — ужас кромешный, но так принято.
-Где принято? — удивилась Маша, зажала вожжи между колен, чтобы не упустить, и повязала голову. Сразу почувствовала себя, как на фабрике — там тоже девчонки, у кого волосы подлиннее, носили косынки.
-Не где, а у кого, — загадочно ответил Весь, перебираясь на облучок. Свои сверкающие цацки он куда-то спрятал, на виду остались только серьги, пара колец из самых аляповатых и цепочка на шее. — Ты, Маша, что делать умеешь? Кроме как скверно шить, еще более скверно готовить и сносно прибираться?
-В смысле? — не поняла она. — Вы о чем? И про кого вы говорили сейчас?
-Про бродячих артистов, — выдал тайну Весь. По лицу его было видно, что затея доставляет ему большое удовольствие.
-Вы собираетесь выдавать себя за... циркачей? — поразилась Маша.
-Не себя, а нас, — поправил он. — Поэтому спрашиваю: что ты умеешь делать? Нет, конечно, можно выступать с номером "самая сильная женщина в мире", но, боюсь, какая-нибудь деревенская баба тебя сделает...
Девушка призадумалась. Выходило, что Весь не так уж неправ. Приметы яркие? Значит, надо не пытаться отвлечь от себя внимание, а наоборот, привлекать его, но так, чтобы люди запомнили кричащую одежду и разные трюки, а не лица. Вряд ли придется выступать всерьез, но если вдруг...
-Я в художественной самодеятельности выступала, — сообщила Маша, радуясь, что ее таланты могут пригодиться. — Играла в пьесе!
-Пьесы мы разыгрывать не станем, — поморщился Весь. — Еще что?
-Ну, стихи могу декламировать, — призадумалась девушка.
-Обойдемся без декламаций, — передернулся мужчина. — Особенно если стихи вроде тех, что ты себе под нос бормочешь, когда полы моешь...
Маша покраснела: чтобы водить тряпкой ритмичней, она читала стихи великого революционного поэта Фонарщикова, и это помогало!
-Петь умею, — обиженно сказала она.
-Да ну? — удивился тот. — А ну, спой что-нибудь!
Маша прокашлялась, подумала и завела негромко, зловеще, как полагалось начинать эту песню:
-Вперед, навстречу солнцу, товарищи в борьбе! Мы трудовой рукою проложим путь себе! Пусть сгинет угнетатель рабочих и крестьян...
-Глядите: эти двое — смутьянка и смутьян, — закончил Весь. — Ты в своём уме? Мы из-за чего вынуждены бежать, а? И ты намерена такими песенками народ развлекать?..
Девушка пристыжено умолкла.
-Давай что-нибудь про любовь, — велел он. — Знаешь ты песни про любовь?
Маша насупилась: они с девчонками певали по вечерам старинные песни, очень уж здорово звучала многоголосица, но вообще-то это не поощрялось — в таких песнях речь шла обычно о муках, страданиях, прочих мещанских пережитках прошлого и всяких предрассудках.
-Давай, давай, — подбодрил Весь. — Вижу, знаешь. Пой!
Тяжко вздохнув, девушка припомнила начало и запела:
-Ой, береза белая, что же я наделала? Ой, гуляла с милым я, доля моя девичья...
Песня была длинной, кое-какие куплеты Маша не помнила толком, но от этого ничего особенно не менялась. Постепенно девушка увлеклась, голос ее зазвучал в полную мощь, а был он у Маши красивым, глубоким (слишком низким, считали подруги), и под открытым небом звучал как-то особенно проникновенно. Может, потому, что раньше ей не приходилось петь такие песни в полный голос...
-Пойдет, — кивнул Весь, когда отзвучали слова последнего припева. — Еще похожие знаешь?
-Ага... — Маша украдкой вытерла нос рукавом — песня была жалостливая. Но стыдно разнюниваться из-за выдуманных историй! Чтобы отвлечься, девушка спросила: — А вы что будете делать?
Весь хмыкнул и неуловимым движением вытащил откуда-то несколько монет. Те, сверкнув на солнце, взлетели в воздух и заплясали в проворных пальцах.
-Ух ты! — непритворно восхитилась Маша. — Откуда вы такое умеете?
-Вообще-то вместо монет должны быть стилеты или кинжалы, — хмыкнул мужчина, взглянув на нее. Монеты продолжали мелькать в воздухе. — Прекрасно развивает ловкость. Но увы, кинжалов я не достал. Пришлось переучиваться.
Да, несмотря на несерьезный внешний вид, Весь оказался человеком предусмотрительным, запасливым и... опасным, пожалуй! Но она понимала, что Весь вырос в мире, где каждый сам за себя, где всем надо иметь при себе оружие, чтобы защититься в случае чего... Ужасно! Как жить, если любой незнакомец может тебя ударить, ограбить? Если опасно обратиться к встречному с вопросом?..
-Где вы научились так вот... жонглировать? — спросила Маша любопытно, отогнав неприятные мысли.
-Не твое дело, — ответил мужчина невежливо.
-А вы только такое умеете или еще что-нибудь? — поинтересовалась она. — Хотите, тоже петь будете? Может красиво выйти!
-Боги голосом обидели, — усмехнулся Весь. — Петь будешь ты, а я подыграю, если что...
-Подыграете? — изумилась Маша, а он, небрежно ссыпав монеты в кошель, вынул что-то из-за пазухи, поднес к губам...
Это оказалась флейта или что-то вроде нее, белая, резная, то ли из кости, то ли из какого-то странного дерева, но это девушка разглядела уже после. Сейчас она могла только слушать: флейта плакала человеческим голосом, жаловалась, негодовала, умирала в муках неразделенной любви...
-Н-да, это, пожалуй, сложновато для крестьян, — задумчиво произнес Весь, когда флейта умолкла. — Напоешь мне потом свои песенки, подберу мелодию.
Маша поймала себя на том, что сидит с разинутым ртом, а поводья вот-вот вывалятся у нее из рук.
-Что? — удивился мужчина, взглянув на девушку. Видимо, на лице ее было написано слишком явное удивление, и он снизошел до объяснений: — Любой благородный человек должен уметь музицировать на чем-нибудь и петь. Голос у меня, как я уже сказал, преотвратный, но хоть слух есть. Так что я выбрал такой инструмент, чтобы удобно было всегда носить при себе и при случае поражать прекрасных дам. С клавесином такие штуки не проходят...
-А-а... — протянула Маша. В ушах всё еще стоял плач флейты, а перед внутренним взором вставало лицо Веся, каким оно было в тот момент: сосредоточенное, одухотворенное даже... ни следа злой иронии, которую девушка так привыкла видеть! Всё ясно, он тоже тоскует по дому, только не хочет этого показывать...
-Ну что, — произнес Весь и взглянул на небо. — Сворачивай-ка во-он туда, в лесок. Надо с большой дороги убираться... Ну что ты делаешь? Тяни за вожжу!
-Я трактором умею управлять, — с достоинством произнесла Маша. — А лошадьми, извиняюсь, не доводилось!
-Ты же говорила, что целых два раза правила? — фыркнул Весь, легко соскочил с телеги и помог направить кобылу на верный путь.
-А вы сказали, это не считается, — парировала Маша. — И вообще... всё равно мы на бродячих артистов не очень похожи.
-Почему это?
-А я читала, — девушка припомнила старые библиотечные книжки, — у них были фургоны, они там жили и целый год по дорогам колесили. А на телеге зимой жить не получится! Да и вещей у нас мало...
-Хм... — Весь не торопился забираться обратно на телегу. Ее немилосердно трясло, и, видно, это пришлось мужчине не по вкусу. — А, ерунда. Спросят — скажем, что отстали от своих, в столице встретиться должны.
Маша подумала и согласилась, что это похоже на правду.
