Только холод.
Пять
Безмятежно растянувшись в саду на траве, Тайлендел читал книжку. Ваниель, укрывшись за занавесками, наблюдал за ним из своего окна. Его раздирали противоречивые чувства. Ветерок играл растрепанными волосами Тайлендела. Почти так же, как в том его сне. Ваниель задрожал и закрыл глаза.Боги. О боги мои, почему именно я? Почему именно сейчас? И почему, почему он? Любимчик Сейвиль...
Он вцепился в край занавески, как в спасательный круг. И снова открыл глаза.
Тайлендел немного сменил позу, подперев голову рукой и сосредоточенно сдвинув брови. Ваниель поёжился и закусил губу, чувствуя, как сердце вдруг понеслось вскачь, словно он только что пробежал дистанцию. Ни одной девчонке прежде не удавалось заставить так колотиться его сердце....
От этой мысли кровь бросилась ему в лицо, а живот подвело.Боги, да что же это я? Неужели я такой же, как он? Должно быть, да. Отец ведь... о, боже. Батюшка же меня убьёт. Посадит под замок и объявит всем, что я спятил. А быть может, я и правда схожу с ума?
Тайлендел вдруг улыбнулся чему-то в книге. Сердце Ваниеля едва не остановилось совсем, жутко захотелось разреветься.
Если бы он так улыбнулся мне.... О, боги, но я же не могу, не могу... я не смею даже поверить ему. Он же просто-напросто вскружит мне голову, как всем остальным.
Как ивсемостальным.
Он отвернулся от окна, с саднящим и тяжким сердцем замыкаясь опять в свои створки безразличия.
Если бы я только осмелился. Если бы посмел...
* * *
Слегка трясущимися руками Сейвиль заперла окованную медью дверь в Мастерскую собственного изобретения и с немалым волнением повернулась лицом к своему самому любимому из учеников — Тайленделу.
Боги. Это будет непросто.Она собралась с духом, приготовившись к неминуемой стычке, предстоявшей обоим — и ей, и Тайленделу. Конечно, она вовсене полагала, что он сейчас вцепится ей в глотку... однако... ладно, сегодня им всё же придётся зайти чуть дальше, чем она отваживалась до сих пор. И всегда был риск, что на сей раз всё окажется слишком серьёзно...
Он стоял примерно посередине комнаты, руки сложил на груди, поверх своей простенькой коричневой мантии, на лице — выражение необычайной сосредоточенности. Было совершенно ясно, что он успел понять, что на сей раз его ждёт не просто урок или дискуссия. Больше в комнате не было ничего. То есть совсем ничего. В отличие от Общей Мастерской, эта была квадратной, а не круглой. Но здешние стены так же были из камня, и примерно по тем же самым причинам. Вдобавок, тут имелся узор из инкрустированного светлого дерева, очерчивающий безупречный круг на полу из прочной древесины. И в этих стенах была своя особенность: словно бы ощущение чьего-то незримого присутствия, словно они были, чуть ли, не живые. В каком-то смысле, так оно и было: Сейвиль вложила немало своей личной энергетики в защиту этого помещения. Так что в отчасти они и были частью её самой. И как раз поэтому она и была тут в наибольшей безопасности, чем где-либо, если вдруг что-то пойдёт не так.
— Вы же позвали меня сюда не для тренировки, верно? — спокойно констатировал Тайлендел
Сейвиль сглотнула и кивнула:
— Верно. Ты прав. Я хотела поговорить с тобой. На самом деле, у меня к тебе целых два вопроса, и я не хочу, чтобы кто-нибудь нас подслушал.
— И каков же первый? — поинтересовался Тайлендел. — Хотя... думаю, я и так знаю. Это снова моя семья?
Его выражение практически не изменилось, но в упрямо вскинутом подбородке Сейвиль вмиг угадала вспыхнувшую в нём злость.
— Да, снова твоя семья, — подтвердила онаь. — Тайлендел, ты же Герольд. Ну, почти Герольд. А Герольдыне могутпринимать чью-то сторону в какой бы то ни было драке, даже если речь идёт о кровном деле. Ваши люди оказывали на тебя давление, заставляя кое-что сделать. Сейчас,и мне это известно,ты в этом уже не участвуешь..., но мне также известно, что ты хотел бы. И я опасаюсь, как бы ты не поддался этому искушению.
Он сжал губы и отвёл взгляд.
— Получается, Эван Лешара может продолжать источать свой яд в уши всякого при Дворе, кто согласен его послушать.... А я должен сидеть, сложа руки, и не вякать? Так, по-вашему? И мне не дозволено даже назвать ублюдка лжецом после всего того, что он наговорил про Стейвена? — он снова воззрился на Сейвиль, гневно сверкая глазами, так, словно она была в ответе за поведение его врагов. — Стейвен мне не просто родная кровь, Сейвиль, мыблизнецы. Во имя всего, что для него свято, во имя той правды, какой он видит её, мы обязаны отплатить свой долг крови...Стейвенже, несмотря на то, что так молод, ныне является Лорд-Гольдером нашего поместья. И это его решение: мы, все остальные Фреленнеи, обязаны — и мыбудем-оказывать ему поддержку. К тому же, помимо всего прочего, он прав, чёрт подери!
— Лорд-Гольдер он там или нет,молодли, нет ли,правли или нет, провались оно всё! он просто заносчивый дурак, — взорвалась Сейвиль, в полном расстройстве всплеснув руками.— К чёрту долг крови, эта дурацкая идея ни вам, ни Лешара не дают думать ни о чём другом, кроме проклятой междоусобной бойни!Вы не вернете ваших мертвых, пролив новую кровь!
— Да это же дело чести, чёрт возьми! — Тайлендел стиснул кулаки. — Можете Вы хотя бы попытаться это понять?
— Это не имеет ничего общего систиннойчестью, — усмехнулась она. — Всего лишь обычная тупая гордыня. Ленди, тыне можешьв этом участвовать дальше.
Она испуганно замерла на полуслове с открытым ртом, потому что он порывисто шагнул к ней.
Но заметив её испуг, он остановился.
Она продолжила, преодолевая себя, и полагаясь на данный ей совет.Джейсон, только не ошибись, прошу, и на этот раз тоже.
— Вся эта ваша междоусобица — есть безумие чистой воды! Ленди, послушай меня! Она должна прекратиться немедленно. Если же всё это станет продолжаться и дальше, будут вынуждены вмешаться Герольды, чтобы положить этому конец. И тыне сможешьпри этом занять ничью сторону!
Ну ладно, в конце концов, ничего нового она ему не сказала. Теперь нечто свеженькое. И она надеялась, что это не слишком заденет его, не окажется слишком поспешным.
— Ленди, я знаю, что ты так и не сумел понять, почему Компаньоны не избрали вас обоих — и тебя,иСтейвена.... В общем, чёрт, именно из-за этого безрассудства твой возлюбленный братец-близнец ине былИзбран.Ты же — был.Ты, если только не кипятишься, защищая своего братца, хотя бы способенпониматьвсю тщету этого. Он же слишком ослеплен своими гордыней и ослиным упорством, чтобы видетьхоть какой-тоиной выход, помимо поголовного истребления Лешара до седьмого колена! Твой братецглупец, Ленди! Да, Вестер Лешара тоже глупец, но это не отменяет того факта, что Стейвен собирается заставить людей умирать чисто из своей упёртости! И я не позволю этому дальше так продолжаться. Если мне потребуется низложить Стейвена ради того, чтобы вытащить тебя из всего этого, я пойду на это.Дажене сомневайся. У тебя достаточно более важных дел в жизни, чем тратить её на защиту глупца.
Кулаки Тайлендела снова сжались. Он был вне себя от ярости, глаза его потемнели и стали почти чёрными, а лицо побелело от едва сдерживаемых эмоций.... На какой-то момент Сейвиль подумалось: а ну, как он ударит её на сей раз? Или, скорее,вдарит по ней. И если он всё же накинется на неё, ей не хотелось бы оказаться там, куда опустится его кулак. Или заряд молнии, если дойдёт и до такого.
О боже, Вседержитель и Вседержительница, молю, пусть он не утратит контроль над собой в этот раз, пускай только удержит себя в руках.... Я никогда прежде так не давила на него. Да не прибегнет он к магии! В противном случае я буду не в силах уберечь его от моих защитных чар, что я на него наложила.
Так молилась она, пристально (и с состраданием — так она, по крайней мере, хотела бы) глядела в эти яростные глаза.
Она Чувствовала, как он весь дрожит изнутри, раздираемый между желанием обрушиться на того, кто осмелился выступить против его горячо любимого брата и рассудком вкупе с добрым нравом.
Сейвиль продолжала стоять на своём, не желая отступиться. Напряжение, повисшее в комнате, накалилось настолько, что заряженные энергией стены, вбирающие её в себя, стали тихо гудеть, вибрируя отголосками его гнева. И потихоньку возвращали её Сейвиль: вот так — забрать... и погасить. И это было всё, чтоонабыла в силах сейчас сделать, чтобы держаться самой, сохраняя хотя бы видимость спокойствия.
Потом он резко развернулся и, ничего не видя перед собой от гнева, кинулся в угол. Прижался к лбом к холодному камню стены, обхватив голову одной рукой, а кулаком второй двинул по серому камню и негромко выругался.
Теперь Сейвиль не трогала его более и не говорила ему ничего.
Как только доведешь его до белого каления, оставь его, пусть сам, как сумеет, справляется со своей яростью и с внутренним смятеньем,— таков был совет Джейсена.Оставь, покуда сам не остынет.
Наконец, он повернулся лицом к комнате...к ней лицом... лопатками он вжавлся в угол. Глаза его были полуприкрыты, дыхание тяжёлое, как будто он пробежал целую милю.
— Вы никогда не заставите меня согласиться на то, чтобы я бросил поддерживать Стейвена, Вы же знаете, — произнёс он довольно ровным голосом. — Ладно, только ради Вас я не стану мешать Герольдам, не стану вмешиваться ни во что, обзывать Эвана Лешару проклятым лжецом.... Но Стейвена и его правду защищать ябудувсегда. Я люблю его, и этого уже ничто не изменит.
Ни следа от той ярости, в которой он пребывал вот только что... просто таки — убийственной ярости.
— Знаю, — отвечала Сейвиль.
Спокойно, как могла, и не подавая виду, что еёдо сих порещё всю трясет изнутри.
— Я и не прошу тебя перестать любить Стейвена. Всё, чего мне хочется, это чтобы ты хорошенько всё обдумал, а не просто пылил в ответ. Если бы дело касалось лишь только двух ваших семейств, что само по себе уже очень плохо, так нет же, вы вовлекаете в вашу междоусобицу все окрестные земли. Нам отлично известно, что и вы, и Лешара рассчитывали на то, что вам помогут маги, как только дойдёт до края....Нет, Ленди, я и слышать ничего не хочу о том, ктопервый всё это начал. Главное тут, что сделалименно ты.Главное, что если кому-то из вас придёт в голову задействовать магию, Герольды будут вынуждены вмешаться инепременносделают это, ведь мы не можем себе позволить, чтобы бесконтрольная магия вырвалась на свободу и причиняла вред невинным людям. А ты — Герольд, или без пяти минут Герольд. И тебе следует помнить, что тебене позволенобудет занять чью-то сторону. Тыобязанбудешь оставаться беспристрастным. И без разницы, что там сделал или сказал Эван Лешара!
Тайлендел пожал плечами, однако этот его жест был далёк от равнодушия. Его боль была такой реальной, такой очевидной для его наставницы.... И ей было ужасно больноза него. Но это был один из важнейших уроков, который обязан усвоить любой Герольд: его долг — оставаться объективным, и не важно, какою ценой. Не важно, чего это будет стоить и ему самому, и тому,ради когоон это делает.
— Ладно, — произнёс он бесцветным голосом. — Я буду держаться от всего этого в стороне. Итак. Теперь, когда Вы вывернули мне всё нутро, что там ещё, о чём Вы хотели со мною поговорить?
— Ваниель, — сказала Сейвиль, слегка расслабившись, так что в голос её проникли усталые нотки. — Он здесь уже больше месяца. Хочу, чтоб ты рассказал мне, что ты думаешь о нём.
— Боги, — Тайлендел прислонился спиной к стене и, наконец-то, совсем открыл глаза. Они приобрели свой обычный бархатисто-карий цвет. — От Его Сиятельства стошнит кого угодно.
— Что такое? — вскинулась Сейвиль и пригляделась к нему повнимательнее: он снова натянул на себя эту свою извечную полуулыбочку, но она-то чуяла недоброе, как минимум, тут был какой-то подвох. — Ленди, только не говори мне, что ты всё же взял и влюбился!
Он фыркнул.
— Нет, однако, этот приятель здорово испытывает моё терпение, доложу я вам! И мне то ужасно хочется стереть эту ухмылку превосходства с его личика, то стиснуть его в объятьях, как-то утешить.... Даже не знаю, чего больше.
— Не сомневаюсь, — сухо отвечала Сейвиль, подходя к нему и прислоняясь к стенке с ним рядом. — Ну ладно, ты же, очевидно, присматривался к нему всё это время? Расскажи-ка, что ты узнал о нём. Всё, даже свои догадки.
— Порой мне кажется, что его лучше было бы в детстве утопить, — отвечал ей ученик, с досадой тряхнув своей золотой головой. — Этот маленький Двор, что он сколотил вокруг себя, это же просто мерзость. Отрава, лизоблюдство какое-то...
Сейвиль неприязненно поморщилась:
— Ужмне-тоты этого можешь не рассказывать. Ну, а другой порой — что?
— В моменты большего сострадания, я почти уверен, что он мучается. И всё это его позёрство лишь... рисовка, этакая защитная реакция. Всё, что ему на самом деле нужно от этих его приближённых -это утвердитьсяв том, что он чего-то да стоит. Однако на все мои попытки к нему подступиться он отвечает холодностью. Нет, он не нападает на меня, он просто ... становится неприступным.
— Ясно..., — Сейвиль задумчиво глянула на своего воспитанника. — Как раз этот сценарий мне в голову и не приходил. Я-то полагала, что сейчас, когда ему предоставлена полная свобода, он проявит своё истинное лицо. Я уже была готова умыть руки. Предоставить его заботам... ой, да хоть бы Одена, или кого угодно... у кого побольше терпения, свободного времени и связей при Дворе.
— Не надо, — коротко бросил Тайлендел, что-то прикинув в уме. — Я тут придумал кое-что. Вы, кажется, говорили мне, что его отец буквально выходил из себя из-за его увлечения музыкой?
— Да, — сказала она, притворившись, что с величайшим интересом разглядывает костяшки своих пальцев на правой руке, хотя сама ловила каждое слово Тайлендела.
Мальчик был исключительно Эмпатичен, когда не слишком задумывался об этом. И ей не хотелось сейчас напоминать ему об этом его Даре. Не теперь, когда ей была нужна любая информация, что она могла почерпнуть от него.
— Да, — повторила она. — Кстати, он, ведь, велел мне держать его подальше от Бардов.
— Вы, помнится, также рассказывали мне, как Бреда аккуратно спустила его с небес на землю со всеми его амбициями. Ну, настолько аккуратно, насколько смогла. Так как часто он играл с тех пор?
Теперь уже Сейвиль сама с интересом глянула на него.
— Ни разу, — задумчиво произнесла она. — С тех пор ни единой ноты. Маргрет говорит, его лютня уже заросла пылью.
