Осколок империи

Возвращаюсь туда. Откуда только что пришел. Видел я там, на столе, нож для разрезания бумаги. Ага, вот и он! Бронза, с рукоятью в виде головы орла. Эх, ностальгия. Помню, у деда был почти такой же. только сделанный из серебра. Мне он очень нравился. Порой любил...

Хватит, Алекс! В сторону все те немногие светлые воспоминания, которые у тебя есть. Сейчас для них не время, очень уж они расслабляют, бьют по чувствам. Тем самым, которые могут привести тебя к краю пропасти. Все потом, после того, как удастся осуществить возмездие. Успокоиться, главное успокоиться. Дышать глубже. Ровнее. Еще ровнее.

Отпустило. Вновь пришло ощущение спокойного холода и легкой отстраненности. Самое то для жизни, которую я должен буду вести еще весьма длительное время. А чтобы не увеличивать этот период, лучше пошевеливаться. Так что, взяв нож, возвращаюсь в спальню хозяина дома. К обнаруженному тайнику. Что ж, посмотрим, какие тут 'закрома родины'. Опускаюсь на одно колено и кончиком ножа поддеваю крышку тайника. Легкий щелчок и та поддается, давая возможность приподнять ее и отложить в сторону.

Хм... Неплохо живут работники наркомата внешней торговли! Уж товарищ Устинов точно. Хотя по отношению к нему это может быть уже и в прошлом. Теперь жизнь однозначно резко поменялась. Ну да не о том речь.

В тайнике были пачки банкнот в банковской упаковке, немного валюты, а именно британские фунту и французские франки. Немного золотых 'николаевских' десяток. Не чрезмерно, но внушительно. Если же мое предположение верно и это лишь часть, а остальное лежит на счетах за границей. Гм, да. Точно, ведь там еще должны быть и гонорары за шпионскую деятельность!

В любом случае, это все надо отсюда вынимать и... перемешать на 'новое место жительства'. А будет оно в той сумке, где гражданин Сомченко хранит допросные листы и прочие элементы бюрократическо-чекистского бытия. Только перед этим на всем на этом должны появиться его отпечатки.

Как сказано, так и сделано. Стоило мне снова объявиться в кухне, как двое находящихся там совсем загрустили. А уж когда поняли, что именно я собираюсь сделать... Точнее понял Сомченко, отчего задергался, словно в эпилептическом припадке. Только вот ни черта это ему не помогло, оставил пальчики как на ноже, так и на пачках, да и упаковки золотых десяток тоже не пропустил. Что до Халилова, так его пальчики должны будут остаться лишь на паре пачек советских денег. Соответствующая положению доля из тайника, плюс золотые украшения с тела покойной Устиновой.

Вот теперь все обставлено так, как и планировалось. Отпечатки Сомченко на деньгах и на ноже, которым открывали тайник. Ага, частицы восковой мастики на лезвии тому подтверждение. Пальцы Халилова на паре денежных пачек, а особенно на ювелирке покойной женщины, с которой эту самую ювелирку насильно срывали, следы имеются. Сами деньги и прочие ценности в сумке Сомченко и в карманах Халилова. Идеальная картина!

Хотя нет, нужен последний штрих. Стоит, пожалуй, перетащить эту парочку в спальню хозяина дома. Мало ли, вдруг там отпечатков их обуви не хватает? Лучше избежать пусть ма-аленьких, но огрехов в общей картине. Ну, Алекс, успеха тебе в таскании тяжестей!

* * *

К моменту прибытия криминалиста, врача и прочих я успел многое. И в понятие многое входило отнюдь не только перетаскивание двух подранков в спальню. Не-ет, я еще ухитрился вполне продуктивно побеседовать с Устиновым, причем в присутствии его дочери и в отсутствии кого-либо еще. Ну да. Федора пришлось услать прочь, сторожить Халилова с Сомченко. Как ни крути, а разговор с хозяином дома постороннего присутствия не предполагал.

Сам Виталий Арсеньевич Устинов представлял собой не самое приятное зрелище: избитый физически, раздавленный морально, да еще и приготовившийся к тому, что вся его жизнь окончательно рухнула. Для обычного чекиста вроде Сомченко это был бы идеальный вариант, слишком уж 'товарищи' из ВЧК-ОГПУ привыкли идти по самому примитивному пути. Хорошо, не все, но большинство. Но мне нужно было не столь любимое ими признание со всех смертных грехах, реальных и мнимых, а осознанное сотрудничество. А вот оно бы им точно не светило. Ну нет мотивации у человека, которому открыто заявили, что уничтожат все, что ему дорого, сотрудничать с системой. Поэтому...

— Виталий Арсеньевич, Елена Витальевна, приношу соболезнования по поводу смерти соответственно жены и матери, — начал я с неожиданной для обоих ноты, стоя у двери и отслеживая возможные реакции. — Ну а что до дальнейшей судьбы их убийц, то она будет зависеть от того, к какому результату мы придем во время нашего разговора.

Та-ак... Сам Устинов в состоянии эмоционального отупения. В сознание то пришел, но на происходящее реагирует с трудом. Уверен, что тут и сотрясение мозга и просто нежелание разума возвращаться в столь недружественную реальность. А вот дочь его, та слушает внимательно. Более того, при словах о дальнейшей судьбе убийц ее матери... Ярость в глазах, желание разорвать кого угодно на части, сжатые кулаки... Да, такая могла наброситься даже на такую гору мяса как Халилов. Без особых надежд, но лишь бы не сидеть покорно в уголке. Неведомо чего ожидая.

И это хорошо. Нет, не так. Это ОЧЕНЬ хорошо. В случае чего сия юная, но решительная девица будет сама давить на папашу, вынуждая того принять устраивающее ее решение. Так что продолжаю разговор, осознавая, что один из двух слушателей внимает сказанному всерьез и с полным осознанием.

— Ваша связь с французской разведкой очевидна и доказана, гражданин Устинов. Подписанное признание по большому счету ничего не значит, в отличие от нужных имен, адресов, схем связи и прочих важных для ОГПУ деталей. Вы уже заработали себе очень большой срок заодно с конфискацией имущества. Но! Вас интересует это самое 'но'?

— Моего отца прежде всего интересуют убийцы моей матери, — тихо, но с переполняющими голос эмоциями произнесла Елена. — Если есть хоть малая возможность их наказать, он сделает все. Я клянусь!

— Это возможно... при полной его готовности сотрудничать. Не просто так, а от всей души, с полной отдачей. Тогда если мои представления о его полезности окажутся верны, убийцы вашей матери умрут.

— Как умрут?

Кажется, такого девушка не ожидала. Но довольна, спасу нет. Думается, если я скажу. что буду из сжигать на медленном огне, она расплачется... от счастья. И я ее понимаю.

— Просто умрут, конкретный способ их умерщвления назвать не могу. Дело в том, что не будет никакого суда. Они просто погибнут в результате несчастного случая. Потом будут торжественные похороны, оружейный салют и все такое прочее. Вас это интересует?

— Да!

— Взамен ваш отец, да и вы сами, если вдруг потребуется, живете, говорите, дышите лишь так, как вам будет приказано. Мною приказано. Понятно?

Слов в ответ не последовало, но зато были кивок и непреклонная решимость в глазах. Не простая, а перемешанная с ненавистью и презрением. Да, девочка, вот так и происходит крушение мира. Ведь ненависть с презрением направлены не на меня как на человека, а на всю систему, на весь мир вокруг, доселе явно казавшийся нормальным. Ничего не скажешь, ненависть — мощнейший стимул к переосмыслению мира и себя в нем.

И мне это нравится. Ведь ненавидит она не меня, Александра фон Хемлока, а всего лишь маску, которую я сам на дух не переношу. Забавно. Действительно забавно.

Ну а дальше пошел более предметный разговор. Точнее сказать, пошло лишь самое его начало. Пока я говорил по большей части с дочерью, давая ее отцу время прийти в себя. Покамест он лишь слышал, но полноценно участвовать в разговоре не мог. Но ничего, все еще впереди. У нас будут до-олгие беседы, из которых удастся выжать много полезного для обоих.

А потом пришли они, мною заказанные специалисты с сопровождающими. Как и договаривались, то есть по возможности незаметно, с черного хода. И понеслось. Криминалист исследовал место событий, а его выводы, после моих намеков на то, что и где стоит искать, были просто замечательными. Врач, как и положено, занимался своими прямыми обязанностями, благо пациентов у него было много, причем с самыми разными диагнозами — от огнестрельных ран до психологического шока.

Что же до меня, то хлопоты и не думали заканчиваться. Более того, они выходили на новый уровень. Иными словами, мне предстоял обстоятельный разговор с Аркадием Яновичем Руцисом, и он обещал быть утомительным. В самом успехе этого самого разговора я практически не сомневался, но успех бывает разным. Хотелось получить максимум возможного, поэтому...

В общем, в кабинет Руциса я прибыл довольно скоро. С той скоростью, которую мог развить мотор автомобиля. Что же до всех остальных участников событий, то они пока, скованные приказами, обязательствами, ордером на арест или связанные полотенцами, как некоторые, оставались в той самой квартире, где и заварилась вся эта каша.

Начальство встретило меня.... Не могу сказать, что ласково — на то, чтобы держать маску, у Руциса не было ни сил, ни желания — зато заинтересованность из него просто фонтанировала. Оно понятно, ведь сам говорил, что уже сподобился обнадежить вышестоящих людей насчет успешности запланированной операции.

— Дверь закрой, — и сразу же, как только я это сделал, прозвучало. — Ну что, удалось?

— Да, Аркадий Янович, Устинов согласен делать все то, что от него потребуется. Но за это придется кое-чем расплатиться. Точнее кое-кем, я об этом уже говорил.

— Мне их не жалко, сами до такого довели... Но там, наверху, могут не согласиться. Если только... Ты садись, Леша, в ногах правды нет.

А что, я присяду. Набегался сегодня, устал до одури, сидя же всяко легче, чем с ноги на ногу переминаться. К тому же хозяин кабинета не стоит, никакого неуважения не усмотрит. Еще бы закурить, но тут увы никак. Руцис хоть и курящий, но другим, кто из числа подчиненных, позволяется курить лишь одновременно с ним. А он пока такого желания не испытывает. Пустое, перетерплю.

— Устинов очень ценен для французской разведки. Значимый работник наркомата внешней торговли. Имеющий свободный выезд из страны, заключающий важные договора по купле-продаже разных товаров. У него в руках рычаги влияния на многих торговых агентов в Европе, это многое значит. Информация, получаемая от него разведкой Франции, позволяет им держать руку на пульсе экономического состояния СССР.

— Я это знаю.

— Не сомневаюсь ни на секунду, Аркадий Янович. А теперь представим себе, что будет, если полезная информация, которую он передавал французам, сменится столь же вредной дезинформацией. Разумеется, разрабатывать ее буду знающие специфику люди, но перспективы заставляют серьезно призадуматься. И на другой чаше весов жизни двух людей, которые, зная о важности им порученного, увлеклись обычной экспроприацией ценностей и смазливой девчонкой.

Руцис аж закашлялся... Видимо представил себе эти самые чаши весов, да и контраст сравнения тоже мог сыграть свою роль. И вместе с тем мои слова ему понравились. Иначе не достал бы из пачки папиросу и взглядом не предложил бы мне сделать то же самое.

Спустя минуту-полторы, когда струйки ароматного дыма лениво поплыли по кабинету, чекист заговорил:

— Такой подход к проблеме убедит моих доверителей. Но остаются другие проблемы. Главные из них две. Во-первых, нужно будет убедительно обосновать сегодняшний переполох в квартире Устиновых. Шум, выстрелы, это просто не может пройти незамеченным. Да и смерть жены Устинова... Есть и во-вторых. Устинов по своей должности постоянно в заграничных командировках. Сбежит!

— Разрешите по порядку?

— Да хоть с одного конца берись, хоть с другого, — невесело махнул рукой Руцис. — Я сегодня уже заработался, в голову ни единой умной мысли не приходит. Вот тебя, Леша, и хочу послушать. В некотором роде ты мой ученик... начинающий.

Лесть — это хорошо. Не в том смысле, что мне есть до нее хоть какое-то дело. Просто сам ее факт говорит о том, что матерый чекист начинает видеть отдачу от своего протеже. Значит и дальше будет способствовать, конечно, себя не забывая. В общем делаем умильную рожу. Ну как же, сам высокий покровитель похвалить изволил! Вот только одновременно продолжаем раскручивать проработанный в голове план использования Устинова.

— С первым все просто. У нас, несмотря на все усилия доблестной милиции, бандиты пошаливают, даже в столице. Вот и сегодня какие-то особенно обнаглевшие решили ограбить квартиру видного сотрудника одного из наркоматов. Взломали дверь, связали хозяина с семьей и принялись пытать с целью вызнать местонахождение тайников. Тайник в доме был, сам видел, так что... Вот и объяснение, сюда же и смерть жены Устинова отлично вписывается.

— А сами грабители?

— Да возьмите любую шайку, их в архивах сыскарей полно. Пару тел потом представим как убитых на квартире самим хозяином, чудом сумевшим освободиться и добраться до пистолета, — позволил я себе легкую улыбку. — А заодно и с вывозом Сомченко и Халилова вопрос решится.

— Под видом тел?

— Можно и прямо телами, чтобы наверняка.

— Рационально мыслишь, Лешенька. Верь дядюшке Аркадию, можешь далеко пойти, если по правильной дороге станешь шагать.

— Так у вас же дорогу спрашивать буду, — поддержал я легкое отступление от основной темы разговора. — Вы плохого не посоветуете.

Доволен. И насчет идеи 'выноса тел' именно как тел призадумался серьезно. А что? Проблем никаких, а польза присутствует. Да и идея списать все на налетчиков чекисту явно пришлась по душе. Но что-то его беспокоило. Ах да. точно, второй нюанс. Понимаю, но ведь и это решаемо! И пожалуй, стоит продолжить. Вот только папиросу догоревшую затушу в пепельнице.

— Остаются заграничные поездки Устинова. Лишить его их — сразу же насторожим его куратора. Не выход. Но зачем нам его их лишать, какая опасность в том, что он будет часть времени проводить за границей, как это делал уже много раз?

— А побег опасностью не считаешь, Леша?

— Бегут тогда, когда видят в этом смысл, а еще, когда не остается другого выхода. У Устинова же есть дочь, единственный родной человек в настоящее время. Она здесь, он там...

— Использование заложника? Хороший способ, — чекист аж зажмурился от удовольствия. Видимо, вспомнил что-то. Ага. Так и есть. — Вот помню как в гражданскую семьи царского офицерья в заложники брали. Их, значит, в заложники, а их мужчины военспецами трудились. Хорошо было! Враги, нас ненавидящие, вынуждены были за нас сражаться, боясь за жизни своих сучек и щенков. А потом, когда надобность отпадала, тех, кто мог быть опасен, списывали в расход. Часть же до сих пор служит. Для своих они предатели, кровью повязаны!

Улыбаемся и выражаем восхищение мудростью 'дорогого наставника'. А для себя делаем еще одну зарубку в памяти. 'Товарищу' Руцису все равно через какое-то время предстоит сдохнуть, но... Подыхать можно разным манером. Сейчас же он добавил себе еще добрую толику мучений.

Знаю я про затею 'краснюков' с заложниками, о ней отец много чего высказывал. Гениальная в своей простоте и звериной жестокости находка, вот только не их, совсем не их. Эту пакость еще их идеологические предшественники во Франции использовали, во время той, первой 'великой' революции. Правда не столь массово, признаю. Зато 'верные ленинцы' развернулись от души. И именно этот запредельно мерзкий ход сыграл весомую роль. Скованные страхом за свои семьи, немало офицеров империи вынужденно склонились перед краснопузой сволочью. И принесли много горя своим собратьям. Ведь без их участия некому было бы руководить плохо обученными и мало что из себя представляющими красными ордами. Пусть сейчас мнимые 'герои гражданской' топорщат усы и надувают щеки — знающим людям известно, кто именно стоял за их победами.