Сухая возня

На этой `оптимистической' ноте разговор закончен, и только на утро, на мой голосовой почтовой ящик сваливается короткий речевой пакет.

— Солодов на своей квартире. Они скоро будут выходить. Их прикрывают, поэтому двигайтесь быстрее — мы не сможем их долго отслеживать. — Я узнаю голос Палыча и, выкинув из головы неприятную мысль о том, почему мне не позвонила сама В.И. бужу Алёну.

До знакомой мне улицы мы добираемся буквально за двадцать минут — экстренный режим монора всего то за пятикратное превышение стандартного тарифа распихивает все прочие кабинки по боковым гайдвеям. Наша же разгоняется так, что мне страшно — не вылетим ли на повороте за ограждение. Впрочем, о таких случаях только сплетни ходят — ничего достоверного.

Подбегаем к подъезду и, пока я тянусь через жезл, пытаясь понять, есть ли у этого домофона кодовая комбинация или придётся звонить Солодову и врать ему что-то — Самая Прекрасная хлопком ладони вымораживает замок и дёргает дверь. Рассыпавшаяся в прах электроника не держит питание и магнитный засов бессильно отщёлкивается в глубину косяка.

Поднявшись на шестой, двигаемся в сторону квартиры Солодова... и я каким-то внутренним чутьём осознаю, что его там уже нет.

45 Александр Солодов, утро 28 июня 2024 года, Москва

Чёрная туча, как будто бы несшая с собою грозу, накатывалась по небу с юга.

Птицы.

Их были десятки тысяч — куда там вчерашней стае, которая на фоне этой громады смотрелась бы просто убого.

До ворон оставалось ещё несколько сотен метров — и, вглядевшись, я заметил яркие металлические проблески на фоне пернатой черноты. Несколько десятков лёгких беспилотников тщетно пытались атаковать крылатую массу. Треск выстрелов доносился даже на таком расстоянии, но эффект был не больше, чем если бы тыкать булавкой в тесто — тёмная волна поглотила казавшиеся с такого расстояния детскими игрушками самолётики и через несколько секунд они перестали быть видны. Задавили толпой, подумал я и двинулся им навстречу.

— Александр, стойте!

Знакомый голос сбил меня с разгона.

Из той же двери, откуда только что выскочили мы с Белкой, показался фон Шталь. В руке его, серебристо-матовым пятном, словно отражение облака в болотной луже, поблёскивал пистолет.

Дальнейшее происходило медленно, как в замедленном покадровом эпизоде видеофильма.

Вот Белка, развернувшись на месте в совершенно немыслимом, каком-то балетном фуэте прыгнула в сторону фон Шталя... Вот огонь, вырвавшийся из дула пистолета один... второй раз...

Белка упала вперёд, успев ударить Шталя рукою в солнечное сплетение. Аристократ согнулся пополам и отлетел, ударившись спиной о стену подъезда. Я повернулся. И швырнул пачку отпечатанной бумаги воронам, закрывшим от меня Солнце и небо. Белые рассыпавшиеся листы. Чёрные перья.

Мгновения — и ко мне пришло чёткое, недвусмысленное знание — каждый из разлетевшихся веером листков аккуратно отделён от других, изучен и воспринят. — Благодарность.

Взвешено, сочтено и измерено — кажется так это принято говорить у людей — удивительно чёткая чужая мысль прозвучала в моей голове.

Я бросился к Белке, но она уже поднималась с асфальта.

— Ерунда. Промазал. Вскользь прошло, сказала она, зачем-то плюнула на ладонь и прижала её к рёбрам.

А вот фон Шталю явно было плохо — я не мог поверить, что для этого оказалось достаточно одного Белкиного удара, но выходило именно так....

Сонным майским жуком он шевелился, лёжа на спине, вывернув голову набок. И не мог подняться. Пистолет неизвестной марки выпал из разжавшейся ладони и отлетел в сторону. Слегка обвисшая, обращенная ко мне щека была покрыта крупными каплями пота — неестественной чёткости мелкие детали — эти капли, буквы Herz, видневшиеся на фирменном клейме, украшавшим рукоятку пистолета... Я чувствовал, будто моё восприятие обострилось и расширилось на порядок, не рассеивая при этом внимания.

Медленно, со спокойствием, поразившим меня самого, я шагнул в его сторону и остановился рядом, примериваясь, как бы ударить, чтобы покончить сразу. Чёрт, проклятая рука не поднимается на лежачего..

Фон Шталь приоткрыл глаза и сипло произнес: — Dummkopf, rotznase...

— Сам такой. — Немецкого я не знал, но то, что в мой адрес ругаются, понял прекрасно. — Сейчас у**у с ноги, ещё постреляешь мне тут — с этими словами я поднял оружие и попытался засунуть его в карман джинсов. Впрочем, почти сразу я отказался от этой идеи, да так и остался стоять с пистолетом в руках. Синяя пластиковая дверь подъезда распахнулась и оттуда, с топотом и сиплым дыханием выскочила всё та же неразлучная, похоже, пара — Кирилл и Алёна.

Не особо рассуждая, я повёл дулом куда-то в их сторону — но белая морозная полоса прочертила воздух перед моим лицом и упёрлась в пистолет. Неожиданная тяжесть повела его вниз. Скосив глаза, я с удивлением обнаружил, что держу в руке здоровенный кусок льда, в который вморожена пистолетная рукоятка.

Я мысленно потянулся к жезлу, — хоть он и оставался на квартире, был шанс, что я сумею его зацепить...

Неожиданно, картина мира, удерживаемая в моём сознании, раздвоилась.

Я продолжал видеть то, что видел перед этим, но, одновременно, перед глазами возникло иное — Кирилл, тянущийся, как и я, каким-то фиолетовым в сторону кармана своей ветровки, Белка, двинувшаяся в сторону Алёны, холодные инеистые полосы, летящие от Алёны к Белке и отклоняемые чем-то из-за моей спины... Мгновение и `вторая картинка' пропала. Я разжал пальцы и ледяная глыба с пистолетом упала мне под ноги.

Алёна успокаивающе протянула вперёд раскрытую ладонь — Подожди, давай поговорим.

— Да бога ради.

— У тебя материалы?...

— Не на руках. Копию могу распечатать, на определённых условиях...

— А толку с той копии. Как я понимаю, её уже можно считать протухшей. Инструкцию прочли?

— А ты не видешь, будто... — Ворон во дворе стало значительно меньше, чем было минуту назад, но всё равно — их скопище больше напоминало пчелиный рой, чем нормальную птичью стаю.

— Облом. — Алёна вздохнула и посмотрела на своего друга. — Что делать то будем?

И в этот момент я подумал, что если бы мы отдали то, что отдали воронам сразу, ещё вчера, то, возможно и не было бы этого бессмысленного риска за чужие интересы здесь и сейчас.

Но я сам расставил свои приоритеты.

И я не жалел о том, что и как сделал.

46 Кирилл Костин утро 28 июня 2024 года, Москва

— Наверх — Алёна машет рукой в сторону лестницы и я подчиняюсь, не думая о том, как она догадалась. Впрочем, пробежав через два этажа Самая Прекрасная упирается взглядом в дверь лифта — чувствуется, что она и сама не может сообразить, куда дальше. И тут уже мне приходится напрягаться, извлекая информацию о только что произошедших событиях через жезл — это очень тяжело, сопряжение отсутствует, но я справляюсь. Снова вверх — одновременно с моими словами раскрываются дверь, мы вскакиваем внутрь и Алёна жмёт на кнопку последнего этажа.

Там у моей любимой проблем уже не возникает — высадив уже привычным мне способом очередной замок, она уверенно бежит по техническому этажу и я вслед за ней — дальше, в другой подъезд и вниз по лестнице.

Выскакиваем из подъезда и не пройдя и метра, тормозим.

Прямо перед нами, на фоне громадной стаи воронья стоит Солодов с пистолетом в руке.

Справа, у стены — ворочается, пытаясь подняться какой-то мужик, с кровавым пятном на груди, чуть дальше — Белка. Александр начинает поворачивать в нашу сторону пистолет, но я не успеваю толком среагировать.— Алёна превращает опасную железку в груду бесполезного льда.

Секунда и Солодов начинает покрываться лиловым пламенем — таким мощным, какое мне ни за что не удалось бы вызвать. Но я всё же тянусь, пытаясь вызывать из своего жезла какую-то защиту.

Картина ближайшего будущего уже мелькает у меня перед глазами — Белка, прыгающая в сторону Алёны и получающая в грудь низкотемпературный удар , чёрное, как перья ворон пятно, о которое в последний момент разбивается морозный заряд...

Алёна протягивает руку ладонью вперёд и я чувствую, что с её пальцев готов сорваться Холод.

Холод с большой буквы, способный превратить в ледяные статуи и Солодова и всех ворон, носящихся по каким-то своим загадочным траекториям у него за спиной.

— Подожди, давай поговорим. — Алёнин голос рушит картинку.

Вероятное будущее уходит от моего внутреннего взора, рассыпаясь в несбывшуюся возможность.

С первых же фраз Солодова я понимаю, что мы опоздали.

Попытка спасти моих друзей и коллег провалилась, не начав осуществляться. Если бы, если бы...

Если бы Палыч или В.И. сумели бы засечь Солодова раньше. Если бы я попытался достатать его через жезл сам — впрочем, последнее, скорее всего, не вышло бы. Теперь то я понимал, каким образом он ухитрялся отбрасывать мои попытки пошпионить... С тех пор, как я получил свой собственный жезл, мне, конечно, приходило в голову, что могут существовать и более сильные артефакты сходной природы, но я не думал, что столкнусь с владельцем такого предмета нос к носу.

— Облом — Алёна посмотрела мне в глаза — Что делать то будем?

Человек, все эти секунды мутно шевелившийся на крыльце сбоку от меня, наконец, сипло выдохнув, поднялся, и я узнал в нём фон Шталя.

— Идиоты! Сопляки! Пустышки! Вы хоть понимаете, что наделали? Чечевичной похлёбки захотелось? Кккретины... — высокий аристократический лоб покрыт крупными каплями пота, на груди Шталя сочится кровавое пятно, но он не обращает внимание на эти "мелкие проблемы" и продолжает дурацкий разнос. Дурацкий — потому что ни мы, ни, насколько я понимаю, Солодов с Белкой у него не работаем и ничего ему не должны.

— Что делать будем, что делать — передразнивает он Алёну — эвакуироваться будете, если хоть капля мозгов в голове есть. Из страны.

— Очень интересно. И с чего бы? — Алёна поворачивается к фон Шталю и, пока я думаю о том, сразу ли она его заморозит или чуть позже — а ведь причина и моральное право есть, если я правильно понял ситуацию, — Самая Прекрасная всего лишь мило улыбается, имитируя светскую беседу.

— Сем

* * *

кий усилитель... был... для... кого? — Отвечает Шталь отделяя паузами каждое слово, как будто учитель в школе объясняет в пятнадцатый раз тупым ученикам очередной материал.

Но первое из слов он произносит настолько сипло и невнятно, что я его не понимаю... — для... Инстанций.

— И?

— А слили...— он машет рукой в сторону птиц — этим.

— И что из этого?

— Послушай, девочка, ты образование где получала? В академии Гидромелиорации для нефигурантов? Ты в состоянии просчитать, что будет с обществом, если в нём болтается несколько коллективных акторов такой силы? Никто не в состоянии... но может тебя научили?

— А что поменялось то? — я вижу, что Алёна лихорадочно пытается въехать в новую информацию, в то время как Солодов и Белка слушают этот диалог с откровенно непонимающими лицами.

— Да так, ерунда. Все ваши разработки идут коту под хвост, между прочим. И наши. Потому что заказывались они ещё тогда, когда никаких таких Инстанций, и тем более — Сил — тут и не было. Ладно, хватило ума уродам опять наложить партийный аппарат на государственный — как будто предыдущий опыт.... прошлого века... их ничему не научил. Ну так мы же -Шталь усмехается и начинает отряхивать свой костюм, — мы же пришли как добрые скауты на помощь. Декаду потратили на разработку противоядия — если б программа попала по назначению, то никаких бы Инстанций тут уже бы и в помине не было бы. Усилился интеллект — и уходит повышаясь, аккурат в Нирвану. И никакой привязки с физическим носителем бы не осталось... всё по честному — каждый получает что хотел. Хотели думать лучше — ну будут думать где-то там... и он неопределённым жестом показывает, вверх...— если найдут о чём.

— И всё ведь шло как по маслу...Шталь поворачивается и смотрит на Солодова. — Какого чёрта? Нафига ты это сделал?

Я отвлекаюсь от "импровизированной лекции" и с удивлением отмечаю изменившуюся обстановку — ворон как будто громадным веником вымело с неба до самого горизонта, последние мелькают перед глазами, скрываясь где-то за выступом соседнего дома. И Солодов стоит уже один.

"Голопузая подпольщица" Белка словно растворилась в воздухе совершенно непонятным образом. Только что бьла. И нет её....

47 Александр Солодов, утро 28 июня 2024 года, Москва

Фон Шталь, кряхтя и сипя, поднимается, наконец вертикально и немедленно, не обращая ни малейшего внимания на нас, начинает ругаться с Алёной.

Белка, пользуясь тем, что на неё никто не смотрит, кивнула мне и, тихо улыбаясь, стало тихо-тихо, шажок за шажком отходить в сторону. Каким-то шестым чувством, проснувшимся во мне ещё когда я только начал понимать Разметку, но уже знакомым и привычным — к хорошему быстро привыкают — я понял, что вороны скрыли её от взглядов присутствующих. Ещё минута — и я перестал ощущать её присутствие.

Ушла. Ладно, хоть номер коммуникатора оставила вчера вечером, так что не безнадёжно.

Но выпутываться из ситуации и объяснять своё поведение мне предстояло самостоятельно.

Что от меня хотят именно объяснений, я понял в тот момент, когда Шталь перешёл от перебранки с Алёной к попрёкам мой адрес.

— Я что, Вам чем-нибудь обязан? Может я у Вас работаю? Куда зайти за зарплатой, не напомните? — я решил, что лучшая защита — это нападение и немедленно начал претворять сию достойную стратегию в жизнь. — Расскажите-раскажите, по какому такому маслу оно там шло и причём тут я? Мне это, в свете последних событий, чрезвычайно интересно. Только вчера Вы делали вид, что не имеете к моим делам никого отношения. И?

— Да пошёл ты — и только тут я обратил внимание на то, что и демонстративный аристократизм Шталя и его лёгкий, но всё же отчётливый иностранный акцент куда-то исчезли. Передо мной стоял, поглаживая левой рукой кровавое пятно на своей груди, худой, седеющий, невероятно усталый мужик. Тени под глазами собирались в синяки, левое веко дёргалось... Было видно, что на нём — давний груз тяжёлого напряжения. И выражение лица — как будто за семь вёрст тащил, не дыша от осторожности, груду хрустальной посуды и уронил, разбив её вдребезги, за вершок до цели. И теперь уже всё равно — можно не напрягаться, расслабиться, а тело ещё помнит, как только что шло по струнке, по ниточке...

Ещё немного — и заплачу от сочувствия, — подумал я, — если только не вспоминать, что этот борец за судьбы России явно сделал в мой адрес какую-то масштабную подляну, втянув меня в какие-то свои махинации.

И сейчас мне стоило бы подумать не о его проблемах, а о своих собственных.