Хаос Возрожденный

Заркондайская девочка за ужином вела себя прилично. Ахшамилла не проявляла свойственного ей хамства и наглости, но всем своим видом демонстрировала, что ей не интересно быть среди соседей по столу. Она в основном молчала и с неохотой ковырялась в тарелке, хотя блюда, приготовленные поваром Мийэна, не уступали тем, что подавались на королевском столе в Юружаое. Ахшамилла отвечала на расспросы односложно, и с неодобрением бросала взгляды на Ральмидура, особенно когда тот говорил с набитым ртом. Для нее он оставался мальчишкой из трущоб. Мийэн не ощущал в ней ни капли склонности к Хаосу, аура ее была чиста, но понимал, что некая предрасположенность есть. Он обязательно посоветует Аархину заниматься с уроженкой Зирры тщательнее, чтобы не допустить ее падения во тьму Хаоса.

Уже столько лет прошло с тех пор, как Мийэн в последний раз примерял одеяние служителя Тибора. Он считал, что, облачившись в него сейчас, ничего не почувствует. Но серая сутана по-прежнему казалась родной, словно Мийэн не расставался с ней ни на секунду. Его захлестнул водоворот воспоминаний о тех годах, что последовали за неудачным посвящением в н'шасты. Он словно увидел перед собой внутренние залы грелимарайского Храма, где оттачивалось мастерство владения энергетическими потоками. Мийэн не забыл, как смотрели на него другие служители Порядка: одновременно с восхищением, ибо его сила была очень велика, и с жалостью. Каждый храмовник от юных послушников до членов Совета Тибора, понимал, как тяжело ему справляться с тем, что его предназначение было напрочь сметено коварством прислужников Великого Саусесана. Но Мийэн переборол себя, отринул свои сомнения, и достиг впечатляющих высот. Сутана храмовника будто говорила ему — чем бы он не занимался, где бы он не находился, он навсегда останется на защите добра и света.

Плохая погода, несмотря на испорченное настроение, пришлась кстати — появился повод не снимать капюшон на улице, а значит, у Жгералиха и его подчиненных не возникнет лишних подозрений, когда их с Эвтеем встретят у входа в Темницу. Накладная борода дарила неприятные ощущения, будто Мийэн нацепил на себя жесткое мочало для чистки винных бочек. К тому же он понимал, что через какой-то промежуток времени его лицу станет чересчур жарко. Допрос займет всего-то пару часов, но актеры, использующие этот атрибут своей профессии, носили бороду гораздо меньше. Спектакли в Грелимарае по обыкновению продолжались не дольше часа. Мийэну оставалось только терпеть, потому что конфликтов с начальником Темницы и Наместником было необходимо избегать.

Вместительная тюрьма Грелимарая, официально называемая Темницей, была почти ровесником города. Некоторые считали ее такой же достопримечательностью, как Чиризанский маяк или площадь Гласа. В ней содержались не только те, кто предал Порядок и поддался соблазну темной стороны Великого Саусесана, но и обычные преступники: воры, убийцы и насильники. Часть из них была обречена на долгое заточение до их смерти от болезней или несчастных случаев; другие же дожидались казни, которая последнее тысячелетие проводилась неподалеку от Темницы на прилегающей к ней площади. Там возводились деревянные виселицы, и палач из числа добровольцев приводил в нужный час механизм в действие. Убийц после казни хоронили на специальном кладбище в общих могилах. Хаоситов же сжигали с помощью энергетических потоков, чтобы избавить Энхор даже от пепла, остававшегося после них.

Мийэн и Эвтей как раз уже шагали по мощеной булыжником площади, на которой отправлялось правосудие. Черное невысокое здание мрачно и безмолвно ожидало одетых в серое мужчин. Горожане старались обходить это место стороной — многие боялись, что Хаос найдет способ отомстить за своих казненных последователей. Рассказывали байки, что по ночам тут бродили призраки мертвых преступников, которые затягивали случайных путников в пустоту Хаоса. Разумеется, правды в этом не было, но Храм Тибора все равно выставлял здесь после заката пару служителей для городского спокойствия. Кто-то в шутку называл их охотниками за привидениями. Один грелимарайский стихоплет даже посвятил им длинную поэму, которую Мийэн находил безвкусной. Бороться же с суевериями было бессмысленно — хаоситы сами постоянно разносили эти слухи, чтобы лишний раз потревожить храмовников.

Приезжие часто удивлялись скромным размерам легендарной Темницы, пока им не объясняли: то, что они видят здесь — лишь служебное помещение. Его и построили-то всего пять веков назад. Сама сеть камер скрывалась под землей, занимая огромную площадь лабиринта катакомб. Это затрудняло побег тем, кто был осужден на заточение. Случалось, конечно, что кому-то удавалось вырваться на поверхность, но единственный выход все равно был через черное здание, а стражники бдительно несли пост. Беглецы либо возвращались назад, либо получали новое пристанище на городском кладбище.

Жгералих служил главой грелимарайской тюрьмы уже длительное время. До этого Темницей заведовал его отец, который натаскивал сына на должность с малых лет. Сын прилежно впитывал заветы родителя, и предыдущий Наместник без раздумий назначил подросшего Жгералиха начальником. Жгералих полностью соответствовал своей должности. Он был строг с подчиненными, не допускал дисциплинарных нарушений, а провинившихся солдат без лишних раздумий выгонял, лишая их жалованья за последний месяц. Никаких послаблений заключенным он не позволял, и самое главное — не разворовывал выделенные на содержание Темницы деньги. За это Мийэн уважал обладателя крупного, словно раздувшегося от морской воды, носа. Но терпеть его не мог за все остальное. Жгералих чрезвычайно любил себя, чрезмерно гордился должностью и признавал только два авторитета — действующего Наместника и покойного отца. Конечно же, он свято чтил Порядок, иначе бы правитель Грелимарая не позволил ему управлять местом, где в заточении часто находились хаоситы. Жгералих всего лишь смотрел свысока на тех, кто владел способностью манипулировать энергией, даже на Хранителя Порядка, что забавляло Аархина всякий раз, когда они пересекались с главным тюремщиком. Н'шаст же считал, что честный, хоть и самовлюбленный, человек на таком месте куда лучше, чем кланяющийся даже рядовому тилбэчину, но при этом наносящий ущерб городу и благополучию его добрых жителей. Не ворует, с хаоситами не якшается, значит, достойный.

— Я молчу, ты говоришь,— тихо повторил их план Мийэн, когда разглядел, что у ворот в Темницу их ждал сам Жгералих и двое его помощников, вооруженных короткими клинками и круглыми щитами с гербом города — мечом с широким лезвием, украшенным красной восьмиконечной звездой.

— Да, привлекать лишнего внимания не стоит,— согласился Эвтей.— Жгералих как всегда поворчит, но задерживать не станет, поручит кому-то из тех двоих провести нас вниз.

Начальник Темницы стоял, скрестив руки на груди. Его голова почти полностью поседела, нос покраснел от утренней прохлады.

— Снова ты, Эвтей,— недовольно сказал он вместо приветствия. На Мийэна Жгералих даже не посмотрел.

— А ты как обычно мил, Жгералих,— усмехнулся Песочная голова.— Нам нужно увидеть предателей Грелимарая.

— Ну раз нужно, значит, увидите. Я-то сам не пойму, сколько вы собираетесь их еще допрашивать. Будь моя воля, вздернул бы их всех прямо сегодня вечером, без суда. Но Наместник, к сожалению, не хочет слышать очевидного. Семьи этих пособников Хаоса я бы тоже бросил в камеры, а не верил им на слово, что они, дескать, ничего не знали об извращенных похождениях собственных детишек. Вы, храмовники, немного размякли. А раньше били хаоситов наверняка!

— Не сомневайся, суровая кара настигнет тех, кто отступился от света,— сказал Эвтей. Жгералих лишь что-то буркнул себе под нос и приказал одному из солдат проводить служителей Порядка к заключенным.

Внутри верхней части Темницы они очутились в коридоре, где на колоннах горели факелы. Окна здесь совершенно отсутствовали, поэтому казалось, что странные тени неотступно следовали за всеми, кто входил сюда. Подчиненный Жгералиха провел их мимо служебных комнат в центральный зал. Это было помещение прямоугольной формы с широким колодцем по центру. Каменная винтовая лестница спускалась в недра подземелий. Мийэн шагал вниз по ступеням, ощущая, что с каждой пройденной минутой повышается температура. Все жители Грелимарая были наслышаны, какая жара царила на нижних уровнях Темницы. Это служило дополнительным наказанием для особо опасных преступников и, естественно, хаоситов.

Они достигли первого уровня камер, где держались воры, мошенники и другие люди, чьи злодеяния не наказывались пожизненным заключением или казнью. Прижавшись к решеткам, эти мужчины и женщины провожали Мийэна и Эвтея потерянными взглядами. Кто-то просил помолиться за них, кто-то требовал немедленного отпущения грехов. Мийэн не отвечал на их просьбы. Только после их смерти Тибор сам оценит, заслужили ли запятнанные души этих преступников прощения.

Вскоре показался следующий зал с новым колодцем. Помощник Жгералиха насвистывал легкую мелодию, как будто прогуливался по прекрасному вечернему саду, утопающему в цветах. Но удивляться было глупо, он видел все это тысячу раз, и пейзажи подземной тюрьмы, которые бы ужаснули простого гражданина Грелимарая, для него стал невидимыми.

Пока они двигались по второму ярусу, Мийэн коснулся энергии. Он направил поток вперед, чтобы разглядеть то, что творилось за шершавыми стенами, которые, казалось, сжимали туннель. Темницы для убийц и насильников были обращены решетками к другой стороне, где в коридорах главенствовала тьма, в отличие от главного, по которому шли храмовники и стражник. Эти преступники довольствовались небольшими свечками, которые сами и изготавливали. Так они отрабатывали те деньги, которые тратились на них из городской казны. Мийэн увидел сквозь стену мужчину, сидевшего на жесткой койке. Он, не двигаясь, уставился на свои руки. Сколько лет он занимался этим? Не сошел ли еще с ума?

Наконец, третий колодец привел их туда, где в ожидании неотвратимой судьбы, считали дни прислужники Хаоса. Духота обволакивала тут все, словно туман. Здесь на камерах были решетки, как и на первом ярусе. Но не из-за того, что к противникам Порядка относились лучше, чем к убийцам или насильникам.

Напротив каждого узилища на неровной стене подземелья сияли восьмиконечные звезды, служившие напоминанием о неизбежности правосудия. Хаоситы вынуждено наблюдали долгие часы за тем символом, от которого когда-то отвернулись, посвятив жизнь чудовищным поступкам. Мийэн видел угрюмые лица людей, принявших в себя абсолютное зло. Он благодаря энергии ощущал, что некоторые из хаоситов были тилбэчинами. Но их каналы, из которых они черпали светлую силу, затем извращая ее назначение, храмовники заглушили специальными потоками. Эти рабы Великого Саусесана смотрели на Мийэна и Эвтея не только с яростью. В их глаза читалась неприкрытая зависть. Они жаждали дотронуться до энергии хоть самую малость.

На этом уровне казематов дежурило много стражников; Жгералих сам понимал, что хаоситы представляют большую угрозу, чем те, кто просто отнимает человеческую жизнь. Даже связанные по рукам и ногам. Хотя в последние годы обходились без таких мер. Толстые стены и пропитанные энергией металлические прутья надежно охраняли отступившихся от света людей. Помощник начальника Темницы подозвал их к одной из камер. В ней на полу на прелой соломе лежал мужчина средних лет. Эвтей незаметно покачал головой, дав знак, что это не тот хаосит. Стражник не должен был заподозрить, что они пришли к конкретному пленнику, поэтому они делали вид, будто интересуются всеми сразу.

— Я уже соскучился, думаю, что-то давно меня не допрашивают,— произнес мужчина-хаосит грубым низким голосом.

— Не желаешь раскаяться, Мурддинх?— спросил Эвтей, поглаживая жезл Вопрошающего.— Твой брат надеется убедить Наместника, что на тебя воздействовали энергией, но мне кажется, что он напрасно старается. Наместник не глуп.

— Это вы одурманили моего брата, проклятые псы Тибора и его папаши! И продолжаете дурить весь Энхор, не позволяя людям узнать истину, которую несет Хаос. А мой разум чист и ясен как никогда, я буду верен Великому Саусесану до конца.

— Для тебя он скоро наступит,— сказал Мийэн, чувствуя, как в нем закипает гнев. Насколько глубоко укоренился Хаос в этом несчастном человеке? Мурддинх плюнул в их сторону, но не достал. Стражник пообещал ему всыпать за это плетей и поманил к следующей камере. Там на полу сидела на коленях обнаженная девушка, свою одежду она сложила рядом с топчаном. Глаза хаоситка держала закрытыми, ее маленькие грудки поднимались в такт дыханию, черная поросль внизу живота обращала на себя взгляд. Возбуждающее зрелище, но женщины, продавшие душу Хаосу, никогда больше не вызовут интереса у мужчин, верных Порядку. Эти женщины прокляты в глазах добрых людей. Эвтей взирал на эту картину бесстрастным взглядом. Даже помощник Жгералиха безразлично стоял рядом, уделяя девушке внимания не более чем пыли под его сапогами.

— Если ты ждешь контакта с Хозяином, вынужден тебя разочаровать,— произнес Песочная Голова.— Он не общается с теми, кто не владеет умением пользоваться энергией.

— Истинную последовательницу он одарит независимо от ее способностей.— Девушка открыла глаза и улыбнулась.— А вас, тех, кто продолжает слепо верить в силу Порядка, порадует неизбежной смертью. Может не сейчас, но скоро. Поверьте. Я вижу это во снах с тех пор, как приняла Великого Саусесана.

— Не волнуйся, Порядок подарит всем вам вечное забвение, а ваши имена сотрут из фамильных древ, Сиглиена.

Девушка пожала плечами и вернулась к медитации. Мийэн никогда не понимал, почему красивые и неглупые женщины выбирают Хаос. Среди н'уданов слабый пол тоже был представлен, некоторые из них в жестокости часто не уступали мужчинам. Да простит их Порядок, а очистительное пламя да освободит их испорченные злом души.

В следующей камере содержался нужный хаосит. Молодой дворянин по имени Ульфиязак Парагоенш тоже упирался коленями в пол, но в отличие от Сиглиены просто тихо молился. Кому, интересно, Порядку или Хаосу? Отсюда не было слышно. На самом ли деле он готов уйти от тьмы и знает информацию о местонахождении ставки своих подельников. Эвтей ничего не стал спрашивать у него, а сразу обратился к помощнику Жгералиха. Он договорился, чтобы пленного доставили наверх в одну из допросных комнат. Мийэн был несказанно рад, что они уже покидали эту жаркую пыточную. Жаль, что нельзя еще прямо сейчас снять бороду, а с ней и сутану, чтобы потом принять освежающую ванну.

В кабинете, Мийэн успел напиться прохладной воды и слегка омыть лицо, прежде чем стражники привели Ульфиязака. Молодой хаосит сел на стул, испуганно таращась на людей в серых сутанах. Когда подчиненные Жгералиха вышли, юноша облизал губы и спросил:

— Вы вытащите меня отсюда? Я больше не могу выносить этой страшной жары. Пожалуйста, я прошу вас, месэры!

— Зачем нам освобождать того, кто продал душу Хаосу?— Мийэн внимательно следил за всеми словами грелимарайского отступника.