Возвращение

— Узнал? Молодец.

— Кормилец-то мой сберегли? — поинтересовался Георгий у застывшего на пассажирском сиденье Михаила.

Тот недоуменно помотал головой, но сориентировался и выдавил: — В сумке все...

— Вот и славно, — голос Георгия приобрел непередаваемую интонацию блатного отморозка. — Мелкий. В три пакета аккурат уместится, — деловито оценил он комплекцию Семена.

Видя, что клиент дозрел, ослабил натяжение. Скинул петлю и протянул ремень Михаилу: — Пристегни паренька — Правила нарушать негоже.

— Ты, Сема, не мечтай, далеко убежать не сумеешь, — на всякий случай предупредил он. — Пуля догонит.

— Я... я, — округлившиеся глаза водителя говорили о его состоянии куда лучше слов.

— Итак. Кто тебя нанял? — перешел к допросу Георгий. — Кто стрелок?..

— Н-не знаю... — пролепетал деморализованный Семен. — Мне позвонили, денег в конверте в ящик положили... аванс. Пейджер сообщили...

— Так, — Георгий, в принципе, и не ожидал ничего другого. — Значит, пользы от тебя, стукачок, вовсе никакой... Что ж, прощевай тогда. Он потянулся к лежащей на сиденье сумке.

— Ай! — визгнул смертельно перепуганный информатор. — Баба стрелок. Я знаю, баба... Он, когда первый раз сорвалось, пошутил, я запомнил... Отморозит, говорит, ну, эту... — он захлебнулся слюной. — Я, правда...

— Ладно. Живи пока, — смилостивился дознаватель. — Чего после было? Почему она ствол на месте скинула?

— К-какой ствол? — Сеня, явно, не понимал, о чем речь. — Мне никто больше не звонил. И денег не дали... Вот... А она нашего охранника уделала. Он ее почти врасплох застал. Их лес осматривать послали... еще до стрельбы. Он и увидел. Там следы были, типа рукопашной. Я не знаю... Мне не сказали...

— Погоди... — от удивления Георгий даже растерялся. — Женщина? Раненая?.. — показалось, что отгадка где-то совсем рядом.

И тут Семен решил воспользоваться возможностью. Щелкнул замком и рванулся в дверь. Михаил успел только царапнуть кончиками пальцев по скользкому рукаву куртки беглеца. Рванулся, собираясь броситься вдогон.

— Эй, стой, — Георгий удержал приятеля. — Он уже все сказал. А что с ним было делать? Пусть бежит. Думаю, в милицию он пока не рванет. Побоится. Пока сообразит, далеко уйти успеем...

Разобраться с коробкой брошенного хозяином на произвол судьбы авто Георгий сумел довольно быстро. Смутила только непонятная кнопка на коротком рычаге. Однако, поняв, лишь подивился хитрости буржуйских изобретателей.

— Поехали, Георгий, — опасливо вглядываясь в темноту, поторопил водителя Михаил. — До Москвы еще пилить да пилить.

Георгий, занятый своими мыслями согласно кивнул: — Это да... долго... Только, я тут подумал... Сделаем мы иначе, — он вынырнул из раздумий и подвел итог рассуждениям: — Ехать нужно. Все верно, только не в столицу, а обратно.

-Как это? — Михаил хлопнул глазами, стараясь постичь изгиб чужой логики.

— Погоди... сейчас объясню, — Георгий крутанул руль и чуть прижал педаль газа. Ловко развернул авто, направив его в обратную сторону.

Глянул в зеркало заднего вида: — Ты понимаешь, я здесь, так уж вышло, себя словно в перевернутом мире чувствую. Все изменилось. Что конкретно, даже говорить не хочу, и так понятно, только, прости, не верю я, что столичные милиционеры нас от местных бандитов и прочей сволочи денежной спасут. Разве что дороже им обойдется. И все. Не скажу, что в мое время люди лучше были, всяких хватало. Только слова совесть и порядочность смысл имели, а не цену. Короче. Сдадут нас... Никому я здесь верить не могу. Себе, ну и тебе, пока не обманул... — он на секунду оторвал ладони от руля, разведя в стороны. — Уж извини, без обид.

— Да? — Миша уставился в стекло. — Мы, значит, шкуры, на деньгах повернутые, а ты весь в белом? Потому как просидел все это время, пока из народа совесть и остальное, о чем так красиво сказал, выбивали. А без денег полгода прожить попробуй, без работы, когда все вокруг, кто половчее, да поухватистей, эти деньги с пола поднимают. Все валялось. Только бери. Да, не спорю, чужое, но кто сумел, тот теперь и в шоколаде. Только не мы это все придумали. А кто, скажи, вам мешал? — тут спорщик махнул рукой, словно отметая возможные контрдоводы. — Не про тебя даже речь, а про тех... которые сейчас ноют, мол, все продажные стали.... Кто им не дал в девяносто первом эту сволочь демократическую, в свитерах драных, да с бородами козлиными, когда они без мозгов на площадях алкашу беспалому слава орали?

— Хрен с ним, тысячу их на фонари возле Лубянки развесить, когда они Феликса скидывать собрались. Ничего, пережила б страна потерю... Зато все, что не ими создано было, не растащили бы.

— Китайцы, вон, на площадь танки ввели. Как же, сатрапы... Студентов передавили ... А теперь мы у них с ладони едим, и в рот заглядываем.

— Стоп, — досадливо поморщился Георгий. — Не про то речь. И ты прав, наверное. Но я тут читал... За эти годы, что перестройка шла, минимум десять миллионов поумирало. Из тех, кто не должен был. В разборках бандитских, от болезней, от того, что без жилья остались, разорились и в петлю полезли... Всего. И что? Это и есть то светлое будущее, ради которого страну разодрали? Говорят, застой был. Нефтедоллары проедали, колбасы не было. Свободы... Ага, значит это и есть свобода? Когда в подъездах наркоманы валяются, а вдоль дорог на тротуаре девчонки малолетние стоят... Та самая демократия? И когда те, кто не украл, наворовавшим завидуют. Это все десяти миллионов человеческих жизней стоит? Или, может, сейчас бюджет за счет производства компьютеров растет? Как же. Если раньше хоть как-то стереглись, о будущем думали, теперь все, что можно, за бугор составами, пароходами тащат...

Георгий взял себя в руки: — Да чего я, прямо, разорался. Это все, как говорят, в пользу бедных. Базар и демагогия. Сотрясание воздуха, одним словом. И нам эти вопли никак не помогут. Самим нужно выкручиваться.

— А как? — чуть сбавил тон Михаил. — Подскажи, если знаешь.

— Знаю не знаю, но кое-какие мысли имеются. Нам это, может, не в пользу, только иначе не могу. Потому, едем мы сейчас в ту самую больничку, где меня кроили-штопали. Есть у меня там пара слов к одному человечку... — он не закончил, всмотрелся в лобовое стекло и коротко бросил: — Пригнись пока.

Михаил послушно нырнул под сидение.

— Все, выбирайся, проскочили, — уведомил водитель, прибавив скорость. — Пост был. Милицейские, верное дело, про угон знают. И на выезде уазик, что с иллюминацией шел, приметили, — он оборвал себя и всмотрелся в скупо освещенные улицы. — Подсказывай, как нам к больнице добраться.

Не прошло и пяти минут, как их автомобиль тихонько вполз на территорию городской "травмы".

Тишина и покой ночного парка сбивала рабочий настрой. Георгий собрался, встряхнул головой, отгоняя сонную одурь, и решительно выбрался из-за руля.

— Придется обождать, — уведомил он пассажира. — Как на крыльцо выйду, поближе машину подгони... Мало как там может обернуться.

— Значит, не хочешь рассказать, чего задумал? — поинтересовался Михаил, переползая на водительское кресло.— Ну и зря... Мы, вроде, в одной лодке.

— Не грузись ты, — досадливо скривился Георгий. — Сам еще в потемках. Все вилами на воде написано. Погоди, если все так, ты первый узнаешь.

Он осторожно прикрыл дверцу и двинулся по скрипящему от мороза, серебристому снегу.

Уже собрался двинуться к неприметной двери в хозяйственный блок, однако передумал и вернулся к машине. Михаил вскинулся и дернул ладонь с зажатой в кулаке блестящей коробкой. — А я тут... — он чуть смутился... в бардачке нашел...

— Посмотри там, в сумке, вещи мои. Куртку, — не стал отвлекаться на мелочи Георгий.

С удовлетворением стянул кургузый плащ и натянул теплый кожан. Проверка карманов оставила двойственное впечатление. С одной стороны, ожидаемо испарились выданные ему вдовой рубли, но, в то же время, за подкладкой хрустнули предусмотрительно упрятанные туда доллары, которые дал ему в качестве аванса сибирский браток. А главное, отыскался заветный, серпасто-молоткастый, паспорт.

— Жди, — уведомил Георгий и двинулся к серому зданию.

Миновав кухню, где возле большого котла одиноко хлопотала дежурная повариха, выглянул в полутемный коридор. Прогулка по сонному зданию никаких сюрпризов не принесла. Георгий вышел на грязную лестницу и поднялся на второй этаж. Дверь в хирургическое отделение оказалась открыта. В мертвенно-бледном свете ночника тихо дремала ночная сестра.

— Эй, хозяйка, — негромко позвал Георгий, приблизившись к стойке, за которой сидела дебелая, с жиденьким перманентом обесцвеченных перекисью водорода волос, женщина.

— А? — вскинулась сиделка и уставилась на ночного гостя мутным от сна взглядом. — Чего тебе?

— Веру позови. Лицо у нее побитое, — взял быка за рога Георгий, вытягивая из кармана предусмотрительно заготовленную купюру. Сотни было жаль, однако меньшего номинала не отыскалось.

К чести медицинского персонала, сестра с ходу опознала вожделенную физиономию мордатого президента.

— Да как я тебе ее разбужу ... Три часа время-то? — тем не менее засомневалась она в реальности нечаянного заработка. — Или сговорено? — хитро глянула на Гошу и скривилась. — А чего страшную такую? Ежели приспичило, мог бы и получше найти и сговорчивее, — баба поправила жиденькую прядь волос.

— Ты Веру позови, — не среагировал на сальный намек Георгий. — Скажи ей, что по важному делу... с поселком связанному. Она поймет.

— Ну, по делу так по делу, — согласно кивнула тетка. Купюра растворилась в глубине кармана мятого халата. — Сейчас...

Ждать пришлось минуты три. Наконец, дверь в палату приоткрылась, и в темном проеме появилась его случайная знакомая. Сейчас, в свете моргающих ламп, ее заживающие травмы выглядели страшновато. Сиреневые круги под глазами, бесформенный нос, нашлепка измазанной зеленкой повязки на скуле. И все-таки, даже в таком, неприглядном, виде она выглядела куда предпочтительнее потасканной медички.

— Что за?.. — Вера попыталась разглядеть его лицо... — Вы? — она оглянулась на безучастно сидящую в своей клетке сестру. — Не поняла.

— Пойдем, Вера, перекурим, — спокойно ответил гость и шагнул к выходу.

Методике ведения установочных бесед Георгия никто не учил. Скорее всего, сработал фактор убежденности и внезапности.

— Плохо учили, — выдержав недолгую паузу, произнес он, глядя в темное окно. — И дело не сделала, и уйти по уму не смогла, да еще в придачу ствол... в лесочке, и пейджер. А на них, верное дело, пальчики... остались, и кровь. Улик, как говорится, воз и маленькая тележка.

— Че-его? — она изумленно обернулась к нему. — Какой ствол?

— Не верю... — Георгий вздохнул и перевел взгляд на ее лицо. — Станиславский сказал... А я только цитирую. Ну как можно? Хорошо хоть отбилась. Хотя, такой, наверное, противник попался...

— Вы, простите, меня ни с кем не спутали? — видимо что-то решив для себя, она зыркнула в сторону. — И вообще, я такие разговоры, с намеками и угрозами, среди ночи неизвестно с кем, не намерена. Если вы, гражданин, из органов — документик покажите.

— Вера, не глупи. Какие органы. Будь за мной государство, ты уже давным-давно в браслетах на нарах отдыхала. Нет, подруга, я лицо частное, но в то же время заинтересованное.

— Короче, — Георгию надоела игра. — Твоя пулька мне дыру в боку проделала, потому, извини, я с тебя имею. Но мне, в принципе, ни признания твоего, ни доказательств не нужно. Дело тут в другом.

— В чем? — попыталась перехватить инициативу собеседница. — Вы среди ночи мне голову какой-то ерундой пудрите, спать не даете, может, вы маньяк?

— Ага, извращенец, — он сдержал невольную улыбку. — Да не ерепенься ты. Повторю, хотел бы сдать — ментам или вдовушке — давно бы сдал. А я сам пришел, и без оружия.

— И не боишься? — Вера глянула на него уже с некоторым интересом. — Если я, как ты говоришь, кого-то там побила... Так и тебе не грех поостеречься.

— Не побила, а отбилась. Две большие р. — На себя глянь. Побила. Свезло, не принял всерьез тебя охранник. Да и сам, наверняка, лапоть. Вот и сумела подловить. Но я-то знаю, с кем имею дело, и, поверь, в своих силах тоже уверен. Так что... Вот.

— Ну и чего ж ты хочешь? Павел Анатольевич, — выказав отменную эрудицию, произнесла Вера. — То вы инвалид, то телохранитель чей-то, а теперь вот следствие какое-то ведете. Может, вы еще и шпион?

— Ладно, понимаю. Признаться трудно. Давай я сам скажу, а ты поправишь, если в чем ошибусь.

— А попробуйте, — она вытянула из кармана халата новую сигарету. — Интересно послушать.

Георгий поморщился, осторожно разогнал столб дыма и, стараясь не закашляться, втянул глоток воздуха: — По твоей милости, кстати, могла бы и потерпеть чуть-чуть.

Вера ткнула сигарету в стоящую на подоконнике банку с окурками: — Да ради бога.

— Деталей я, конечно, не знаю, потому говорить буду не про тебя, а про абстрактную девчонку.

Жила, значит, в маленьком городке девчонка. Семья небогатая, скорее всего, вовсе без отца росла. Как все. Классики, через резинку прыгала. И все такое. Но классе, думаю, в шестом, может, в седьмом пришел в школу человек. Тренер, отобрал несколько человек... В секцию. Или в плавание, или в гимнастику. Предложил и ей. Девчонка согласилась. Потом втянулась, а после разочаровалась, через год, может, или через полтора... И занялась уже другим спортом. Стрельбой. Стендовой или как там сейчас называется. Но не биатлоном. Поначалу нравилось, но результатов особых, наверняка, не было. Надоело... А после одно, другое, женихи... В общем, не до того. Что причиной стало тому решению, тоже не знаю. Может, чувства, может, в доме нелады... Только бросила все в один час девушка наша и подалась на поиски лучшей доли. Всяко пришлось. Мыслю, и с оружием в тех мытарствах познакомилась. Вспомнила навыки. Ну, а что по людям, так они там где-то, далеко. Их и не видно без оптики. Только денег больших не принесло ремесло это. Война она только некоторым мать родная, а остальным тетка. А вот как ее, девчушку нашу, на заказное дело занесло, то мне неведомо...

— Ладно, не буду больше. Вижу, утомил, — остановил рассказ Георгий. — Ну как, похожая история?

— Ничуть, — Вера глянула в сторону. — Никакого плавания, и гимнастики тоже. Там только стрелковый тир и был-то...

— Может, и так... Значит, наследственность хорошая. Да это не суть. А суть в том, что сейчас девушке этой, которая не своим делом занялась и на профессионала наткнулась, туго придется, — вновь заговорил спокойным, уверенным тоном рассказчик. — Оттого, что заказчик скоро начнет хвосты чистить. Каюсь, моя вина в том есть. И дело сломал, и улей осиный разбередил.

— Связной твой, ну, который в поместье был, тебя вычислил. Случайно, нет, но озвучил. И главное, сдается мне, что именно сейчас, он именно в этом кается своим покровителям. Паренек простоват. Он, дурашка, и не сообразил, что жить ему осталось край до утра.

Георгий перевел дыхание и покачал головой: — Ну вот чтоб тебе чуть дернуть спуск-то? Глядишь, может, и промазала?