Скс Режим бога. 2-я книга

А неизменный выбор всех мальчишек моего детства — "Автодром"?! По старой памяти я купил на него десять билетов по сорок копеек!

Выдержал три поездки... Остальные билеты отдал небогато одетым пацанам, завистливо наблюдающим за своими более счастливыми сверстниками.

Что ж, мы сами вершим наши судьбы. Видимо, свою надо вершить более активно...

...Клаймич позвонил через два дня после нашей последней встречи.

— Виктор, добрый день! Как ваши дела? Как мама?

— Спасибо, Григорий Давыдович. Все хорошо. Как вы? Какие новости? — обменялись мы дежурными приветствиями, не требующими ответов.

— Новости есть... — неопределенным тоном ответил Клаймич, — Вера хотела бы с вами пообщаться лично. От моего участия в беседе отказалась.

— Странно... — изобразил я удивление, — Разговор "на троих" был бы более продуктивным. Думаю, что на многое из того, что она захочет узнать, я просто не смогу самостоятельно ответить.

— Да. — с еле различимой досадой отозвался Клаймич, — Но она в этом пожелании была непреклонна. Я думал, вы мне расскажете, что такое она захочет обсуждать...

— У меня есть только один вариант. — не стал я отклоняться от прежней версии, — Может, она захочет объяснить, что мои знаки внимания в ее адрес были неуместны тогда, и будут неуместны сейчас. Поэтому и наедине — чтобы не ранить мое... детское самолюбие...

Клаймич хмыкнул в трубку на том конце провода:

— Может быть... Что, все было так серьезно?

— Йа вас умоляю! — я тоже хмыкнул.

— ...Женщины... — с непередаваемой интонацией выдохнул Клаймич, — Она попросила ваш номер телефона...

— Конечно, пусть звонит... — "искренне" согласился я.

"Тупица, сама себя топит".

...Вера "проявилась" только ближе к вечеру.

...Я позвонил Лехе, он связался с Арсеном, Арсен попросил папу, Михаил Авакович нашел Ованеса Вагановича — и теперь мы вдвоем сидим в столь знакомом нам ресторане "Кавказ".

"Аэлита" сегодня не играет, за нашим столом нет шумной компании, и атмосфера за ним не самая праздничная.

Вера, пришедшая с решительным видом, сейчас молча сидит, уставившись в стол — и не знает, с чего начать разговор.

"Человек в черном"... Я напялил черную джинсу и черную футболку с черными кроссами. Еле удержался, чтобы не надеть черные очки. Все-таки вечер. Изображаю Бэтмена. На память приходит анекдот:

"Ресторан, сто тридцать второй этаж. У окна сидит мужик в чёрном, и пьёт виски. Подсаживается другой, выпили. Первый говорит:

— Тут такой ветер сильный — можно выпрыгнуть в окно, и тебя обратно занесёт. Тут же выпрыгивает, и полетав, залетает обратно. Второй говорит: — Ух ты, дай-ка я тоже попробую. Выпрыгивает — и со свистом летит вниз. Подходит бармен: — Ну и гад же ты, Бэтмен, когда пьяный!" Мдя... Кому бы рассказать...

Заказываю официанту два кофе, бутылку "Хванчкары", и два мороженых.

Наконец, Вера соизволила разжать губы — а то я от нее, пока, кроме "здравствуй", больше ничего не услышал:

— А что я хочу заказать, тебе неинтересно?

— Нет.

— Это, по меньшей мере, неприлично...

— Нет.

— Что нет?!

— На все "нет".

"Привет Альдоне! Перенял и использую...".

— "Нет" на твое желание поругаться, "нет" на глупое выяснение отношений, и скорее всего, "нет" даже на нашу совместную работу...

— Зачем тогда ты пришел? — зеленые глазищи сузились и пытаются просверлить во мне дырку.

— Ты захотела встретиться. Я пришел.

— А со стадиона чего убежал? — Вера пытается насмешливо улыбаться, — А до этого на него просто не пришел!

— Не пришел потому, что на самом деле проспал. Извини еще раз. Не стал общаться позавчера потому, что с тобой была Альдона. И так мне уже Клаймич задает вопрос, что у вас с Верой, и почему она хочет встретиться с тобой наедине. Уверен, что этим вопросом озаботилась и твоя мама. Как и моя. Не думаю, что к этим заинтересованным лицам надо еще и Альдону подключать.

От полученной отповеди и открытых кое на что глаз, лицо Веры пошло красными пятнами. Под этим углом она происходящее явно не рассматривала.

— Не переживай, — сказал я, дав ей возможность полностью "насладиться" разверзнувшейся у её ног бездной, — я отбрехался. Сказал, что посвятил тебе песню — а тебя это напрягло. Видимо, хочешь в случае возможного сотрудничества расставить все точки над "i", чтобы я правильно понимал ситуацию.

— ...Я этого и хочу! — "родила" наконец "потеряшка дара речи".

— Я так и понял. — снисходительно киваю.

Официант принес кофе с мороженым, бутылку вина, и один(!) бокал. Пока он все расставлял по столу и наполнял этот самый бокал вином, Вера угрюмо молчала.

— Все произошедшее там в Ленинграде, было ошибкой. Страшной ошибкой. Это моя вина, и я искренне прошу у тебя прощения. — глухо произнесла она, когда официант отошел.

Я пожал плечами:

— Я написал тебе песню, я ввязался за тебя в драку — и считал это день самым счастливым в моей жизни... А ты сбежала. Я обиделся. Даже страдал... А потом увидел, с какой неприязнью и ненавистью ты на меня смотрела там, на стадионе. И все прошло. Я никому ничего не рассказывал, и никогда не расскажу. Но я не заслужил такого отношения к себе. Совсем не заслужил...

Я неспеша положил в кофе кусочек рафинада, и неслышно стал помешивать маленькой ложкой.

Даже несмотря на сильный загар было видно, как горят Верины щеки. Она пару раз открыла рот, но так и не смогла ничего сказать.

"Господи, как маленький ребенок... Даже стыдно с ней так".

— Ладно. Закроем эту тему. Идея тебя привлечь к нашему проекту принадлежала Клаймичу: типа, голос есть, английский знаешь, и вообще — красотка... Я тут не при чем. Возражать не стал, потому что это выглядело бы подозрительно.

— А Альдона? — хрипло спросила Вера.

— Альдоне я предложил сам — тогда, в ресторане, после танца. Она отказалась. Следовательно, вопрос тоже закрыт.

— Она хочет.

— ...?...

— Она сама сказала, что ты... Ну, у тебя может получиться... и мне не стоит сразу отказываться... Я поняла, что она тоже хочет, когда Григорий Давыдович говорил... что нужно три солистки... Она сама пошла со мной на стадион... Мы хотели поговорить... там... тогда...

Вера замолчала.

Я пил кофе и ковырял ложкой мороженое. Вера держала в руке бокал с налитым вином, но так к нему и не прикоснулась губами. Красивыми, самую малость припухлыми, и яркими, как коралл. Они чуть вздрагивали, и я...

Тряхнул головой, отгоняя навязчивые образы.

В этот момент к нашему столику подошел какой-то кавказский хрен... Типа, не подумайте ничего плохого — "хрен" просто решил "позьнакомитьса"!

Вера даже головы не подняла на него. Впрочем, и я не успел открыть рот, как у нашего столика нарисовался САМ Ованес Ваганович.

Несколько негромких слов — и "хрен" растворился в полумраке ресторана, а к нам за весь вечер больше никто не подходил, кроме официанта.

— Ты неправильно понял... Я не... ненавижу... За что?.. Просто это все неправильно... Я не должна была... тогда... допускать такого...

— Чего именно? Целоваться — или бить меня локтем по лицу? — вежливо уточнил я.

— И того... И другого... — опять потерялась Вера, и судорожно отхлебнула большой глоток из бокала.

"Хм... Попробуем?.. Шанс-то последний..".

— Не знаю... У меня к тебе нет претензий ни за то, ни за другое... — я взял бутылку и долил Верин бокал, — А вот твое бегство... Это уже ни в какие рамки...

— Ты не понимаешь! — негромко, но горячо стала объяснять Вера, схватив меня за руку, — Это неправильно! Так не должно было быть!

— Но было... — эхом откликнулся я.

— Этого не должно было быть... — потеряно повторила Вера.

Я отсалютовал ей чашкой кофе, а она автоматически приложилась к бокалу.

— А откуда тогда столько ненависти?! За что?..

Что говорил я, и что отвечала она — уже не имело значения. Придя сюда расставить точки над "i" и объяснить, что это была большая ошибка и все кончено, Вера моими усилиями сбилась на оправдания и неубедительный лепет.

Сначала мы "обсасывали" эту тему — потом я спросил, что ее понесло в журналистику, и заказал вторую порцию мороженного. Затем рассказывал, как мы станем знамениты и покорим весь мир — недаром даже такая "продуманная" девица как Альдона, тоже хочет быть в группе.

Когда через два часа мы вышли из ресторана, в Вере было почти бутылка "Хванчкары", жгучая вина передо мной, и желание стать всемирно известной певицей.

"Бриллиантовое колье отдал бы за двуспальную кровать... Я помню... у меня их минимум три штуки...".

Я дотерпел до первого темного закутка, и со словами "Вера, я тебя люблю" прижал девушку к себе и впился в ее губы своими.

Она даже не думала сопротивляться. Она просто заплакала. Тихонько. Вздрагивая всем телом. Очень горько.

Я тут же отпустил...

Потом мы долго сидели на пустом пляже, и я её успокаивал — а она периодически захлебываясь слезами, невнятно рассказывала мне, как однажды её чуть не изнасиловал и избил парень, которого она сильно любила.

Потом я провожал ее до санатория им.В.И.Ленина, где она жила, а при прощании взял обеими руками за голову, притянул к себе, и нежно поцеловал в губы. Со словами, что "Все у тебя в жизни будет хорошо, намного лучше, чем у других — просто верь мне...".

Её губы робко шевельнулись при поцелуе, и она кивнула.

Я долго смотрел ей вслед, даже когда она скрылась за проходной... и поймал себя на мысли, что штаны снова придется стирать...

* * *

Э-Й-Ф-О-Р-И-Я !!!

Я знал определение этому слову... Ну, типа... внезапный всепоглощающий восторг, или что-то близко к этому... Но за пятьдесят лет первой жизни я этого чувства не познал ни разу.

Мне не с чем сравнивать. Я никогда не употреблял наркотики — возможно, это оно... Я не знаю. Но то, что мне довелось испытать раньше — с нынешним чувством несравнимо.

ЭТО МИМОЛЕТНОЕ ОЩУЩЕНИЕ АБСОЛЮТНОГО СЧАСТЬЯ!

А скорее всего, и эти слова не передают все то, что я ощущал сегодня...

Глухое звяканье будильника, накрытого сложенным покрывалом, заставляет меня покорно сползать с кровати — и пошатываясь спросонья, идти в ванну. Прежде чем полоскать моську под краном, я осторожно стягиваю бинты с двух порезанных вчера пальцев.

Тонкие косые порезы от гитарных струн были очень болезненны. На встречу с Верой я не мог придти с бинтами, поэтому часто задевал открытыми ранками различные предметы — и каждый раз еле сдерживался, чтобы не поморщиться от боли.

Бинты присохли к, видимо, кровоточившим ночью ранкам, и я решил сначала смочить их водой. Подержал руку с полминуты под теплой струей, и легко стащил намокшую марлю. Заранее скривившись от предстоящего зрелища, стал рассматривать пальцы.

Ничего. То есть вообще ничего... Ни ран. Ни даже шрамиков.

НИ-ЧЕ-ГО !!!

Я стоял, и не верил своим глазам. Но так же не бывает... Я прекрасно знаю такой тип ран. Порежешься острым ножом или краем бумаги — и заживает долго, больно и противно. Оптимально заклеивать такие раны на несколько дней даже не пластырем — от него только хуже — а медицинским клеем. Но в аптеке, куда я вчера зашел по пути от "мамонтов", клея не было — и потому на ночь я намотал бинты.

А сейчас от ран не было и следа. Я стоял в ванной, и тупо пялился на свои совершенно неповрежденные пальцы. Однако постепенно на периферии сознания забрезжило и стало крепнуть подозрение...

Моя ножевая рана не дала осложнений, и очень быстро зажила. Даже врачи в больнице этому удивлялись. А сейчас и пальцы необъяснимо зажили — вообще за одну ночь. Сила моего удара... Ну, не знаю... После согнувшегося от удара прокачанного "гиревика" Олега, уже даже не знаю... Удар стал еще сильнее. Зрение... В этом возрасте — в той... "первой жизни" — оно у меня уже основательно подсело. Я не поленился после посиделок в "Жемчужине" специально сходить к окулисту — сейчас оно стопроцентное.

Я получил от неведомого благодетеля или благодетелей, ко второй молодости, вдобавок, еще и модернизированный организм?

Тут же всплыло в памяти, что и шрам от ножа уже исчез почти полностью. Слишком быстро, и "слишком исчез". Задумчиво задираю футболку... и... сразу испытываю еще один шок... Мой ножевой шрам на боку был четко виден. Красноватый, короткий след. На ощупь, как тонкий шнурок.

Мозг начинает лихорадочно искать объяснение... Возможно, раз вчера я стоял под холодной водой, то поэтому шрам и был почти незаметен? Но... но... Тогда шрам и на ощупь не ощущался! Еле заметная белая линия, которая ничем не отличалась от неповрежденной кожи. А сейчас я прекрасно прощупываю шрам пальцами. Теми самыми, которые вчера были порезаны — а сегодня столь чудесным образом оказались невредимы!

В голове как-то негромко и "басовито" загудело — казалось, я слышу поток собственной крови в артериях. Зрение — как у меня всегда бывает в минуты особого душевного волнения — потеряло четкость на периферии, и стало как-бы "тоннельным". Я четко видел перед собой, но по краям все расплывалось. Начало потряхивать...

Стоп!!! Я же сам вчера пожалел, что моего "геройского" шрама уже не видно...

Мои желания кто-то слышит, и мне "подыгрывает"? Так все-таки, я НЕ ОДИН?! Меня не бросили, и помогают как могут?

Но кто?! Где?! Почему не выходят на связь?! Почему не скажут, чего хотят, и как этого достичь?!

— Чего Вы хотите? Кто вы? Где? — отчетливо прошептал я.

Вода с негромким журчанием бежала из крана. Она не стала вином, и в зеркале не проступили огненные письмена откровений Всевышнего...

Почему?!..

...Я много раз набирал разные вопросы на дисплее Айфона. Я спрашивал вслух и про себя. Я писал вопросы на листе бумаги, и оставлял его на ночь на столе, надеясь утром найти на нем ответы. Я страстно желал, чтобы ответ приснился мне хотя бы во сне. Но... ничего. Совсем...

Я уже был готов смириться с тем, что мой случай — "сбой во Вселенной". НО НЕТ! Я бы даже удовлетворился феноменом повышенной регенерации! НО НЕТ! Повышенная регенерация не будет сопровождаться "регрессом по заказу"! Значит, следят, слушают и исполняют. Исполняют что могут, что хотят, что считают возможным... Но помогают!

Дают решать самому?! Верят, что справлюсь сам? Дали с Айфоном почти безграничное знание, и оберегают здоровьем и регенерацией?!

ПОМОГАЮТ. НО СВОЮ ВОЛЮ НЕ ДИКТУЮТ?!

Неведомая мне ранее ЭЙФОРИЯ затопила все мое существо неудержимым потоком!!! Я НЕ ОДИНОК!!!

Я "на полном серьезе" поклонился своему отражению в зеркале, и негромко, но четко произнес:

— СПАСИБО.

На стадион я несся, будучи легче ветра, и не ощущая ни малейшего напряжения сил. Водопад адреналина искал свой выход, и находил его в беге. Не сбавляя скорости, я рванул по дорожке еще совершенно пустого стадиона. Мощно. Легко. Быстро.

И мысли в голове текли... как Волга: широко, уверенно, и неотвратимо.

"А "ОНИ" правы... Я — хороший выбор. Я реально умен, хорошо знаю историю, начитан, имею большой жизненный опыт в различных сферах жизни, довольно честен — и вполне циничен, чтобы все это применить так, как надо. Я предпочитаю добро злу, но если нужно — могу творить и то, и другое. Я согласен, что цель оправдывает средства — но я все-таки АДЕКВАТЕН при выборе и целей, и средств. Я люблю свою страну — но реально вижу её недостатки. Я хочу хорошо жить сам — но я не прочь осчастливить и все человечество. Я допускаю убийство — но я против убийц. И главное... Я хочу изменить БУДУЩЕЕ! Меня не устраивает ни мое, ни страны, ни мира... Я — ХОРОШИЙ ВЫБОР! Я должен справиться. Я справлюсь. Я этого хочу!".